9 глава к поэме Чулида и Бигуди

В почтовой роли бандероли плывут бутыль и медальон. На суше Печкин — почтальон, на море ветер в этой роли. И на бутылке тут и там (да не пойдет сей труд насмарку) он рыбой-штампом ставит штамп и прилепляет рыбу-марку. Но все ж бутыль не телеграмма, и может быть она в пути на протяженьи лет пяти, как на экране мелодрама. И долог путь ее, и крив, как почерк курицыной лапы, и могут с ней случиться ляпы — о буй разбиться, иль о риф. О, бедный наш сосуд Марины! А вдруг в броске очередном между морским застрял он дном и дном шпионской субмарины? А море где-то там, в ночи, волнами-мышцами играет и по плечам бутыль катает, как гирю в цирке силачи.
       Ну, вот…
       Плывет посылка к суше. Вдруг проплывает мимо шкаф! А из него торчит рукав и шапка высунула уши. Плывет бутыль к большой земле. Вдруг — гарнитур за шкафом следом! С энциклопедией, обедом и мясорубкой на столе. Плывет бутыль как бригантина. Вдруг появляется кровать! Ну, просто глаз не оторвать! Такая белая, как льдина. Диван без нескольких пружин, трюмо, ковер, торшер без шнура… В хвосте на пуфике понуро плывет бездонно грустный джин. Исток тоски его бездонной в том, что у джина есть джена, посуду в гневе бьет она, и вот добилась — дом бездомный! Расколотила до одной тарелки, чашки, даже вилку, сервиз, а главное — бутылку, в буквальном смысле, дом родной! Куда теперь диван поставить? А гарнитур куда девать? Куда девать трюмо, кровать? Ну, не выкидывать же, да ведь? Да, крыша всем домам нужна. Она на суффикс так похожа! Поскольку, как и суффикс, тоже меняет в корне жизнь она. И было б горе джину вскоре, но счастье прибыло скорей. И снялся разум с якорей. Увидел джин бутылку в море!
       Как шмель, разинув пасть на сласть, летит к цветку с голодным стоном и вьется над и под бутоном, стремясь скорей в него попасть; как муха вьется над коробкой, где шоколадный спрятан торт (его назвал кондитер «Черт») — так точно джин кружил над пробкой. Бутылку он прижал к груди, замкнув объятий крепких кокон, и стал похож на женский локон, накрученный на бигуди. И вот по всем законам йоги о всяких разных позах тел в бутылку плавно он влетел, в серьгу просунув обе нОги. Уж джин-то знает поз мильон, но не нашел удобной позы для удивленья сильной дозы, когда увидел…медальон! Бывает всякое в сосуде: шампунь бывает, кетчуп, ром, но (разразись зимою гром!) не держат в нем портретов люди! А впрочем, что уж тут такого? — Лежит в бутылке медальон… Конечно, хуже, чем бульон, но все же лучше, чем подкова. И джин втащил в бутылку льды кровати белой, пуфик мокрый, слегка задев торшером О край портрета бедной Чулиды. Протиснул шкаф с одеждой следом, диван и столик без еды, слегка задев колючим пледом портрет несчастной Чулиды. И гарнитур поставил рядом, принес ковер, принес трюмо, уже хотел начать ремо…нт, задев портрет случайным взглядом.
       На мутном желтом снимке том с двумя детьми грудными разом стояла мать с моргнувшим глазом, а с ней отец с зевнувшим ртом. Детишкам нету и годочка. Они — родители точь-в-точь: та, что моргнула, — в маму дочка, та, что зевнула, — в папу дочь. А у малюток на запястьях — пятно родимое — волна, должна детей беречь она в различных жизненных напастях. Портрет семейный этот редко кого до слез не умилял. Рыдая, джин платки менял, и на платках промокла клетка, цветки, горошек, мячик, волк, солдат, кораблик, мишки, зайки… И джин вернуть портрет хозяйке почел за свой гражданский долг. По морю он скитался долго, искал почти земле по всей, был там, куда впадает Волга, Евфрат, Янцзы и Енисей. И даже в озере Лох-Несс (ведь там всегда туристов много) спросил он монстра – осьминога…но монстр таинственно исчез. Поистрепав до дыр надежду вернуть портрет кому-нибудь, пустился джин в обратный путь, плывя акул тигровых между. Но вот блестит волна слюдой, на небе месяц, как апостроф, и видит джин плавучий остров с плакучей дивой - Чулидой! Картина ясности полна: глаза девица трет манжетой, а под манжетой мокрой этой - пятно родимое – волна. Была еще одна примета: она моргала, слезы сквозь, и тут поймет уж каждый лось, что вот оно – лицо с портрета!

[Набором перьев от павлина писала Дядина Галина]