Петроградский роман

Кто себе позволит расстегнуть
Верхнюю пуговку мундира
Опять, на стрелке Васильевского жду тебя,
Кареты за спиной, одна за одной,
Невы холодной вздохи в сердце,
Мну невнятное письмо к тебе,
Льёт, как из ведра, под зонтиками немцы,
Не ясно, кто здесь русский, кто чужой.

И вот. Белая ножка и белый ботиночек вышли,
Дышу себе в руки, иду,
«Я Вас безумно люблю.
Если Вы скажете «Да»
Будете в счастье навечно».

Чёрные кудри, глаза голубые,
В собольей накидке, румянец графини,
Мысли крутятся, думаю – пропаду.
Выбежала, бежит, говорит:

«Ты мне нужен, нужен».
Прижалась, на личике капли солёного ветра.
«Моя ты родная. Никто нам больше не нужен.
Ты будешь моею. Люблю тебя. Суженая…»

Наш брак не одобрят. Я – верен Кронштадту.
Здесь нас расстреляли. Уехали в Турку.
Финляндия, дальше Париж.
Квартирка под черепичной крышей,
Метались, туда и сюда,
И было нам больно в Париже слышать,
Что в Питере смерть и звезда.

Я начал писать по-латыни стихи,
Учил этикету детей у премьера,
Она была мудрой и славной женой,
А я, бултыхался, и делал карьеру,

Хотя, кто поймёт, на чужбине – чужой,
Идёшь, пресмыкаешься, низший из низших,
Чужая страна, и чужой здесь покой,
А русское сердце стучит – «За границей».

Был вечер с вином, я её убедил,
Мы сели в купейный, и пять чемоданов,
Приехали в Питер, нам месяц светил,
И выбрались в конке, до Петроградской.

Она была счастлива видеть Неву,
Хотя по дороге – солдаты, солдаты,
Мы будем здесь жить, а, как, утром, придут,
Скажу им, - я русский, из ваших, солдат я…

Колонны расстральные, здесь на трамвае,
Университет, преподаю древнегреческий,
Студенческая масса бурлит, как в прошлом,
Расстреливают всё меньше. И чай с ней вечером.

Глаза голубые, и чёрная чёлка,
Я полюбил её с первого взгляда,
Идти до Петроградской, домой, долго.
А кроме неё, мне ничего не надо.

28-11-2008г.