Мишико

Её звали Нино иль Тамара,
Знает точнее Грузинский спецназ.
Нет не божия это ей кара,
Когда девушки гибнут от нас.

Хрупкая, лет двадцати, худая,
Черным вороном локон волос.
Что ты забыла здесь молодая,
Где грязь войны, не революция роз.

В жизни твоей, увы недолгой,
Это был первый, последний бой.
Но за поступок твой благородный,
Я преклоняю главу пред тобой.

Ночью после обстрела Цхинвала
Вам поступил сумасшедший приказ.
Не обращая на трупы внимания,
Выступить должен Грузинский спецназ.

И по обочине старой дороги
Черною тучей пошел батальон.
Бронежилет, каска, разгрузка,
В ствол автомата уж загнан патрон.

Вышла к дороге ты с автоматом,
Там БТР, обстрелянный с гор.
А на броне не в бронежилете,
Простой Российский наш репортер.

Миг один и он уж на мушке,
Видно как он побледнел и взмок.
Жалобный взгляд, шум далёкой вертушки,
Палец тихонько прижал курок.

Две, три секунды, но пауза эта,
Жизнь твою обрывает как сон.
Лучиком первым земля не согрета,
Лишь осветились вершины крон.

Резкий удар в грудь и капельки крови,
И нестерпимая, сильная боль.
Черной дугою выгнулись брови,
Потом на лбу побелела соль.

Мысли последние: - Мама, мама,
Стоит ли жизни призыв Мишико?
Лишь для семьи твоей это драма,
И для родни понять не легко.

Эта земля, эти пашни и нивы,
Где Осетины живут сотни лет.
В дружбе с ними были Грузины,
Не враждовать был у них обет.

Но Мишико тот обет нарушил,
Ночью тайно как грязный вор.
Он дал приказ разрушить их город,
И полетели снаряды с гор.

Что наша жизнь, один миг от рождения,
И вот уже нас в могилу несут.
Слышны лишь трели птичьего пения.
В скорбной толпе чужой пересуд.

Слово последнее, миг покаяния,
Горстка земли, что бросят на гроб.
Холмик могильный и причитания:
- Ты Мишико просто подлый урод.

       Сентябрь 2008