По чину и благочестию. Былинка

Вчера был праздник души — встретился с дорогим батюшкой, моим духовником — о.Иоанном Мироновым. Беседуя, не удержался, задал вопрос, который давно мучил: «Батюшка, наше священство часто по улицам ходит в штатском, а я считаю и читал это в двухтомнике священнослужителя, что одеяние священника — та же проповедь Евангелия. Конечно, если холодно, священники поверх рясы надевают пальто, как правило, тёмное, с длинными полами, напоминающее внешне одеяние священническое».

— Не всегда так было. В советское время запрещалось ходить в священнической одежде. Даже митрополит ходил в светской одежде.

— Это в советское время. Сейчас времена другие. Батюшка, существует ли канон, что священник всё-таки должен ходить в священнической одежде?

— Да, это благообразно и по чину. Но в первые века христианства было несколько иначе. Мы знаем, как к вмц.Варваре приехал миссионер под видом купца.

— Так то первые века… когда гонение было на христиан, как и при советской власти.

— Вот я расскажу тебе такой случай. Однажды мы с Владыкой Иоанном (Снычевым) оказались на Варшавском вокзале, где нам встретилась одна госпожа с мужем полковником. А были мы в полном священническом облачении, в длинных рясах до самого пола. Дама показывает на Владыку и говорит: «Ленин нам сказал, что религия — опиум для народа». А я посмотрел на неё и отвечаю: «А нам Христос сказал, что мы — свет миру. Кто выше — Христос или Ленин?» Тут подошёл наш трамвай, Владыка говорит мне: «Какой ты, Ванюша, смелый. Надо же было такие слова найти».

— Но в обыденной жизни, батюшка, как должен быть одет священнослужитель? Я посмел поднять этот вопрос в Интернете, так на меня такая критика обрушилась, такая брань…

— Господь Сам каждого разберёт. Сказано ведь: «Посему не судите никак прежде времени, пока не придёт Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога» (1 Кор.4.5.) и ещё: «Не судите, да не судимы будете» (Мф.7.1). Что касается твоего вопроса, Саша, — то дома, в обыденной жизни я могу в одном подряснике ходить. Но на улице, в общественном месте я надеваю подрясник, рясу, скуфью. И люди уже встречают меня как пастыря и священника. Потому и дома, и на улице, и в храме — везде священник должен быть и одет, и вести себя благообразно и по чину. Сейчас, слава Богу, не советские времена, можно ходит в священнической одежде.

— Батюшка, можно или должно?

— Пойми, люди привыкли уже к некоей свободе… Потому что восемьдесят лет внушался и требовался определённый тип поведения и внешнего вида. А ныне священники не показали пример, как должно… Вот я привёл пример с Владыкой Иоанном — он всегда был одет как священнослужитель — не боялся, не стеснялся. И о.Николай Гурьянов ещё при советской власти ходил в полном своём священническом одеянии — в рясе, подряснике, а сверху – синий такой плащ длинный, дешёвенький. Многие священники носили тогда такие плащи, и я в том числе. Правда я, надевая подрясник, подгибал немного его и припоясывал поясом, чтобы полы не лохмотились, не грязнились, и чтобы никого не смущать.

— И всё же — благочестивее ходить священнику в соответствующем одеянии. Вот будь я священником — за счастье бы считал ходить в рясе, это как награда за тяжкий труд священника.

— Правильно. В монастырях ты не увидишь священнослужителя, монаха в мирской одежде. Даже послушники ходят в подрясниках, пусть стареньких, заштопанных, но сразу видно, что они из духовного сословия. Выбрал стезю священнослужителя, должен соответствовать этому высокому званию и внутренне, и внешне.

«Церковь, являющая собою царство не от мира сего, свидетельствует о сем и одеждами своих служителей, которые как бы обязывают носителей таковых быть всегда и везде теми, кем они являются перед Богом и Церковью». Богословский словарь.

Судом постыдным осудили,
За веру в Бога – пуля в лоб.
И палачи еще шутили:
- Кого сначала шлепнуть, поп?

Решай, как скажешь, так и будет,
Тебя или сынов твоих?
- Спасибо и на этом, люди,
Меня – потом, сначала – их.

Не бойтесь, детки, смерть мгновенна,
Я отправляю вас к Христу,
Кончина за Него блаженна,
А я за вами вслед приду.

