Насколько возможен сверхчеловек?

Проблема субъекта стояла в западной философии еще с самого момента зарождения последней.
Однако Ницше был, несомненно, первым, кто перенес /центр/ внимания философии на субъект и таким образом как бы перевел ее в принципиально иную плоскость. - Философия, понимаемая им самим едва ли не исключительно как герменевтика - как наука об интерпретации и о способах интерпретирования, - работает с тех пор в неограниченном горизонте: поскольку интерпретация далее признает свою относительность, свою применимость лишь в строго очерченных рамках данного структурного образования, обусловленного местной динамикой составляющих его "воль к власти".
"Нет фактов, есть лишь интерпретации" - вот сценарий дальнейшего развития западной философии, заданный самим Ницше.

1.

В поздних своих работах (преимущественно в набросках "Воли к власти") философ очень много говорит о восхождении нигилизма, о ставшем ныне возможным действительном понимании христианства в качестве религии всеотрицания. - Человеческие ценности действительно обесцениваются, - и этот процесс, исходя из идей ницшеанства, нельзя объяснить иначе как изменениями в самом человеке, в темпе и общей направленности действия аффектов: все более налицо снижение волевых качеств, уменьшение эмоционально-идейного пафоса вплоть до полного отсутствия последнего, - человек становится "нервнее, развитее, сенситивнее", говоря словами князя Мышкина; деятельность аффектов раскоординируется, при этом почти инстинктивно, во избежание шизофренических расстройств, каждый из них стачивается до определенной границы - до той, где он уже не может приказывать, где "желание" уже не может перерасти в "волю", - в силу отсутствия пресловутого "аффекта команды". - Человек, таким образом, фактически распадается: он уже не может просто "верить в Бога", или идти под ружье за идею. Рождаются либерализм, скептицизм, некоторая вседозволенность, - на практике, впрочем, оказывающаяся насквозь показной, - и фактически провозглашается равенство идей (вероисповеданий и проч.), - т.е., по сути, - абсолютная никчемность их всех. Уже более не ведутся войны (исключая более отсталые регионы), Европа делает существенные шаги к объединению, - все указывает на гомогенизацию человечества, на растущее "кивающее" панибратство и повсеместное сопереживательное сожительство, фактическое сведение на нет дистанции между людьми. "Мы все одинаково ничтожны" - идея, лежащая в основе христианства, вновь становится актуальной.
Ницше, хорошо все это видевший и сознававший, пытается в одиночку развернуть колесо истории. - Или, во всяком случае, показать, куда, собственно, оно катит. "Проблема молота", о которой он говорит, означает, попросту говоря, выбор: между сверхчеловеком и ничто. - Разумеется, в толпе ничто по необходимости берет верх.
Но правильно ли мы его поняли? - Быть может, сверхчеловек - это тоже лишь нечто наподобие "Бога", - стало быть, идея, ничего "в себе" и для себя не значащая, лишь некая "затычка", фреска на церковном потолке? - Что значит пресловутое "самопреодоление"? Не "преодоление самости" ли? Быть может, это лишь своеобразная альтернатива христианскому альтруизму?

2.

Другой важный момент философии Ницше - это его вера в аристократию, а также в иерархические принципы конституирования мироздания (и здесь он в известном смысле предвосхищает современные теории системной самоорганизации и синергетики). - Самый принцип воли к власти, в общем-то, уже предполагает необходимость более подробного рассмотрения механизмов господства-подчинения. - В прошлом, как утверждает философ, условием всякой высшей культуры было рабство: рабовладение как важнейший инструмент выключения высших сословий из процесса банальнейшей борьбы за существование, как средство "развязывания рук" аристократии. Низшее должно подчиняться высшему, ибо такова сама природа сущего - как бы говорит он нам.
Но здесь возникает типично нигилистический вопрос: а, собственно, ради чего? - И Ницше отвечает нам: /мы хотим, чтобы жил сверхчеловек/. - Идеальная иерархия есть средство к рождению сверхчеловека: искусственное созидание ступени, на которой он мог бы поместиться, практически гарантирует его появление, как полагает Ницше. - Любой элемент лестницы, стремясь к "сверхчеловеческому" статусу, должен таким образом раскрывать свою волю до конца, проявлять себя без остатка, - и естественным образом занимать соответствующее ему место в иерархии. - Это - своего рода модель "физиологической правдивости", откуда, собственно, и вытекает борьба Ницше с христианской моралью - моралью, провозглашающей противоестественность, препятствующей нормальному, закономерному ранжированию людей и сводящей на нет саму возможность существования высшего типа человека.
Философ, далее, утверждает, что нынешняя общественная модель, призванная заставить работать всех вместе и всякого в отдельности, есть лишь некое предусловие более развитого во всех отношениях феномена рабовладения. Что стадо, говоря строго, уже имеется, - и беда лишь в отсутствии пастыря, исключительно для нужд коего это стадо и может быть предназначено. - "Заратустра", далее, есть произведение, будто бы призванное воспитать нам такового.
Возвращаясь к термину "самопреодоление", теперь можно сказать, что он значит: преодоление "гиблого" эгоизма, эгоизма неизменности, христианничанья, считающего человека венцом творения. Самопреодоление есть путь, ведущий к сверхчеловеку.

