Гаврюша, часть 3, Инне Заславской

В нашей семье подчиненных не было: Хозяин (выше звания быть и не может) назначил Тимку начальником внешней охраны. Кеша был министром внутренних дел. Осман, соответственно, зам. Министра…
Выслушав назначения, я добавила, что у нас есть собственная авиация. На что Хозяин скептически хмыкнул: «Рожденный ползать…»
Да, у Гарика были великолепные учителя. Новая семья его устраивала. Досадно было только то, что в нашей семье никто преникто не летал, а посему Гаврюше либо было невдомек, для чего ему нужны крылья, либо, сделав соответствующие выводы, что в мире некоторые ходят на четырех, а некоторые – на двух, а верхние у них – просто так, отнес себя к последним.
Хозяин частенько баловал нижестоящее начальство – трепал по холке начальника охраны, а министра с замом носил на руках. Проницательный Гарик сделал вывод – если ходить вьюном, описывая затейливые восьмерки вокруг человеческих ног, да еще и потереться, припав к обуви, как это делают коты – тебя одарят лаской. А он, как и любое живое существо, любил ласку и отвечал взаимностью. Но такой номер проходил только со мной. Хозяин в лучшем случае игнорировал ласкающуюся птичку, а, что бывало чаще, фыркал: «Уйди! Что вертишься под ногами?» Я не могла навязать своей воли Хозяину, который неоднократно подчеркивал бесполезность, а то и вред, приносимый пернатым домочадцем.

После ночного дождя на мир пролилось солнышко. Успевшие запылиться новорожденные листочки, умытые дождичком, засверкали глянцем. Глянцевой краской блестела свежеокрашенная Тимкина будка, глянцево блестели вылизавшие себя, а потом подсобившие друг другу коты. Неряшливое серое детское оперение Гарика к началу лета полностью сменилось на гладенькое, черное, лоснящееся перо.

Создавая мир, Творец не пожалел красок. И даже черный цвет оперения вороны не был цветом тоски и траура. Солнечные лучи на черном оперении рождали мерцающие золотые, серебристые, фиолетовые звездочки.
Гарик пыхтел, и, похрапывая от усердия, взобрался-таки на Тимкину будку. На крыше будки, на самом ее коньке, время от времени появлялся солнечный заяц. Для вороненка, судя по всему, он был представителем материального мира. Конечно, если бы не Тимка, век бы туда Гарику не попасть. Пес снисходительно позволил вороненку залезть на себя и спрыгнуть с широколобой своей головы на конек будки.

Заяц куда-то исчез. Гарик бесцельно поклевал свежую краску на крыше, крытой листом тонкого металла. Солнце припекало все сильнее, и вскоре Гарик «оседлал» конек, упав на него грудкой и распластав черные крылья по скату крыши.
Он был похож на растекшийся по крыше гудрон. Так сказал Хозяин.
- Смотри, какие у него роскошные крылья! – Сказала я Хозяину и пошла снимать недотепу с крыши.
- Бестолковые, - сказал Хозяин, но мне показалось, что в его глазах искоркой промелькнул интерес к крыльям Гарика.

Я вернулась с рынка поздно вечером. Хозяин пил на крыльце чай.

- Гарик! – кликнул Хозяин, принимая от меня сумки с нашими обновками.
Хозяйское внимание – невесть откуда взявшееся счастье. Гарик что есть мочи несся на зов по дорожке, переваливаясь с крыла на крыло и смешно забрасывая лапки.

- Смотри, что мы умеем (это уже мне) – Гарик, Монтана!!!
Гарик, широко расплескав крылья, пошел по дощатому настилу вкруговую, приседая, как в русской плясовой.

- Глупая, глупая птичка! - Хозяин поднял Гарика на руки, и тот сразу же прижался к широкой хозяйской груди.
- Глупая птичка! - Хозяин перебирал перышки на шейке, которую с готовностью вытягивал вороненок. Клюв широко раскрыт от удовольствия, «Монтана» счастливо похрюкивает – лучшей ласки в мире и быть не могло…