И грянул выстрел, был он меток,
Упали молча сыновья.
Отец отпел себя и деток:
- Ну вот, теперь готов и я.

За землю нечего держаться, -
Господь венцы благословил.
О, треблаженные страдальцы!
О, высота святой Любви!
Иеромонах Роман(Матюшин)

       ШИРОКА СТРАНА МОЯ РОДНАЯ…
Сколь безконечно долго я не мог погордиться тобой, моя Родина! Но когда уже и крохотная, изнемогающая от собственной бедности и неумных политиков Грузия стала высокомерно угрожать России, наступил долгожданный предел. Низы давно знали и вынужденно терпели напористую наглость горячих южан, захвативших и рынки, и казино, и другие, приносящие баснословные барыши, злачные места. Они уже не стеснялись называть Россию «самой большой колонией Грузии».

ИВАН НЕ ПОМНЯЩИЙ РОДСТВА
Не как фольклорная подробность,
Как вызов против естества,
Был в русской жизни страшный образ –
Иван не помнящий родства.

Ни огонька. Ни поля чести.
Ни проливного бубенца.
Ни доброй памяти, ни песни,
Ни матери и ни отца.

И в ближней стороне, и в дальней,
В часы беды и торжества
Нет участи твоей печальней,
Иван не помнящий родства.
Владимир Костров

  Русский народ привычно терпел унижения. Но вот случилась Кондопога, да арестовали российских офицеров в Тбилиси, да американцам дали свободно творить в Грузии всё, вплоть до угрозы нашей национальной безопасности – разрешили строить у себя радиолокационную станцию системы ПРО, направленную на отслеживание полета российских ракет, – и Президент сказал, наконец, свое веское слово: закрыть границу, начать транспортную и почтовую блокаду, выселить грузин на свою мандариновую родину.

Слова воплотились в дела, и как тогда он заверещал-заплакал, этот ставленник американцев, мечтающий втянуть голодную страну в НАТО, затеять войну с Абхазией и Южной Осетией, рассчитывая на помощь «всесильных» американцев! Но наш Президент и США предупредил об опасности встревания в конфликт. Одно за другим закрываются в столице и других городах казино, на доходы которых закупалось оружие, чтобы воевать с нами; был раскрыт заговор банкиров, отмывавших для Грузии огромные деньги; на рынках, до того подвластных грузинской мафии, начали наводить порядок – чтобы не грузин-перекупщик, а сам русский мужик мог продать свой товар по своей цене; желающих перебраться на Родину русских вывезли – за государственный счет! - домой; Россия пересмотрела свои договоры с грузинскими предприятиями: слово Президента весит тонны.

Люди, в общем, мало просят, но дают довольно много. Люди многое выносят: если надо – ходят в ногу, устают, недоедают, но уж если взрыв за взрывом, - этот ад надоедает даже самым терпеливым. Люди, в общем, мало знают, но они прекрасно чуют, если где-то распинают и кого-нибудь линчуют. И тогда творцов насилья люди смешивают с пылью, сбрасывают их со счета. Не по людям их работа! Люди, в общем, мало верят в заклинанья, в пентограммы, а своею меркой мерят не фунты и килограммы, и на ярды, и на метры. Счет иной еще не начат. Люди, в общем, незаметны, но довольно много значат! Леонид Мартынов †1980.

Правда, удивляет одно немаловажное обстоятельство: а что, власти десятилетиями не знали о безпределе в стране? Зачем они наводнили Россию миллионами иноземцев, которые занимаются больше грязной наживой, бандитизмом, убийствами, чем работой? По какому праву пришельцы открывают двери властных кабинетов одним ударом ноги? Почему им позволено то, о чем нам и мечтать вредно? Спасибо, Владимир Владимирович, за полузабытое чувство гордости за свою Родину. Вот бы и дальше так…

«Только пустые люди не испытывают прекрасного и возвышенного чувства родины». Иван Павлов.

       ВАРИАЦИЯ НА ТЕМУ
«Широка страна моя родная», -
Пел таджик, дошедший до Дуная,
Русский пел, грузин, калмык и грек,
Одолев немало разных рек.

«От Москвы до самых до окраин»
Мор пронес, стыда не зная, Каин.
С поля, где крапива да пырей,
Плач взметнулся, сокола скорей.

