Реинкорнация

       Р Е И Н К О Р Н А Ц И Я или
       ещё раз о переселении душ.

Равнина кончилась внезапно
И тут же начался обрыв.
На дно ущелья громко ляпнув,
Лежал ковбой, глаза закрыв.

На нём два кольта воронённых,
Угрюмо вытянув стволы,
В боях и схватках закалённых,
Висели, словно кандалы.

Лицо недельная щетина
Покрыла жиденьким леском,
Ковбой был пьяный, как скотина,
Лежал на дне дерьма куском.

Вчера в салуне « Мама мия»
Он кучу денег просадил,
В итоге пьянки – уремия,
Текилой почки повредил.

Циррозом печень вся побита,
Как молью старые штаны,
А в джинсах гордость так пропита,
Что даже яйца не видны.

Минздрав в те годы не работал,
Никто ковбою не сказал,
Что каждый, вплоть до идиота
Дойдёт, кто пить не завязал.

И – потому так проспиртован,
Как скунс флюидами разит,
В ущелье диком уготован
Ковбою в мир иной визит.

Душа, уже покинув тело,
Летала рядом, норовя
Два кольта взять с собой на дело –
Пускать из грешников кровя.

И так, и сяк она пыталась
Стволы с собою прихватить,
Но ничего не получалось –
Нет силы пояс отцепить.

Ковбой возню услышал чью – то,
Хоть был уже и мёртв слегка,
Всегда в опасную минуту
Тянулась к кабуре рука.

Огонь и дым, и адский грохот,
И быстрых пуль истошный вой,
И дикий мат, и пьяный хохот –
Всё натурально, бой – как бой.

Душа обратно с перепугу
Влетела, фибрами дрожа,
Признавшись печени, как другу,
Что трусит пули и ножа.

И, долго прячась в левой пятке,
Сидела тихо,не дыша.
Ковбой ущельем без оглядки
Бежал, в салун опять спеша.

Там виски, ром, сакэ, текила,
Коньяк, мадера, шнапс, вино –
В них раньше грусть душа топила,
Теперь сгореть ей суждено.

Два кольта, ясно понимая,
Что жизнь хозяину спасли,
Из тела душу вынимая,
В салун, как скальп её внесли.

С презреньем бросили на столик,
Зрачками чёрными грозя,
Бармен – со стажем алкоголик,
Сказал, что пить душе нельзя.

Стальной кулак без размышлений
Заехал ровно между глаз,
И он, спустившись на колени,
Принёс текилу в сей же час.

Душа брыкалась и кричала,
Как девка, женщиною став,
Потом, смирившись, замолчала,
Текилы литр в себя всосав.

И с грязным матом, в пьяном виде
К чертям собачьим унеслась,
Там, в тесноте, да не в обиде,
На сковородке улеглась.

Ковбоя тело опустело,
И с непривычки без души,
Он удивлялся то и дело,
Что рядом – только алкаши.

И это всё – друзья, коллеги?
Немытый, спившийся народ,
В бордель умеющий набеги
Лишь совершать из года в год.

И пользы ноль, и жизнь – пол – цента,
И души мерзкие внутри,
Прозрел он с этого момента
И крикнул : - Чёрт меня дери!
       
Не буду пить ни капли виски,
Души своей презренный раб,
Во мне сидел подонок низкий,
Что пил всю жизнь и трахал баб.

Ни дня на ранчо не работал,
Не делал добрые дела,
Как жизнь паршивого койота-
Моя такою же была.

Нельзя так, граждане – ковбои,
И будь я проклят, если вру –
Пахать и сеять – поле боя,
А виски мне не по нутру.

Салун навеки покидая,
И вам советую, друзья,
Душою мелочной страдая,
Хорошим мэном быть нельзя.

Я, будто заново родился,
Такой прилив огромный сил,
Как будто в девушку влюбился
И на свиданье пригласил.

Глаза ковбоя засверкали,
Мощней и шире стала грудь,
Два кольта верные искали,
Кто возразил бы что – нибудь.

Молчали пьяные изгои,
О душах думая своих,
И в них увидели такое,
Что хватит грязи на троих.

И в эту важную минуту
Вошёл в салун седой шериф.
Обычно вёл себя он круто,
А тут, понурившись, затих.

Морщины – высохшие речки,
Слеза – последнего ручья.
Осиротевший звон уздечки,
Вопрос, как выстрел в сердце : - Чья?..

Узнал ковбой в руках шерифа
Уздечку лошади своей,
Как часто лошадь ржала тихо:
" Умру от горя я, не пей…

Отдам тебе, хозяин, душу,
Пускай себя я погублю,
Предстать пред смертью я не струшу,
Вот так, мой друг, тебя люблю!"

В груди ковбоя больно стало.
Есть вывод горький для людей:
Друзей таких, как лошадь, м а л о,
А пьяниц – больше лошадей.