Сказка о царе Иване и царевне Несмеяне - юмор

"Сказка ложь, да в ней намёк!" –
Так сам Пушкин нам изрёк.
Ну, так слушайте, друзья,
Сказку моего вранья.

Началось сказанье мило
(Мне и мама говорила):
У царя, да у Ивана,
Дочь вдруг стала Несмеяна.
Не смеётся, хоть ты плачь,
Хоть беги оттуда вскачь.
Не смеётся, не хохочет,
Не поймёшь, чего и хочет.
День сидит в светлице, плачет.
Ночь лежит в темнице, плачет.
А под вечер, иль в утро –
Рёв доносится в окно.
Царь терпел две-три недели
Несмеяны-дочки трели,
А потом издал указ –
У народа выпал глаз!

"Объявляю в царстве кастинг!
Да не дарфинг, и не джастинг.
В общем, без обиняков:
Приводите женихов.
Только, чур вас, без халтуры,
И без наглой... ну, натуры.
Также без дурных привычек
И с мозгами без кавычек.
Лично буду проверять!
Лучше мне не доверять!
Как чуть что – так сразу к стенке,
Чтоб не пялили зря зенки.
Палача наймём в Париже
(Наши ихних будут жиже),
Гильотину привезём,
Виселицу – всё внаём!
Сей указ читать везде,
И на суше, и в воде.
И Царю Морскому, знамо,
Выбивайте телеграмму".

Подписал царь и в дворец
(Там не запертый ларец).
Глашатай же взял бумагу
И отправился к продмагу.

Во дворце переполох –
Вид царевны, Ксюши, плох!
Точно умирает девка –
Вытянулась, будто древко.

"Ксюша, Ксюша, ты не плачь!
Не утонет в речке мяч...
Тьфу, ты, чёрт язык попутал –
Агнию Барто припутал!
Поэтессы и поэты,
Стихотворцы-рифмоплеты,
Вот кого бы гнать отсюда
В направлении Бермуда!
Ксюша, скоро женихи
К нам попрут не от сохи.
Не от фабрики-завода
Свинофермного прихода,
Женихов отправит к нам
Славный город Амстердам!
Также, думаю, пришлют
Принцев из Карлсбад. Гут?".

Ксюша раньше слыла тонкой,
Ну а сей час стала звонкой.
И родимого отца
Ниспослала до крыльца.
Царь ушёл, чего уж боле?
С ним и мы уйдём, доколе
Не начнётся новый день,
Разогнав ночную тень.

     *  *  *

Ночь прошла и снова утро.
Словно нехристь Брахмапутра,
Царь встаёт весь чёрен-хмур,
Не к селу ему амур.

"Эй, цариха! – он жене. –
Хватить чай гонять во сне!
Отправляйся, мать, на кухню,
Приготовь жратву нам путню.
Нынче, дура, женихов
Будет тридцать пять мешков.
Ну, а если тридцать шесть...
Нам без соли их не съесть!
Обещался быть царевич
По фамилии Малевич.
Он Квадрат с собой возьмёт
И на стену к нам прибьёт.
Как в Квадрат тот глянет кто,
Возникает... конь в пальто!
Ну, не конь, его попона,
Будет нам она икона.

Обещался прилететь
Бин какой-то поговеть.
Сарацин, но славный очень,
Он в Ам-мерике всех мочит.

Будет Кришна, старый друг.
У него тринадцать рук.
Почему ж число нечётно,
Тут прописано нечётко.

Змей Горыныч... не придёт.
Его ветер принесёт!
С ним Нелёгкая прибудет,
Оттого нам не убудет...
Ещё тридцать королей
Присылают сыновей!
Можешь ты себе представить?
Ни добавить, ни убавить!"

У царихи этот Бин
Вызывает лёгкий сплин.
Жалко ей ам-мериканцев,
Пострадавших от засланцев.
И Змеюгина жена
Во дворце ей не нужна –
Лучше уж Квадрат на стену,
Чем платить Нелёгкой цену.
Делать нечего, однако,
Царь пошлёт – извольте в драку.
И на кунцер этот, битте,
Удалилась, как велит ей.

Царь ж поднялся не спеша,
Выпил квасу из ковша.
Чуть немного полегчало,
Плюнул и пошёл к причалу.

А в порту не протолкнуться!
Люди, кони, бабы прутся.
Все хотят, пусть сдалека,
Принцев углядеть слегка.
Топчат топотом дорогу,
Пыль подняли, ну, ей-богу!
И когда причалил первый,
У царя уж сдали нервы.

"Убирайтесь, остолопы!
Все, как есть, одни холопы!
Рубану вот щас сплеча –
Будет плётка горяча!"

Царь не в шутку разошёлся,
Плёткой по спинам прошёлся.
И, как-будто невзначай,
Принцу врезал: "Получай!"
Принц мгновенно с копылков.
Царь моргнул... и был таков!

