Хэй, Быко!

Как странно, я вижу тебя в этом мерзком пейзаже.
Хэй, Быко!
По мрачной и чахлой пустыне куда ты бредёшь, горемыко?
Ты ездил по Минску, я помню прекрасно, в своём экипаже,
И даже
Менял иногда за неделю двенадцать голландских рубашек,
И пил шоколад из фарфоровых маленьких чашек.
Теперь ты стремишься дойти, добрести до арыка.
Хэй, Быко!
И шепчешь: «За что наказал ты меня, Всемогущий Владыко?»

Ты, будучи в Мюнхене, даже общался с Кандинским,
Твой дом был, наверное, самым изысканным в Минске,
И дома
Любил собирать ты друзей и хороших знакомых,
Весь Минск обсуждал временами твои вечеринки.
Теперь ты бредёшь, отгоняя хвостом насекомых
И в почве иссушенной жалкие ищешь травинки.

Растаяла в прошлом прозрачная речка Немига,
Закончилась прежняя жизнь твоя, будто захлопнулась книга.
На клумбе петуньи,  на грядке в саду земляника.
Хэй, Быко!
Исчезла в тумане супруга твоя Вероника…

Закончилась жизнь твоя прежняя, да, но она, всё равно, не забыта,
Ты еле бредёшь, но стучат о засохшую землю копыта.
И вот ты мычишь, и трясётся земля от истошного дикого крика.
Хэй, Быко!
Хэй, Быко!
Хэй, Быко!