Всем, кому не безразлично - умер Геннадий Жуков

Ну что, вот и всё. Генка, Генка... Теперь начнётся: великий русский поэт, явление! Да, великий русский поэт! Да, явление! И как всегда: а где мы все раньше были? Два инсульта. Виталик говорит, что уже уговорил было приехать в Москву - подлечиться. Уже согласился...
Нашли в сарае у Валерия Федоровича - там, где и жил. В сарае! Великий русский поэт. Вот так. Один великий русский поэт - Александр Брунько - год, как пропал без вести, теперь другой - в сарае мёртвым найден. И зачем вообще нужна поэзия, если ТАКИМ поэтам при жизни - нет жизни? Впрочем, не жаловались никогда - на один, ни другой. Жуков, приехавший, в Коктебель, ксати, по приглашению(!), довольствовался спальным мешком на территории какого-то то ли пансионата, то ли гостинницы (так и называли барды собравшиеся - я даже не полюбобытсвовал, что у них там за слёт очередной был - место где спал Жуков, "бомжуковка". Да, вот именно, бомжуковка, как и вся его жизнь... А в свой день рожденья - 4-го сентября, после того как мы посидели в каком-то кафе, он улёгся спать на берегу моря, на пластмассовом топчане - не захотел воввращаться в эту то ли гостинницу, в свою бомжуковку, где у входа стояли лоснящиеся охранники. И отказался от моего предложения снять ему номер. Лежал и слушал море. В последний раз. Впрочем, тосковал он не по морю. Наклонившись ко мне - голос слабый уже - прошептал, почти прохрипел: " В Танаис хочу. В танаисскую осень." Умирать, как оказалось... Говорил в тот вечер и в ту ночь относительно много - неразговорчив стал в последнее время - обрыдло всё (уехал я в третьем часу - охранника пляжа попросил, чтобы присмотрел за ним, чтоб никто не приставал - и уехал! Что, мол, поделаешь - работа у меня!Знал бы я тогда (опять - знал бы,опять это: ах, если б знали мы!), что вижу Генку в последний раз. Хотя, вроде как и чувствовал - вид-то у него... совсем). А что говорил? Сижу вот теперь видеозапись просматриваю с того - опять же - последнего дня рождения в его жизни. Не слышно ни фига - то грохот попсы какой-то из бесчисленных кафешек, то грохот прибоя - это когда мы уже ушли из кафешки и сели прямо у волны. А голос-то слабый, еле слышно говорит Генка... Это он-то, чей голос навек пробрал меня до не знаю чего..."Возьми мой кашель перочиный и возврати, моя земля, надменный хохот лошадиный с гортанным криком журавля!" Позже он как-то там исправил, но я буду всегда помнить и цитировать только его первоначальные варианты - те, с которыми он выскакивал то прямо из степи, с кургана. то из своего деревянного бунгало. (Господи, стыдно ли тому автору из ростовской газеты, написавшему тогда, в восьмидесятые: "Геннадий Жуков. Работает в Танаисе сторожем. Поэт. По отзывам специалистов - не без искры божьей, но несколько салонный." Специалисты, бес вам судья.
Явление Жукова в русской поэзии, в русской культуре в целом ещё будут изучать тысячи таких горе-специалистов и - наконец, откроют, оценят! Но, неужели, по-большому счёту - всё напрасно? Все умрём ведь... К чему высокое (а в случае с Генкой - недосягаемое!) искусство, когда мы так глупо, так ничтожно смертны? "Человек отвечает: умру. Я умру, мы умрём, мы уйдём под закрытые веки". "Доколе, бессмертной - по дерзостной сути! - душе на погост собираться во страхе?! Во страхе, во ужасе тёмном! Во жути! В поношенном теле и в чистой рубахе..." "На бегу я споткнулся о море..." "На плоскости моря лежит обветшалый, поношенный дождь, шелестящий во мгле..." Господи, это всё он написал... "Бессмертья достоин, представивший вечность..." Увы, Генка, не видит в упор ни вечность, ни Бог, ни вселенная индивидуальность - не различает её, не заботится о ней, как не заботится осень (Бог?!) о листьях на деревьях - пусть падают, зачем их "спасать и сохранять"?! - новые вырастут! Не вырасттут. Такой, как Генка Жуков не вырастет больше никогда! (Вот оно и настало - это мерзкое никогда.) Ну ладно - вселенная, Бог не заботится. Но вот люди, люди. 53 ведь всего. Поплачьте. Поплачьте о себе. А он давно нас всех оплакал.
 Что же он всё-таки говорил - в свой последний день рождения? Вслушиваюсь: вот я задаю дурацкий (а почему дурацкий?) вопрос:"Ответь мне на один вопрос, который, судя по-всему, мучил всю жизнь всех нас - Калашникова, меня тебя: ты бессмертие нашёл?" Рассмеялся, махнул рукой...
Вот и весь сказ. А, всё, не могу больше.