3.

Концепция вечного возвращения, которой столь большое значение придавал сам Ницше, собственно, служит совершенно тому же, что и идея сверхчеловека: путем провозглашения вечного повторения всего она придает определенную смелость воле (действуй наилучшим образом и не стесняйся брать все, что можешь: все твои ошибки и промедления будут вечно повторяться); кроме того она как бы "обессмысливает" волю, возвращает ей ее природную глупость (извлекая из нее понятие цели: т.к. раз и навсегда достичь чего-то уже не представляется возможным: поскольку предшествующее состояние будет неизбежно возвращаться) и таким образом "запечатывает" ее в вечности. Сверхчеловек мифологизирует волю, вечное же возвращение ставит предел миру, заново овеществляет сущее, заново делает нездоровую неисчислимость мира нашим союзником.
Сверхчеловек влечет к себе, вечное возвращение - подгоняет.

4.

Но может ли такая схема быть осуществлена?
К сожалению, ход истории с пугающей очевидностью показывает, сколь многие на самом деле не заинтересованы в восхождении человека. - Всякое насилие над человеком вообще становится все менее и менее возможным: сама наша нервная система движется по этому пути. Если в принципе и могло бы быть возможно еще подчинение - то только на сугубо добровольной основе (ведь равенство идей уже признано). - "Пришло время малогабаритных мобильных интеллектуальных единиц", как утверждает Роберт Фрипп. - Мы, по сути, движемся к некоей ситуативной анархии, напоминающей мелкую рябь на ровной океанской глади.

Можно ли из этого выпутаться? Все мы, в конце концов, повязаны между собой: всех нас поглощает "система", которую все ненавидят и тем не менее никто в глаза не видел, поскольку она - это именно и есть мы сами: человечество, которое делает одного человека зависимым от работы другого, и при этом не освобождает от этой "круговой поруки" никого.
Соответственно рост человека продолжается не ввысь, а вглубь: постепенно показываются ростки, которые, например, сто лет назад попросту не могли быть замечены из-за своей слабости и из-за твердости той почвы, в которую были помещены их семена. - Сейчас же почва размягчается, идеи более не имеют над человеком былой власти, и, - если такая аллегория позволительна, - покрытие, по которому маршировали солдаты, снято; люди устремляют свой взгляд в себя.

Так что же, Фуко был прав, когда утверждал, что вслед за Богом погибнет и человек? - Но произойдет это не по "сверхчеловеческому", ницшевскому сценарию, - а по самому "обыкновенному": нигилизмом и безысходностью? Возможно ли еще возвышение при всеобщем равенстве? Найдется ли еще тот Мюнхгаузен, который сумеет вытащить себя из этого болота? Или для этого придется изобрести принципиально иную плоскость власти, в которой была бы возможна "вторичная" дифференциация людей?
Так или иначе, впрочем, быть может, это все - лишь признаки затишья перед бурей. В конце концов, сегодня на почве смешения различных рас и образов жизни возможны такие типы человека, о которых древность не могла даже и мечтать. Достаточно того, что мы уверенно уходим от человеческого, слишком человеческого, - куда бы эта дорога нас ни привела.