Свиток двенадцатый ковчега метапоэм реквием, 20

Отныне, присно и довеку впредь
Напрасно грешник ожидает  чуда.
Воистину, лишь тягостная бредь,
Бессмертна,  как порожняя посуда.

Тверёзым оком посмотрев вокруг,
Удостоверься: нет небесной манны,
Зато  пытливо проверяет  друг
Твоих побед зияющие раны.

Готовясь к тризне, каждый эпигон
Слезы могутной гонит самогон.

Не время предаваться причитаньям.
Сложив строку смиренно на строку,
Мессий до чёрта слышав  на  веку,
  Почило с миром вещее преданье.
2
Почило с миром вещее преданье.
Осталось чтиво  детективных дам.
Я  мастериц  словесного вязанья
Эстетам на съеденье не отдам.

Успехов им в подтяжке лишней кожи
На гладях лиц, страниц и ягодиц,
И дома чтоб не скучно было тоже
При заготовке впрок ручных синиц.

Не  хуже, чем в дорожный детективчик,
Попутчицам  заглядывать под лифчик.

Голодный зуд, танталовы страданья
 Гражданок Мира пробуют на зуб,
 А просвещает  только фитнес-клуб
О злобе дня – борьбе с перееданьем.

3
О злобе дня – борьбе с перееданьем
Талдычит просвещённое ТиВи,
Ужель и вправду головы бараньи
Купаться  жаждут в собственной крови?

Звезду Героя  на кипучем рынке
Старик со шрамом сабельным на лбу
Меняет на скрипучие ботинки,
Чтоб поприличней выглядеть в гробу.

От тайных уд, до самых до окраин
Шагает голод – босс, а не хозяин.

Иметь ли Брыльску или не иметь…
Любимый клип про Леню Голубкова,
Чужим умом богатого такого
Теледевица просит посмотреть.
4
Теледевица просит посмотреть
На выводок   талантов голосистых
 И духом не желающих стареть
 Комолых репризёров-сатанистов.

В Останкинское  небо шприц-игла
За дозой дозу  впрыскивает  счастье,
Стены кремлёвской   ржавая пила
Сечёт  мозги на две неравных части.

 Одна ведёт учёт своих побед,
А прочей – важно, будет ли обед.

Под князем конь по-прежнему могуч,
В палатах, как обычно, вор на воре.
 Обыденная, как патрон в затворе,
Вещает вещность трубно из-под туч.
5
 Вещает вещность трубно из-под туч,
Курс пролагая на турецкий берег,
Не потому, что так инстинкт могуч,
А просто, нет поблизости америк.

Юконский ворон продан за долги,
Не вынесла любви к себе горбуша,
Резиновая пицца  в пироги
Намылилась с нелёгкой ножки Буша.

Задачу дня прочувствовав нутром,
Поднимем  колорадский Агропром!



На стыках фраз «по матушке» буксуя,
Перемогая жизни  немоту,
Хрипит  эпоха с чартерного «Ту»
По сотовой: «Братва, товар везу я!..»
6
По сотовой: «Братва, товар везу я!..» -
Кричит тамбовской пересылки сын,
Свободу  лишних слов  реализуя,
Полезную, как чукче апельсин.

Права с мошной солидной человека
Надёжно общаком защищены.
Об этом знают  лорды из Певека
И лондонские оповещены.
 
А  кто не понимает шутки плоской,
Тех просвещают в Тишине матросской.

Лёд тоже под давлением текуч,
Влиятелен на горные процессы,
Но эта тяжба нам без интереса.
Проходит время, капает сургуч.
7
Проходит время, капает сургуч,
 Печатями  скрепляя мир гражданский.
В иглу ума вдевая  лунный луч,
 Латает  память  Пимен сусуманский.
 
Он в линзе многолетней мерзлоты
 Суда  и тленья убегает ловко.
Когда цветут на черепе цветы,
 Исключена сознанья перековка.

Угасших звёзд незримая семья
На круги возвращается своя,
 А прочие,  до времени бомжуя,
Ещё вершат  в эклиптике кадриль
 С коленцами по миллиону миль,
Строку с самой Историей связуя.
8
Строку с самой Историей связуя,
Словес плести  накладно кружева.
От  шкуры  пролетарского буржуя
Отскакивают пули и слова.

Корысть - из власти, власти  - из  корысти.
Двуличен опереточный валет.
На коммунисте и капиталисте
С пером петушьим бархатный берет.