«Всюду жизнь привольна и широка», -
Пел и я, как многие, до срока…
Нынче задаю себе вопрос:
«Кто я, если не Великоросс?»

И звучит насмешкой злого рока,
Словом издевательски звеня:
«Молодым везде у нас дорога…»
Дальше пойте песню без меня…
Виталий Серков

Нет, не нравится мне этот стих, оставлю-ка я лучше, как было:

Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!

От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит, как хозяин
Необъятной Родины своей.
Всюду жизнь и вольно и широко,
Точно Волга полная, течет.
Молодым - везде у нас дорога,
Старикам – везде у нас почет.
Василий Лебедев-Кумач

…И ОН НЕ МОЖЕТ НЕ РОДИТЬСЯ
Сегодня 5 марта – 54-я годовщина со дня смерти Сталина. Полвека прошло, а споры о нём продолжаются с прежней силой. Мне было пять с половиной лет, жили мы на Арбате в Крестовоздвиженском переулке совсем рядом с Кремлём. Я хорошо помню тот мрачный весенний день, когда мимо нас безконечной чередой двигались мощные зилы с огромными еловыми венками в кузовах. Москва рыдала в голос.

Плакал и я – не просто в подражание взрослым, а от чувства непоправимости беды в своей маленькой душе. В телогрейке и в юбке в горошек помню маму в тот мартовский день, а на мне – шестилетнем – галоши да поношенный батин ремень.

Слышу возгласы: «Сталина нету!».. Слезы март прожигают насквозь. И безмолвным ручьем к сельсовету все село сиротливо стеклось. Взгляд суровый с портрета и трубку будет время отныне хранить… Я же дергаю маму за юбку: - Его будут у нас хоронить? Это небо – могильная яма, эта память мне спать не дает. Оттого я заплакал, что мама мне зажала испуганно рот… Владимир Молчанов.
 

Многие улицы были забаррикадированы грузовиками, солдатами – пытались избежать давки, но громадная толпа москвичей прорывала заслоны, и много людей было задавлено насмерть. Мой старший брат тоже умудрился пробраться под колесами машин, но что он видел, я так и не узнал.

На этой Трубной, пенящейся, страшной,
где стиснули людей грузовики,
за жизнь дрались, как будто в рукопашной,
и под ногами гибли старики.

Хрустели позвонки под каблуками.
Прозрачный сквер лежал от нас правей,
и на дыханье, ставшем облаками,
качались тени мартовских ветвей.

Напраслиной вождя не обезсудим,
но суд произошел в день похорон,
когда шли люди к Сталину по людям,
а их учил ходить по людям – он.
Евгений Евтушенко

Сталина я увидел гораздо позже, в Мавзолее, кажется в 1960 году; потом его, как вы знаете, оттуда убрали и похоронили у кремлёвской стены. В память врезались его рыжие волосы и оспинки на лице. На безбрежных портретах этих деталей не было. Ещё он показался мне маленький ростом – в моем детском воображении Сталин был очень высоким, возвышающимся над всеми людьми.

Предайте его земле. Он столько ей зла принёс. Россия была во мгле, почти слепая от слёз. Измученная нуждой, порастеряв народ, осталась она вдовой в тот непотребный год. Предайте земле его. Не мучайте скорбный дух. Ушло его торжество и факел давно потух. И хватит портретов нам и памятников его. А Мавзолей – не Храм. И мумия – не божество. Андрей Дементьев.

Старица Пюхтицкого монастыря, из рода Толстых, Сергия(Клименко †1994) в своей книге «Минувшее развертывает свиток» писала: «От отца Иеремии(Лебедева †1.3.1953), казначея Патриарха Алексия(Симанского), я узнала следующее: когда Святейший приехал за границу, его упрекнули в том, что он служил панихиду (возможно, молебен, если учитывать дату кончины архимандрита) по Сталину-безбожнику. Патриарх Алексий во всеуслышание ответил: «Я служил не за безбожника».

