Одноглазая и плоская

Памяти моего деда Степуленко Петра Михайловича посвящаю

В 1941-ом Петру исполнилось 35 лет. Жена, пятеро деток: четыре дочери и наследник-сын. На фронт его взяли осенью, когда фриц под Москвой готовился к победному параду.
Парад состоялся, только по Красной площади шли наши бойцы, и среди них Петр.
 Попал он в Сибирскую дивизию, задачей которой было остановить врага любой ценой. Вместе с ним в батальон зачислили племянников, сыновья старшего брата, девятнадцати и двадцати лет. Служили они в разведроте и славились отменным балагурством, коего от отца своего переняли. Несколько раз Петр виделся с ними. Парни имели рост под два метра, белозубые улыбки, чёрные кудри – в общем, гроза для девчат.
Младший, Иван, тот посмирнее, а со старшим, Антоном, никакого сладу не было. И порол его отец до 18 лет, а толку не добился. То, понимаешь, с молодайкой свяжется из соседнего села, то вдову пригреет, а иной раз и замужней голову задурит.
Уж как его мать умоляла: «Женись, сынку!», а тот обнимет её и задушевно так молвит:
 – А что если, мама, судьба моя живёт где-то далеко отсюдова, и ждёт меня не дождётся…. А я женюсь! Как же, мама, тогда получится? Погожу я чуток. Т
Так до войны и годил. Уезжая на фронт, сказал: «Ждите, мама, вернусь с невестой!»
 Пётр встретился с племяшами перед отправкой на передовую, возле теплушки. Навалились вдруг откуда-то сверху, обнимают:
– Дядька, соскучились по родне. Как вы тут?
– Помаленьку, – Петр раскурил самокрутку, – Вы как?
Младший открыл было рот, но, получив тычок от брата, замолк.
– Нормально всё у нас, – молвил Антон, заулыбался белозубо. – В медсанбате славная сестричка есть!
– Тебе всё бабы! – закашлялся Пётр. – Матери письмо написали хоть?
– Написали, дядя Петро, – вступил в разговор Иван.
– Слышь, дядь, – не унимался Антон, – нам здесь один учёный сказывал, что есть такая рыба – камбалА называется. Она плоская и у неё всего один глаз. Говорит, что жареная страсть как вкусна. Как думаешь врёт?
– Ясно дело, врёт! – Иван рубанул рукою. – Как тебе рыба с одним глазом будет жить? Ты такую хоть раз видал?
Дядька докурил самосад и выдохнул:
– Бог его знает, можа и есть.
Паровоз гуднул три раза. Антон шагнул вперёд и крепко обнял родича:
– Не поминайте лихом, ежели что. Родным кланяйтесь поясно и маманю обнимите.
Иван добавил:
– Хорошо хоть мама Настьку родила напослед, будет у кого внуков нянчить.
Пётр вскинулся:
– Вы что это? Прощаетесь, как перед смертью. Вы бросьте это!
Старший глянул незнакомо, по серьёзному:
– Да не серчайте, дядько. Чуем, что в последний раз видимся.
Не дав Петру более сказать и слова, они по очереди крепко обняли его и ушли.
Прямо с поезда да в бой. Отбросили немцев, но от дивизии осталось одно название.
Смолотили жернова войны Сибирских богатырей. Петра ранили, и он, подлечившись в прифронтовом госпитале, возвращался назад, в свою часть. Поджидая машину, курил, прислонившись к стене.
– Предъявите документы! – Седой капитан сурово глядел на бойца.
– Слушаюсь! – Пётр вытянулся.
– Из госпиталя?
– Так точно, товарищ капитан!
– Прошу вас, сержант, помочь. Тут такое дело, могилу надо закопать, а в госпитале ни одного на ногах.
– Сделаем, товарищ капитан. Куда идти?
– Тут недалеко.
Могила была неглубокой и наполовину заполненная водой. Рядом лежало два тела, обёрнутые в плащ-палатку.
– Что ж так-то, не по-людски?
– Нет времени, да и сил, сержант, тоже.
Капитан устало потёр лицо.
– Хоронить некогда, поминать некогда. Еле добился разрешения похоронить братьев рядом, не в общей могиле. Деревеньку-то разметали и погост тоже. Вот тут, в рощице решил.
– Командир ты им, что ли?
– Командир. Они жизнь мне спасли, а сами вот… Перед смертью младший бредил, всё просил ему пожарить одноглазой рыбы.
Петр застонал, и, упав на колени, открыл лица покойников. Иван и Антон.
– Знакомые? – наклонился капитан.
– Племянники, – еле слышно пробормотал он в ответ.
После войны завербовался Петр на Сахалин, в город Александровск. Ещё лет двадцать ходил рыбаком на катере в артели. Жена на Сахалин не хотела ехать, и вышел у них по этому поводу скандал, но Петр на своём умел настоять.
– Чего не ешь? Пётр? Чего молчишь? Камбала уже остыла вся. – Голос жены вывел его из прошлого.
– Да так, задумался. Вспомнилось кое-что, – он взял в руки вилку и усмехнулся, – одноглазая и плоская.