Иона

Опустело вагонное чрево.
Я один. Никого больше нет.
Волны плещутся справа и слева,
И закрыт на замок туалет.
Как улитки свернулись матрасы,
Облепили кораллы окно.
Вес удельной моей биомассы
Тянет душу на самое дно.

Жребий брошен и рыжей телицы
Теплый пепел не выест глаза.
Над цветком Ассирийской столицы
Собирается в небе гроза.
Ниневия сильна и богата,
И поэту в уме не сложить
Тот прожиточный минимум злата,
Чтоб достойно сатрапам блажить.

Этот город стоит на шарнирах
И качается как акробат.
На словах ему служит полмира,
А на деле он лыс и горбат!
Он готов ежегодно седмицу
Свои перстни в шкатулке хранить,
И в шелковых хитонах молиться
Жемчуга собирая на нить.

А в моей незабвенной Отчизне
Дети сладкий жуют поролон,
И железная проволка жизни
На граненый накручена лом.
Вся на скрутках преданий и веры,
В золотой изоленте чудес -
Держат лом на плечах пионеры,
Салютуя знаменам небес.

...Сквозь потухшую линзу природы
Замаячил порядок иной.
Расступились летейские воды,
Это видно послали за мной.

Проводница зевнула открыто,
Положила на столик билет.
«До свиданья пустое корыто,
Где три дня полоскался поэт!»
Солнце било в глаза с непривычки
На платформе снежок подмерзал,
И ныряя под мост электрички
Теребили гудками вокзал.