За него молился схиархиепископ Антоний(Абашидзе(1867†1942). Он был инспектором той семинарии, где учился Сталин. И когда Сталина за «проказы» сажали в карцер на хлеб и воду, он его жалел и посылал ему покушать. А когда времена переменились, когда Сталин стал самодержцем, а он архиепископом, его хотели арестовать. И вот Сталину дали знать: помнишь князя Абашидзе, который тебе кушать посылал, когда ты в карцере сидел? И Сталин сказал: «Не трогать его». И владыка Антоний за него молился и что-то ему вымолил. Уж какая судьба Сталина, мы не знаем, это Бог Один знает, но все-таки с него началось освобождение». Еще она упоминала, что после того, как Сталина убрали из мавзолея, загробная участь его переменилась к лучшему…

Бежала девка необутая,
И слышали издалека:
- Да как же мы теперя будем-то?
Да как же мы теперя, как?!

От трудодней своих горбата,
На солнышке, среди села
Сидела старенькая бабка,
Сидела бабка и спала.

Но девкин крик – и сон весь настежь:
Пожар небось! Война небось!
- Чего содеялося, Настя?
Чего, родимая, стряслось?

А та – дрожащими губами
Простоволоса и горька:
- Да Сталин помер наш, бабаня!
Да как же мы? Да как же? Как?

И поднимаясь на приступках,
Сказала бабка в эту прыть:
- Смеяться надобно, голубка,
И Господа благодарить.

Сказала – и пошла. А девка,
Как бы запнувшись на бегу,
Вдруг вспомнила, что неодета,
И что босая на снегу…

Был март. Большое и весеннее
Стояло солнце у межи.
И дело шло к тому, чтоб сеять,
И дело шло к тому, чтоб жить.
Владимир Сидоров

Кем же он был, этот человек, по-прежнему влияющий на жизнь нашей страны, – безжалостным диктатором, сатрапом, узурпатором власти – или гениальным вождём, сумевшим за малый срок перевернуть лапотную Россию, слелав её могучей индустриальной державой? Честно скажу: не знаю. Но вот что рассказала мне матушка Евангелия(Лагопулу), с четырёх лет насельница Горнего иерусалимского монастыря, долгое время служившая в Отделе Внешних связей Московской Патриархии: «Шел 1955 год. По приезде в Москву матушка Афанасия, игумения монастыря и моя духовная мать, задала Патриарху Алексию I вопрос, который ее тяготил в последнее время: «Почему вы распорядились служить панихиды по Сталину? Мы исполняем это распоряжение неукоснительно, постоянно служим, но ведь Сталин был коммунистом, неверующим, марксистом-материалистом… Какая же тут панихида?»

Святейший попросил подойти поближе и тихим голосом ответил: «Сталин покаялся». Матушка засомневалась: «Мыслимо ли такое, чтобы такой человек покаялся?..» Патриарх уточнил: «Поверьте, я его исповедовал». Причащал он Сталина или нет, Патриарх не обмолвился, а об исповеди сказал определенно. В подтверждение моих слов могу привести опубликованное Красновым-Левитиным свидетельство, также утверждающее об этом потрясающем факте.

Конечно, в те годы это была строжайшая тайна. Патриарх открыл нам ее в личной беседе, а откуда узнал Краснов-Левитин, я не знаю». Этот эпизод мне кажется настолько важным, что я позволил взять его из моей книги «Страницы души» (2002, «Сатисъ», СПб).

Значение исторической личности Сталина осталось загадкой, поэтому я не хотел бы навязывать своё недозревшее мнение: пусть каждый сам решает, кем же был настоящий Иосиф Джугашвили – выдающимся политическим деятелем или преступником при единоличной власти, уничтоживший миллионы сограждан. Возможно, слишком мало времени прошло для исторической оценки таких фигур…

Каждый год, включив погромче радио, люди в марте ждали перемен, ждали, что Москва-столица, радуя, сообщит о пониженье цен. По дому ходили все на цыпочках, затаив дыханье, не спеша, и на ребятишек шумных цыкали, чтобы те сидели не дыша. Ждали перемен с такою верою… И снижались цены, что скрывать. На пальто шинель меняли серую, покупали тумбочку, кровать… Знали: в жизни многое изменится, потому трудились с огоньком. Беды перемелет чудо-мельница, солнышко заглянет в каждый дом. Ну а время шло послевоенное. Это не забудешь никогда, как творил народ дела безценные, из руин вставали города. И дышалось легче год от года. Силы восстанавливал народ. Было удивительное что-то в том броске стремительном вперед. И вставала Родина родная, ожидая скорых перемен. Люди с огоньком трудились, зная: в марте будет пониженье цен. Константин Рябенький.

