Палата номер семь

Из цикла «ПАЛАТА НОМЕР СЕМЬ»

КОМАНДИРОВКА

Мы все пришли сюда на время,
мы все уходим навсегда...
Проверка удостоверений –
командировка начата!

И вот нас в этой суматохе
цыганский прошибает пот
от смычки быта и эпохи.
от стычки мыслей и забот.

И вот мы рвемся в этой гонке,
судьбу привычно костеря,
от ползунков и распашонки
до старческого костыля.

И все же любим эту ступу,
в которой время нас толчет,
и тратим щедро или скупо
все то, что взяли под расчет.

А там глядишь,
пришлепнут ловко
печать недрогнувшей рукой –
и кончена командировка…
Прощай, приятель дорогой!

РЕЗЮМЕ ДЛЯ РАБОТОДАТЕЛЯ

Я русский,
православный,
хотя и некрещеный.
Не слишком благонравный,
не очень-то ученый.

Не отвергаю водку –
но пью без пережима.
Работаю в охотку –
но не терплю режима.

Когда-то вертихвостки
не зря меня цепляли.
Теперь бренчу по-свойски
семейными цепями.

Вгоняя душу в трепет,
грехи порою саднят.
Зато уж точно крепок
умом…
Хотя и задним.

В загашнике негусто
рублей, наград и званий…
Вам это не по вкусу?
Тогда и черт бы с вами!

Когда сгорю, как свечка,
покуролесив вдосталь,
мне теплое местечко
в аду всегда найдется.

ТРАВМАТОЛОГИЯ

Когда зубами дни стучали
и ветер зябнул и дрожал,
в юдоли скорби и печали
я март морозный провожал.

Далек от мировых явлений
и от возвышенных страстей
тот мир раздолбанных коленей
и переломанных локтей.

Тут всех, как гипсовой повязкой,
одной судьбой связал Господь.
Тут врач, обученный и хватский,
умело чинит нашу плоть.

Тут унижением и болью
роднит людей больничный быт.
Тут по ночам «Хочу на волю!»
бомжиха пьяная вопит.

И рвется, рвется, словно мошка
из бренной куколки своей,
душа куда-то за окошко –
в юдоль печалей и скорбей.

СТАКАН

До конца я пока что не выжат,
и, быть может, фортуны рука
помутузит меня, помурыжит,
но потом и погладит слегка.

Нет, не славы ищу, не успеха.
Мне бы только к концу своих дней
уловить отдаленное эхо
от уроненных в бездну камней…

Ну, а если, ненужный и лишний,
ум и силы зазря просажу,
все равно по привычке давнишней
свой стакан я до дна осушу.

И когда стерва-старость с досады
на правеж меня сдаст сатане,
все равно я ни меда, ни яда
не оставлю ни капли на дне.

КОГДА-НИБУДЬ…

Когда-нибудь ночью
послышится вдруг,
послышится вдруг
тихий стук-перестук.

Жена сонно скажет:
– Поди-ка проверь,
поди-ка проверь,
кто там ломится в дверь.

За дверью – старушка
в черном платке,
в черном платке
да с косою в руке.

И скажет старушка:
– Вышел твой срок!
Вышел твой срок –
собирайся, милок…

...Дай Бог, чтоб не завтра
послышался вдруг
стук-перестук,
тихий стук-перестук…


КАНАТОХОДЕЦ

Подо мной, содрогаясь, провисла
ослабевшая нить бытия.
За пределами здравого смысла
пролегает дорога моя.

Повинуясь сердечному ритму,
по канату я четко иду.
Хищно скалятся Сцилла с Харибдой,
предвкушая, как я упаду.

Но не будет мгновения скорбного!
Я рискну – и, каноны круша,
в упоенье от трюка рекордного
прямо в рай вознесется душа.

СТАРЫЙ ДОЛГ

Взойдет ли солнце, глаз и душу грея,
проклюнется ль вечерняя звезда –
а для тебя нулем свернется время
и кончится пространство навсегда.

И, навсегда прощаясь с плотью тленной,
трудам и мыслям подводя итог,
как старый долг,
с процентами Вселенной
с последним выдохом
вернешь свой первый вдох.


НОЧНЫЕ МЫСЛИ

Хорошо б умереть внезапно –
без прощаний, без слез, без врачей:
просто-напросто взять да иссякнуть,
как апрельский лесной ручей.

Вьется он в оживающей чаще
и душевную песню свою,
как привет посылает журчащий
солнцу, зелени и зверью.

И не знает, что скоро исчезнет
на исходе мая в жару…
Но без той еле слышной песни
чуть темнее станет в бору.
       


ТОЛЬКО ЗДЕСЬ…

Приходя налегке,
налегке мы и мир покидаем –
без вещей и друзей,
без набитой мошны и жены.
Только бренная жизнь
одаряет нас адом и раем,
только здесь, на земле,
мы кому-то зачем-то нужны.

Только здесь, на земле,
мы и спорим, и миримся с Богом.
И любовь, и вражда,
и успех, и вина, и беда –

все кончается здесь.
А за самым последним порогом –
только вечная тьма,
и безмолвие, и пустота.
Только тьма…
И безмолвие…
И пустота…