"Не хватало только с утра
Драки с принцем из Калькутты!
В прошлый раз подрался с князем –
Проходил неделю в мази!
А когда сошёлся с графом,
Не отделался и штрафом.
Демократия, чтоб ей!
Выбирай теперь, что бей.
Лучше бить костяшки в «рыбе»,
Чем висеть три дня на дыбе.

Принц поднялся чуть дыша,
Огляделся, юноша...
Краской до ушей залился,
Прыг в корабль, и укатился.

     *  *  *

Во дворце иной расклад –
Музыка гремит не в лад!
Только царь ушёл на пристань,
Собралось гостей под триста.
Пьют, едят напропалую,
С девками в сенях франтуют.
Веселятся уж вовсю,
Требуют царюшу Ксю.
У царя отпала челюсть:
Во дворе подарков невесть –
Что ни вздумает душа!..
Ну, хоть прыгай антраша.

Бин явился незабвенный!
Борода его отменна
(Так и тянет дёрнуть – раз!
А потом ещё – два! – в глаз).
Прилетел на самолёте
Догорает что в кювете.
Полдворца разнёс за так,
Сразу видно: Аль-Кадак!

"Царь! – надменно говорит. –
Не трясись, я не бандит.
Просто я зашёл сюда
За приданым, это да!
Отдавай полцарства сразу,
А не то тебя, заразу...
Девку мне не надо даром,
В остальном же... буду гадом!"

Потянулся царь к мечу...
Получил же по лицу!
Аж корона улетела
До граничного предела.
Потянулся царь к пистоли...
Завопил от дикой боли –
Бьют его и так, и сяк,
Бьют, ну точно он им враг!
"Забирайте! – заорал. –
Уносите хоть в Непал!
Кемску волость мне не жалко,
Но не бейте больше палкой!"

Тут расейская землица,
Вспомнив, видимо, про фрицев,
Застонала, поднялась...
И обратно улеглась.

Царь глядит: кадаков нету!
Вот как есть – на день полёту
Близ границ его страны
Сарацины не видны.
"Ну и ну, вот это фича... –
Прохрипел, ещё всё хныча. –
И какого же рожна
ООН с ними так нежна?
Мне сейчас как навтыкали,
Что сплошные трали-вали!
Лучше б пригласил Лазара –
Он культурней, без базара..."

Не оглядываясь кругом,
Видно, что с большим натугом,
Удалился царь в дворец,
И главе сейчас – конец.

Так прошёл смотрин день первый,
Ясно – был он очень нервный.
Повелось так испокон:
Первый блин всегда есть ком.

     *  *  *

Свечерелось, село солнце.
Позахлопнулись оконца.
И тут в полной тишине
Рёв в царевнином окне!

Царь залез уж на полати
(У него они в палате),
Но, при этаких нюансах,
К засыпанью нету шансов.
Побежал царь до дочурки,
Да споткнулся у печурки.
На чугунку налетел
И с размаху в кашу сел.
Боль такая, что опять
Вспомнил сарацинов рать!
Только в этот раз штаны
Пшёнкой жёлтою полны.

"Ах, ты, огородный вор! –
Вышла вдруг цариха в холл. –
Ты же всю мою работу
Превратил, урод, в блевоту!.."

Далее здесь перебранка
С вечера до позаранка.
Слушать нам её не след –
Это, братцы, полный бред.

     *  *  *

За завтраком вдвоём с царихой
Был грустный царь и очень тихий.
Вдруг громко в двери постучали:
"Вам телеграмма!" – прокричали.
Цариха только повернулась,
Но пшённой кашей поперхнулась,
И телеграмму почтальон
Вручил царю – ведь главный он.

"Да, кстати, – вскоре царь сказал. –
Не надо ехать на вокзал.
Сегодня нам по расписанью
Кащей назначен ко свиданью.
А он живёт на три-девятом,
Что в переулке три-десятом.
Вот телеграмму щас прислал,
Что челюсть раньше отослал.
А сам прибудет в ступе с бабой...
Ха-ха! Гляжу: жених не слабый!"

Цариха, отложив программу,
Взяла Кащёву телеграмму.
Перевернула, потрясла...
И вышвырнула, очень зла.
"Таких охальников неверных
Расстреливать нам должно первых!
Пойди, отдай приказ в отделе,
Чтоб ступу с ним не проглядели".

Царь встал, хотел позвать лакея,
Чтоб сразу расстрелять Кащея,
Но тут раздался гулкий гром,
И в комнату ввалился ОН!
Он ростом был до потолка,
Одетый в золото-меха.
Вид страшен – вылитый скелет,
Как-будто тридцать тысяч лет.
Конечно, в памяти народной
Он никогда не был дородный,
Но тут ещё такая прелесть:
Отсутствовала снизу челюсть!

"Ах! – вскрикнула царица ахом. –
Вы прилетели просто махом!
Как рада наша вся семья:
Царь, Ксюша и, конечно, я".