Но чувство гордости за свою державу я успел испытать, и оно, затоптанное другими «вождями», всё равно где-то глубоко сидит в моей русской душе. Просматривая журналы «Наш современник» за 1997 год, в №7 я нашел интереснейшие размышления Владимира Солоухина, в частности, о Вертинском. Мне жаль, что я не могу процитировать многого, но вы найдите и прочитайте – весьма полезное дело. Солоухин приводит неизвестную песню певца, найденную на магнитофонной пленке. Уникальная песня, уникальная запись. Давайте сохраним для истории эту песню.

       ОН
Чуть седой, как серебряный тополь,
Он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь?
Сколько стоил ему Сталинград?

И в седые, холодные ночи,
Когда фронт заметала пурга,
Его ясные, яркие очи
До конца разглядели врага.

В эти черные тяжкие годы
Вся надежда была на него.
Из какой сверхмогучей породы
Создавала природа его?

Побеждая в военной науке,
Вражьей кровью окрасив снега,
Он в народа могучие руки
Обнаглевшего принял врага.

И когда подходили вандалы
К нашей древней столице отцов,
Где нашел он таких генералов
И таких легендарных бойцов?

Он взрастил их. Над их воспитаньем
Долго думал он ночи и дни.
О, к каким роковым испытаньям
Подготовлены были они!

И в боях за отчизну суровых
Шли безстрашно на смерть за него,
За его справедливое слово,
За великую правду его.

Как высо’ко вознес он Державу,
Мощь советских народов-друзей.
И какую великую славу
Создал он для отчизны своей.

Тот же взгляд, те же речи простые.
Так же мудры и про’сты слова.
Над разорванной картой России
Поседела его голова.
Александр Вертинский †1957

Матушке России без вождей все равно не жить – были бы они достойны той непомерной ноши, которую взваливают на себя. Пока такого человека нет. Народ истомился ожиданием…

Вождя! За родом гибнет род.
«Зачем вам вождь?» - кричат из ада.
Но без вождя любой народ –
Толпа, а если проще – стадо.

И ложь. И кровь. И пустыри.
Вождя на царственное место!
Но нет вождя. Поводыри –
Они из купленного теста.

Как в злую засуху дождя,
Село глухое и столица
Ждут настоящего вождя.

И он не может не родиться.
Николай Рачков, СПб

Ты говоришь: «Монархия!»,
когда кругом анархия.
Ты призываешь Небо
России даровать
Царя, царя-заступника за души
Православные…
Но, знать, еще не время.
Еще не время знать.
Покуда нет заступника,
Мы будем горько маяться
И многими страданьями
Мы будем обретать
То время, очень светлое,
То время вдохновенное,
Когда дарует царскую
Господь нам благодать.
Геннадий Иванов

       ТОЛЬКО Б МАЛЕНЬКИЙ КРЕСТ ДО КОНЦА ПРОНЕСТИ…
Наверное, у каждого православного христианина накопилось немало вопросов, которые хотелось бы задать священникам, но всё как-то неловко было, мешала боязнь обидеть батюшек. Некоторые из таких «неудобных» откровенных вопросов я задал на православном форуме нескольким батюшкам и получил не менее откровенные честные ответы. «Былинку» помогла написать Ирина Рубцова.
 
— Батюшка! Когда вы произносите слово «захожане», вас не колет совесть за то, что это именно ваша вина, раз люди не хотят оставаться в вашем храме?

Протоиерей Игорь Филин, СПб, пос.Песочный: — Нет, меня совесть не колет, потому что подавляющее большинство такого рода людей и не хотят оставаться. И следует приложить немало усилий, которые чаще оказываются безполезными, чтобы человек остался, ибо приход человека в церковь - процесс длительный. А укорить себя можно когда? — Если ты вёл себя недостаточно внимательно к человеку: у него была какая-то просьба, а ты отмахнулся. Или ответил без сочувствия, не снизошёл до состояния человека, который ничего не понимает; или погордился, превознёсся над таким человеком — тогда, конечно, согрешил. Но наивно полагать, что вот если я сейчас максимум внимания и любви вылью на этого человека, то он останется. Нет, результат будет, если есть на то Божия воля, а ты послужил как инструмент Божественного промысла.

