О себе

       О себе…

       Всё ближе день, когда две даты жизни
       Моей короткая черта соединит.
       Что от меня останется отчизне?
       Кто будет плакать и жалеть, а кто корить?
       Друзья, собравшись на мои поминки,
       Усевшись поплотнее за одним столом,
       Не чокаясь, печально будут пить горилку,
       Закусывать в молчаньи, а потом
       Тот скажет, неплохим был парнем Витя,
       Для всех доступен, ровен, не суров.
       С друзьями мог всегда по чарке выпить,
       Болел он редко, чаще был здоров.
       Другой припомнит, что порой начальству
       Мог высказаться он наперекор
       И это, скажут, было не бахвальством,
       А жизненной позицией с тех пор,
       Как стал он в жизни более раскован,
       Подолгу находясь в больших штабах.
       Поспорить мог даже с самим Чуйковым,
       С Алтуниным бывал он на ножах.
       Бывал на совещаньях даже у Рыжкова,
       До Горбачева, правда, не дошел,
       Но и в ЦК имел своих знакомых,
       Госплана и Совмина воздухом дышал.
       А женщины, наверное, отметят,
       Что Витя был хороший семьянин,
       Всё, что имел, отдал своим он детям,
       Оставшись к старости совсем один.
       Уверен, за столом найдутся люди,
       Кто поклянется помнить навсегда,
       Но клятву эту сразу же забудут,
       Как только вылезут из-за стола.
       Но будут и такие, кто втихую,
       Не говоря ни слова про меня,
       Характеристику совсем другую
       Дадут мне, зло меня кляня,
       За то, что служба, вишь, была не та,
       И званья получал я не по праву,
       Высказываний, часто, прямота
       Не всем и не всегда была по нраву.
       Что и в войну почти не воевал,
       И немцев видел только на экране.
       И непонятно, как потом попал
       В участники войны и в ветераны?
       Друзья и недруги мои! Всё это правда.
       Ведь жизнь прожить – не поле перейти,
       И в жизни не всегда бывает ладно,
       Но важно, чтоб с дороги не сойти.
       Скажу вам честно, что теперь лукавить,
       Что жизнь любил я и любил людей,
       Но были и ошибки, их исправить
       Уж нет ни времени, ни тем боле сил.
       И пусть меня простят, кого обидел,
       Кого не долюбил, иль просто был немил.
       Ведь если б наперед всё видеть,
       То иногда б иначе поступил.
       Итак, закончил предисловье,
       Хоть длинно получилось, не сердись.
       И чтобы повода не дать злословью,
       Я кратко опишу свою всю жизнь.
       Родился я в глухой деревне
       Верстах в пятидесяти от Городца.
       Род Карауловых довольно древний,
       Как стало мне известно от отца.
       Он знал, что дед отца Лаврентий
       Был крепостным, всю жизнь в деревне жил.
       И лишь по праздникам большим к обедне
       В соседнее село пешком ходил.
       Дед моего отца – Лаврентий Караулов
       Крестьянин был, поля сохой пахал.
       Когда ж, Россия встала против турок,
       Болгарию от них освобождал.
       Мой дед Ефим был печником отменным,
       И печки, сложенные им, кой-где еще стоят
       Погиб в четырнадцатом он году военном,
       Оставив сиротеть троих ребят.
       Дед матери моей Василий
       Крестьянствовал и счастье в том искал,
       Был набожным и пока был в силе
       Обедни никогда не пропускал.
       Мой дед по матери Григорий
       Довольно рано овдовел.
       Зимой извоз держал, лета работал в поле,
       Трех дочерей до свадьбы он довел.
       Две бабушки мои – Наталья и Евгенья
       Скончались до того, как я увидел свет
       И бабушкою стала для меня «бабая»,
       Тетя отца, которой лучше нет.
       Вот так случилось, только дед Григорий
       Остался к моему рожденью напослед.
       Я помню, как зимой на дровнях
       Возил меня он погостить к себе.
       Отец Сергей в крестьянстве не работал,
       Он каменщиком был и каждый год весной
       Сколачивал артель, таких как он «работных»
       И ехал класть дома на стороне чужой.
       Работал он в Дзержинске, Кулебаках,
       В Игумново, но чаще – в Балахне,
       Где до сих пор стоят дома, когда-то
       Им сложенные по кирпичику, но крепкие вполне.
       Зиновья, моя мать, была крестьянкой
       Трудилась в поле и по дому с детских лет,
       А, выйдя замуж, в дом пришла хозяйкой,
       Сноровистой, проворной, лучше всех.
       Григорьевной её в деревне звали,
       Она ко всем приветливой была.
       И руки её отдыха не знали,
       Ведь тяжелы домашние дела.
       К тому ж была она портниха,
       Шли к ней и взрослые и детвора,
       И помню, как стучала тихо
       Машинка «Зингер» часто до утра.
       В ту пору я в семье был средним,
       Хотя в последствии остался я один,
       Рос мальчиком спокойным и не вредным,
       Драчливых и плаксивых не любил.
       С восторгом свое детство вспоминаю,
       Хоть не всегда достаток в доме был.
       Теперь уж взрослым четко понимаю,
       Что нелегко жилось нам с матерью одним.
       И помню, как в году тридцатом,
       Забрав корову и овец,
       Дед в Балахну увез нас на лошадке,
       Где получил квартиру мой отец.
       С тех давних пор – городской я житель,
       Но деревню милую мне нельзя забыть.
       И каждый год в родимую обитель
       Стремился съездить, хоть денёк побыть.
       Там, в Балахне, закончил школу,
       Провел и детские, и юношеские дни
       Немного грустно вспоминать ту пору,
       Ведь больше не вернутся к нам они

       Декабрь 1995 г.

       Могильные цветы, как много в них печали,
       Когда букетик скромный я вижу на снегу.
       Пройдет немного лет, а может дней, кто знает,
       И мне друзья, возможно, цветочки принесут.

Декабрь 1998 г