Неизвестные или малоизвестные произведения Г.Жукова:

СТИХОТВОРЕНИЯ
* * *
В ските вспорхнула молитва с ручёнки -
лоб осенило и взгляд окропило!
И прилетала тарелка к мальчонке...
И, прилетев, на санскрите спросила:
"С бунтом ли кличешь? Иль снова - с повинной?
Вспомнил ли что? Или напрочь забыта
с неба лоза, что звалась пуповиной,
что вкруг планеты обвита?"
Вскинулся старец из дальнего скита!
И, отлетая, душа возопила:
(Верно, затем, что не знала санскрита)
"Чур, мя, нечистая сила!"
В блюдцах летучих слетаясь на свечи,
век уж талдычит до дрожи по коже:
"Что тебе, мальчик? Что, человече?
Что тебе, старче? Да что тебе, Боже?!"

ПЕСНИ
* * *
Идут дожди.
Тончайшие, как прежде,
распущенные волосы
твои...
Идут дожди.
Иду в дожде, в надежде...
Идут дожди...
Я складываю губы в поцелуе.
Вдыхаю филигранное питьё! -
Идут дожди
во царствие твоё...
Пью - не напьюсь.
Хмелею.
И тоскую...
* * *
Из чёрных и красных пятен
Ударился дятел в окно.
Темно ему, лишенько!
Ой, как в глазах темно!
Да что ты, приятель, - спятил?!
Да что ты, брат...
А он дышит так,
Будто совсем не дышал давно! -
Ударился дятел в окно.
Я взял его на руки,
Будто бы в чём виноват...
Будто бы этих прозрачных преград
Я не дробил своей грудью!
Да что ты, брат...

(Одна из первых - если не самая первая песня Жукова.)

И ещё - стихотворение, которого нет в интернете, а его часто ищут:

Боспорское небо, эвксинское море
чуть сколоты чайкой, как фибулой - плащ...
Такое над морем кромешное горе!
Хоть плачь.
На плоскости моря
лежит обветшалый,
поношенный дождь,
шелестящий во мгле...
А поезд - притиснут скалою к скале!
Такая - увы! - несуразная повесть:
в Шепси - под скалой - остывающий поезд
притиснут к скале...
Старик проводник
с никотинным оскалом
печурку шурует, газеты паля...
Мне скажет: "Вот море..."
Отвечу: "Вот море..."
А дома - до самого неба -
земля!
* * *
Легенда о бандерильеро. (Песня. Одна из первых. Я её слушал в 78-м году. То есть, Генке тогда было 23)

Его ношу земную носили согбенные тени.
Он делил с ними ужин и зонт, и подушку делил.
Его ношу земную носили согбенные гении,
Чтобы жил он упрямо и прямо, и трепетно жил.

По подвалищам жизни - таким беспробудным подвалищам,
Где мятежная совесть и та обреченно молчит,
Его тени земные порой нажимали на клавиши,
Пока пальцы он грел у ручного пожара свечи.

Его близкие тени и те, что слывут недотрогами,
Всё пытать не велели извечной корридой судьбу:
Всё просили, просили, просили и волосы трогали -
Не ходить, не ходить меж рогами по узкому лбу!

А когда он сорвался, как с холки в песок бандерилья -
То ли сам оплошал, то ли дрогнула божья рука -
Его тени земные его приподняли за крылья,
чтобы он не сломался под грузным копытом быка!

А когда он взлетел, от досадного ветра вращаясь,
(То ли бог проворонил, то ль просто смирился, устав),
Его тени земные глядели смиренно, прощаясь,
и простили, прощаясь, по-бабьи платки повязав.

Генка был не только Великим Поэтом, он был маг, Магистр Поэзии. Он открывал границы, казавшиеся доселе непреодолимыми, он открывал невозможное, он открывал Неведомое, он творил волшебство.
Он замахнулся и смог!
И надорвался... Надорвался как смертный, как человек, но не как Поэт, не как Бог Гармонии. Ты, Генка, Бог и сам об этом знаешь.