Священник Андрей Сыркин, Харьков: — Колет. Очень расстраиваюсь, что в храме мало прихожан. И ублажаешь, и ругаешь вас, — а вы всё равно вместо службы дома сидите.
 Иерей Святослав, Смоленск: — Я не произношу таких слов. У нас на приходе не принято никому говорить неприятные слова, а тем более обижать кого-то. Есть ведь просто люди, и многие из них гораздо лучше моих прихожан. А число прихожан всё время растёт, так что всё в порядке. Молодым же священникам, которые унывают, что у них людей мало, я всегда говорю: «Счастливые! у вас есть время молиться. Постарайтесь хоть несколько лет, пока народ не набежал, молиться и литургисать «для себя».

— А к вам легко подойти с глупым вопросом?

О.Игорь: — Да пожалуйста, с любым вопросом подходите. Я вообще считаю, что нет глупых вопросов — есть глупые ответы. Обычно как бывает? Пришёл человек, посмотрел, и если возникли вопросы, — я стараюсь всё объяснить, предлагаю приходить почаще на службы, рекомендую почитать церковную литературу.
 
О.Андрей: — Легко.

О.Святослав: — Подойти легко. Если человек чего-то не знает или боится сделать что-то не так, то это не глупый вопрос. Если же человек желает оправдать себя и оговорить ближних, то пусть ищет себе других советчиков.

— А вы поможете нищему?

О.Игорь: — Помогу. Хотя сегодня существует категория нищих-вымогателей. Таких приходится опасаться, потому что остановив тебя, они пытаются тебя ограбить. Мне приходилось сталкиваться с таким явлением: ты подаешь милостыню, а тебя вдруг облепляет толпа нищих (чаще подростки) и начинают вымогать все деньги. В таком случае я не подаю. Но когда я вижу, что человек один, то, какой бы он ни был, я подаю, ибо если человек просит, значит, ему трудно жить.

О.Андрей: — Обязательно помогу.

О.Святослав: — Не всякому. Тунеядца, вора и пьяницу прогоню без жалости.

— А на какой машине вы разъезжаете?

О.Игорь: — Я разъезжаю на машине, которую подарили нашему приходу друзья из Германии, — это Мерседес ML 270.

О.Андрей: — На «шестёрке» 1981 года. Машина — моя ровесница.

О.Святослав: — Пешком хожу или такси вызываю.

— С любовью ли говорите с людьми?

О.Игорь: — Стараюсь говорить с любовью.

О.Андрей: — И с любовью, и с обличением, и с…

О.Святослав: — Пока с любовью не получается. Либо с радостью, либо с болью.

— Есть ли у вас время остаться в храме после службы или вы торопитесь в трапезную и по делам?

О.Игорь: — Я всё время нахожусь на приходе и редко отлучаюсь, поэтому этот вопрос для меня не совсем корректный, потому что я встречаюсь с прихожанами не только в храме, но и на улице, и в церковном доме. У меня ведь не только приход, но ещё братство и сестричество — мы окормляем онкологическую больницу в Песочном. Так что допоздна я в храме, найти легко.

О.Андрей: — Я б остался, только холодно очень (отопления нет), зимой до -170 в храме.
О.Святослав: — Тороплюсь к своей молодёжи, там уже очередь стоит. Трапезных и долгих трапез терпеть не могу.

— У вас много строительных забот?

О.Игорь: — Очень много, слава Богу.

О.Андрей: — Не много. Хотя если бы было много, я был бы рад.

О.Святослав: — Достаточно. К сожалению.

— Вас безпокоит отсутствие или недостаток так называемых спонсоров?

О.Игорь: — Нет, не безпокоит. «Господь даде, Господь отъят». Надо — Бог даёт, не надо — Бог не даёт. Так что я давно перестал переживать по этому поводу. Если Господь даёт средства на какие-то дела, значит, это нужно делать, а не даёт — стало быть, не богоугодное это дело.

О.Андрей: — Безпокоит.

О.Святослав: — У нас нет спонсоров. Мы сами справляемся и не любим никого ни о чём просить.

— Принимаете ли вы советы простых людей, или вы командир и разбираетесь во всём на свете?

О.Игорь: — Конечно, принимаю советы, почему ж нет?

