Велья

       

Весь мир придёт к тому, чтобы жить по их обычаям.
Томмазо Кампанелла.


Солнце рождается в море багрово,
Неаполь дышит прибоем и негой.
По лабиринтам Костель-Нуово
Ведут закованного человека.
За стенами море спокойно и сине,
Чуткий сон во дворцах и лачугах.
Идёт Кампанелла, "безумием" сильный,
К придуманным мира невежеством мукам.
Нунций, викарий, епископ Казерты,
Палач Ферраро, специально для "Вельи",
Не для признания, а для смерти
Они приготовили подземелье.
И сорок часов, сменяя друг друга:
"Кайся, безумец!" - орали охрипло,
И капала кровь на сутаны и руки,
И стены стенали от боли и крика.
 - Братья! Наденьте чёрные платья!
Взгляните, как судороги пляшут по телу.
Плачьте, солярии! Плачьте, братья! -
Здесь убивают Кампанеллу.
... Ночь - так темна и тиха. Вдруг - искра!
И снова... И кто-то в тёмных одеждах
Мир наполняет вознёй и писком.
Минуты, как годы. Есть ли - надежда.
О, жалкое тело! Ты - мера страданья.
А дух! Ты всесилен, и горд, и мятежен.
Молчи, Кампанелла! Спасенье - в молчаньи.
... Вспышки сознанья короче и реже.
Всё в красном и чёрном. Но жив ещё разум,
Но только мечта ещё в сердце - стучится,
Но только в глазах воспалённых Томмазо,
Солнце над Городом. Солнце лучится.
Уходят-приходят епископ и нунций,
Смирились, устали от крови и пены,
Но только в восторженном взгляде "безумца"
Солнце - струится за гиблые стены.
... А после он выстроит Город под Солнцем.
И будет мятежным и судорожным почерк,
Будет - агония, будет - бессонница,
Распухшие пальцы и кровь между строчек.
... Гремели эпохи восстаний и войн,
Глумились тираны, взрывались народы.
Мужала планета. И вот - он построен,
Твой город, Томмазо, под Солнцем свободы.
Братаются страны, народы и классы.
Твой город всё выше растёт над планетой,
Твой час наступил - изумляйся, Томмазо!
Мы всё твоим Сердцем и Солнцем согреты.
Нас тоже пытали тогда на рассвете,
Но только мечту - не казнить в подземельях,
Но только всё чаще на нашей планете
Народы справляют твои новоселья.