Было? Не знаю

Он её подобрал у обычной обочины,
Вдоль дороги лесной, где резвился ручей.
Скажут: было темно – провода обесточены,
Сколько было таких непроглядных ночей!

В свете щупалец – фар отражались все вмятины
От усталых колёс, потерявших следы.
Убегали столбы, с ними тени – рогатины;
Колпаки фонарей, как обломки слюды...
       *
Этот рейс – дальнобой, по привычке рассчитан,
Не студил и не грел, как обычно, всегда.
Разве мог он гадать, этой жизнью зачитан,
Что покоя лишит этот рейс - навсегда.

Загорелся в кустах, будто краешек красный,
По привычке педаль утопил – тормоза!
Остановка в лесу, опыт знает – опасно,
Но кольнуло иглой, этим цветом глаза.

Заплескала водой молодая речушка,
Закричала остро, издалёка, сова.
На измятой траве, не мешок, а девчушка,
И застряли, как ком, запершили слова.

До семнадцати лет дожила, но не боле,
На шершавых щеках есть дорожки от слёз.
Хоть успела, поди, отучиться – то в школе,
Но избавилась точно от призрачных грёз!

На изломах ресниц запеклось, как от свечи.
Есть: от крыльев ноздрей, точно, тоненький пар.
Что ж, оставь на потом богомольные речи,
И неси поскорей на две звёздочки фар.

На заплечный мешок положил и устроил,
Холостяцким платком вытер щёки и нос.
На спокойный мотив свой приёмник настроил,
Потихоньку завёл, потихоньку повёз.

И растаяло вдруг на душе, и ослабло
Напряжение лет, натяжение струн.
Поседевших висков рано кожа одрябла,
Но он всё ещё тот весельчак – говорун.

Задышала весной и рассветом кабина,
Долговязый туман растворился и сник.
Шелестела легко по асфальту резина,
А в груди бил тепло полнокровный родник.

Оглушительный вздох прокричал, словно птица,
Хлобыстнули ресницы, как дождь по стеклу.
Показалось живой - может, всё это снится,
Незнакомый мужик, за баранкой, в углу.
 
От широкой спины разбегаются плечи,
От седой головы – неопрятная грусть.
Ей платить за проезд неохота и нечем,
Только жаль, что жива! Что жива? Ну и пусть…

Почесала рукой в кровь промокший затылок,
Потянулась, зевнув, распахнула глаза.
- Тормозните, отец, дайте кружку, обмылок...
Я умыться хочу. Он нажал тормоза.

Он студёной водой поливал её руки,
И стекала в ничто позапрошлая грязь.
Он смывал её боль, он смывал её муки,
Он смывал те слова, что навесила мразь.

Просветлело лицо, улыбнулось наивно,
На шершавых щеках поселились лучи.
То сегодня – с тобой, что вчера – неизбывно,
Отыскались, малыш, знать, от счастья ключи.

И потом, налегке, вся усыпана булкой,
Она пела под нос и пила молоко.
И мелькали в окне провода, переулки,
Уносилась печаль далеко, далеко...

Одинокий шофёр, одинокая пчёлка,
Если двое теперь, кто из них одинок?!
От былых витражей два слепящих осколка...
Вновь до крови натрёт лоб терновый венок?
27.05.05