О.Андрей: — Принимаю и часто из-за этого страдаю.

О.Святослав: — Принимаю советы от людей знающих, способных дать дельный совет в том, в чём они опытны. Никогда не приму совета от людей, любящих давать советы.

— Советуете ли молодой девушке направляться в монастырь?

О.Игорь: — Если девушка рвётся в монастырь, и если она готова к этому, — то советую.

О.Андрей: — Не советую.

О.Святослав: — Испытываю её веру и стараюсь её умножить. Остальное не имеет значения.

— Часто ли вы паломничаете?

О.Игорь: — Один-два раза в год. В последнее время — на Святую гору Афон.

О.Андрей: — Не часто, для этого надо иметь твёрдую финансовую основу.

О.Святослав: — Раньше часто. Сейчас нет.

— Не хотите ли перебраться в глубинку?

О.Игорь: — Куда-то ещё глубже? Нет. Я думаю, что нахожусь на своём месте — между городом и деревней.

О.Андрей: — Я и так почти там.

О.Святослав: — Нет. Пока не появится человек, способный выполнить мой объём работы. А когда появится, и мне понадобится время для мыслей и книг, а не для людей, тогда — да.

— Можете ли на трудный вопрос ответить: Не знаю?

О.Игорь: — Разумеется.

О.Андрей: — Могу.

О.Святослав: — А что в этом особенного?

— Звоните ли вы прихожанину домой, если долго не видите его на службе?

О.Игорь: — Не так часто. Тем, кто близко мне знаком, могу и позвонить, узнать в чём дело. Также могу позвонить тем своим духовным чадам, которые… не совсем благополучны, или у них какие-то трудные жизненные обстоятельства. А просто вмешиваться в личную жизнь человека, считаю, не всегда уместно.

О.Андрей: — Даже заезжаю.

О.Святослав: — Очень редко. Узнавать телефоны прихожан мне представляется нескромным.

Что же до молодёжи, то с ними этого — «долго не вижу» — не бывает. Те, кто любят храм и Бога, — всегда здесь.

— Знаете ли имена всех своих прихожан?

О.Игорь: — Всех не знаю — их очень много, но подавляющее большинство, скажем, 90%.

О.Андрей: — Знаю.

О.Святослав: — Нет. Только обстоятельства их жизни и лица.

— Просто ли вас в нужном случае пригласить совершить требу домой?

О.Игорь: — Пригласить-то просто. Другое дело, что я не всегда ввиду занятости могу тут же откликнуться. Поэтому, если я сегодня, например, не могу, — то предлагаю другой день или же прошу исполнить требы нашего второго священника, у которого меньше хозяйственных и административных забот по приходу. Я не тороплюсь откликаться на просьбы ехать освящать машину или квартиру, сначала предлагаю побеседовать, поисповедоваться. Потому что если вы хотите освятить квартиру, а сами не причащаетесь и не молитесь, то толку всё равно не будет. Что касается отпевания… я не отпеваю людей, которые не ходили в церковь, за исключением тех стариков, которые в советские времена не имели такой возможности, а сейчас у них уже нет сил. Но если надо причастить больного — стараюсь сделать это побыстрее. А ради умирающего вообще бросаю все дела и иду.

О.Андрей: — Просто.

О.Святослав: — Постараюсь послать молодого священника, если понадобится совершить требу, и людям всё равно, кто это сделает. Поеду сам, если людям будет не всё равно. Обязательно поеду сам, если нужно будет сугубо молиться об исцелении болящего. Никогда не поеду к богатому или самодовольному человеку, кроме случаев большого горя или явной воли Божией.

Можно мерить пространство длиною ступни,
пятерней зачерпнуть океан,
можно вынуть из прошлого чёрные дни,
словно клавиши из фортепьян.

Можно телом заткнуть корабельную течь,
можно пепел стряхнуть в черновик,
можно женщину выгнать и рукопись сжечь,
можно вычерпнуть имя из книг.

Можно ночь, как копирку, зажать в кулаке
и копирку разгладить, как ночь.
Можно брод отыскать в кипящей реке.
Можно боль, словно сон, превозмочь.

Можно помощь накликать – рукою махнуть!
Всяк поможет на страшном пути.
Только б маленький крест, обжигающий грудь,
самому до конца пронести…
Александр Хабаров