Кащей кивнул, не оглянувшись.
И, как-то боком повернувшись,
Махнул рукой себе под нос,
Пробулькав, точно водовоз:
"Бл-бл-бл-челюсть! Бл-бл-вот!
Бл-бл-бл-почтальон-урод!
Бл-бл-бл-дайте мне его,
В капусту изрублю всего!"

Сказал так яростно и вышел.
Цари ж остались, будто мыши,
В недоумении сидя
И друг на друга не глядя.
Потом наш царь расхохотался:
"Вот почтальон кому достался!
Теперь искать по всей Расее
Вставные челюсти Кащея!"

     *  *  *

Полдня, подальше от грехов,
Не подвозили женихов.
И даже Ксюша сверху вниз
Спустилась, изъявив каприз.

Внизу же странные дела –
Крестьян собралось полсела.
Руками машут, гуторят,
Ну, точно бунт какой творят.
"Царя! Царя! – орут не в хор. –
Царя! И до каких же пор!
Там, тут! Из леса... за горой!
Да где же он, наш царь-герой?"

А царь-герой за занавеской
Под нос себе бормочет веско:
"Опять, наверно, иноверцы
Творят неправедные дельцы.
А может быть, сгорел кабак,
В котором водка за пятак.
А то ещё махорки грядки
Сожрать могли букашки гадки.
Вот ведь какая же беда!
Но – зря народ пришел сюда.
Эй, генерал! Туда пойдите
И бунтовать отговорите".

Но генерал лишь честь отдал,
И с треском в обморок упал.
И сколько в бок ему не били,
В толпу идти не убедили.

"Всё самому! Всё самому!
Тащите этого в тюрьму!
Я царь, али не царь уже?
Да вряд ли будет уж хуже..."

Царь вышел из-за занавески,
Сверкнули ценные подвески.
И вот, как встарь Наполеон,
К народу обратился он.

"Крестьяне! Жители села!
Зачем вас мама родила?
А вот затем, чтоб вы работали
И на царей своих не роптали.
Так расходитесь по домам
И попросите этих мам,
Чтобы состав своей семьи
Попридержали за дверьми.
Ступайте, лохи, не скучайте,
И больше нам не докучайте".

Крестьяне смолкли и смутились,
Но после вновь закопошились.
"Дошло до нас, о царь великий,
Что там, в Европе полудикой,
Бездельники и тунеядцы –
Французы, немцы, итальянцы
Чего-то под землёй творят,
Коллайдер, что ли, городят.
Хоть наши им и помогают,
Но на деревне полагают,
Что с Запада опять беда
Придёт нежданная сюда!
Пошли на них большие войски,
Чтоб немцев этакие происки
Пресечь, иль в глотку им забить.
И дальше в мирном мире жить".

Царь рот открыл, стоит, моргает.
Сказать народу что – не знает.
Быть может, вправду рать собрать
Чтобы коллайдер воевать?
С другой, однако, стороны
Не хватит сил любой страны,
Дабы пресечь злодейский происк –
Научный, этот самый, поиск.

Минута скорби затянулась.
Толпа с угрозой шевельнулась...
Вдруг неожиданный для всех
Раздался дочки – Ксюши – смех!
Смеялась так сия царевна
Что задрожали в доме брёвна.
Смеялась наша Несмеяна,
Как будто сделалася пьяна.
Смеялась в полный голос так,
Как не смеётся и дурак.
И с ней, уж видно заразилась,
Вдруг хохотом толпа залилась!
Попадали крестьяне с ног
И поползли на сто дорог,
От хохота не смея встать,
Чтобы коллайдер обругать.

Когда же двор весь опустел,
Царь грузно на крылечко сел.
Поворотился к дочке тихо
И всхлипнул: "Ну, минуло лихо!
Какого же рожна ты раньше
Ревела ото дня к дню страньше?
Уж замуж выдать тя хотели,
Да только малость не успели".

А Ксюша, резко отсмеявшись,
Стояла, с виду подобравшись,
Как будто речи про мужей
Влетели ей промеж ушей.
"Я, папа, не хочу тут гнить!
И молодость свою губить,
Торча в светлицах этих вечно,
Как будто дурочка увечна.
Прошу, папаша, тет-а-тет,
Построить уни-верси-тет.
Не МТУ, так МГУ –
В любом учиться я смогу!
А не построишь – пеняй сам
Как укачу я в Амстердам.
Ты сам сказал, в нём принцев много,
Но и принцессам там дорога!"

     *  *  *

Всё, сказка близится к концу.
Но не к супружнему венцу!
Чтоб стих не показался гладью,
Не стану я писать про свадьбу.
Мол, я там был,
Мёд-пиво пил...
Нет, пью я лишь зелёный чай,
И хоть кричат уже: "Кончай!",
Я допишу, ещё есть строчка:
Теперь смеётся царска дочка!

28 сентября – 02 октября 2008 г.