Хвосту корреспондирует копыто -
Не напоказ,  естественно и скрыто.

Чужие шишки никому не впрок.
 Кровь покрывает клака смехом  дружным,
 В архиве с хламом, никому не нужным,
Кончается храненья папок срок.
9
Кончается храненья папок срок,
Картонных файлов  с рыжими шнурками,
Где  голой правде зябко между строк.
Ложь  в чистом виде страшно брать руками.

Во многом знаньи -  многая  туга,
Полезная, как мёртвому припарки.
Слезят глаза камчатские снега
 При свете заходящей  кочегарки.

Тепла и света требует народ,
Пусть связанный, но тоже углерод
В условиях вполне бесчеловечных.

Бездушья ослепительный алмаз,
Созревший в  шлаке прогоревших   масс,
Не вечный, летописцы дел заплечных.
10
Не вечный, летописцы дел заплечных,
Живёт пока  ваш многотомный труд
В  ампирной бронзе  и словах увечных,
Что в  средней школе  детям в уши трут.

Натура козлотурья агитпропа
Предстала в неприглядном неглиже.
Смотри на нас румяная Европа,
Мы    на виду, как яйца Фаберже.

Теперь зарядим крупного калибра
Царь-пушку  беспощадного верлибра.
(С худой овцы урвать хоть шерсти клок.)

 Простите,  рифмоплёты дорогие.
 Бесстыдная рыдает ностальгия.
В венках увядших плавленый сырок.
11
В венках увядших плавленый сырок,
Как эталон классической закуски.
Он сдача с трёх рублей, когда по-русски,
На свой целковый каждый выпить мог.

Блеск с нищетою творческих союзов,
Стакан из автомата, «Правды» лист,
Москвы завоеватель Женька Клюзов,
Художник,  лицедей и фаталист.

В те времена благоволили цены
Рабам искусства и рабочим сцены.

Где  сталь  словес прямых и поперечных?
Почём сегодня «истина  в вине»?
Порожняя бутылка  «Каберне» -
Надгробие философов запечных.
12
Надгробие философов запечных.
 В обложках мятых  поэтичный бред
И вдохновенье в пузырьках аптечных
С талонами на комплексный обед.

Бесплатный хлеб и рыбные котлеты,
Полуподпольный видеопритон.
Я узнаю вас, времени приметы,
Но не печалюсь – это моветон.

Период от Беленко до Черненко
Своеобразен, как варенья пенка.

 Пилось легко и припевалось хором,
И каждый пионер-пенсионер
Был завсегда готов к принятью мер,
Гордился широтой и кругозором.
13

Гордился широтой и кругозором
И голосами детскими звенел,
Хотел стать дядей Стёпой, а не вором,
А вот поди-ка, всё же поумнел.

Столетний дед, подсевший на таблетки,
Не порывает с юностью родства.
Теперь он воспитатель в «малолетке»,
Переподаёт уроки  мастерства.

 Наследственно  талантливы сиротки
И на ходу с  прохожих рвут подмётки.

Он вместо сердца с пламенным мотором,
Он  вместо мозга с чипом боевым
И  винтокрыл, как чёрный херувим,
Двадцатый, жить пришлось в котором.
14
Двадцатый, жить пришлось в котором,
Ты судьбы мира завязал узлом,
Дрожали кредиторы по конторам,
Где графики, как молнии излом.

Тянул носки в строю гусиным шагом,
В Бараках жил  тифозных и простых,
Глазам не верил, так же, как бумагам,
И не любил патронов холостых.

Легко людей на ноль делил и множил
И всё, что было прежде, подытожил.

Любил болтать и слушать, и смотреть.
Он был кудесник зрелища и звука,
Теперь его пример другим наука -
Отныне, присно и довеку впредь.
15
Отныне, присно и довеку впредь
 Почило с миром вещее преданье.
 О злобе дня – борьбе с перееданьем
Теледевица просит посмотреть.

Вещает вещность трубно из-под туч,
По сотовой: «Братва, товар везу я!..»
Проходит время, капает сургуч,
Строку с самой Историей связуя.
 
Кончается храненья папок срок –
Не вечный, летописцы дел заплечных.
В венках увядших плавленый сырок –
Надгробие философов запечных.

Гордился широтой и кругозором
Двадцатый, жить пришлось в котором.