Питерское утро

       

       ( городская лирика)


Рассвет желтеет узкой полосой.
Он тускл и зрачок не раздражает,
и темноты ещё не не разряжает,
не заполняет комнаты пустой.


Светает как положено светать
в октябрьском остылом Петербурге:
сколь понемногу в очень близком , хмуром
шафрановая краска разлита.


Её подтёки отразив, трюмо
вдруг обретало глубину и зоркость,
и вновь оборотилось коридором
напоминавшим станцию метро.


Светает как положено, почти
не выявляя абрисов предметов,
их точных и просчитанных симметрий
на фоне бледных стен не очертив.


И в этом взбаламученном мирке
как вырезанном из сырой бумаги,
предметы облепившем полумраке,
в пролитом и прокисшем молоке


всех сумерек, то раздавался скрип,
то всхлип воды ,её побег по трубам,
но всякий шум немедля шёл на убыль,
и растворялся далеко, внутри


других пространств. И снова тишина.
И снова что-то жёлтое на сером ,
где дом напротив ограничил сферу
познанья вид из окон обкорнав.


Светало. Сквозь полуприкрытость век
неторопливо обретает зренье,
и новое о мире озаренье
лежащий на кровати человек.


Он - то бишь я - закутался до глаз
в нетёплое верблюжье одеяло,
и смотрит сколько там ещё осталось
от ночи за поверхностью стекла,


как истончилось ночь, и наконец
как превратилась в ветхую рогожу,
сползавшую с голубоватой кожи
больного дня застывшего в окне.