Город

Город жил своей жизнью, красивый, умытый ливневым дождём. Окна глаз оттенены свежей зеленью, а центральная улица, уверенно устремлённая ввысь, тянулась к далёкому горизонту ровной лентой.
Кто-то суетился, спешил, опаздывал. Кто-то искал уединения в тенистых аллеях и предавался созерцанию окружающего мира и размышлениям. Дети беззаботно бегали, путались под ногами у взрослых, падали, набивали шишки, царапали коленки. Собаки подобострастно заглядывали в глаза хозяевам, готовые выполнить любую команду. Всё было как всегда: шум машин, громкий смех студентов, тихий говорок старушек, степенные беседы солидных седоватых мужчин, кокетливые взгляды женщин, предназначенные громогласным мужчинам, обсуждающим очередной футбольный матч, мальчики с наушниками в ушах, девочки, жующие жвачку с, якобы, отрешённым и безразличным взглядом… Одним словом, самый обычный день. Многолюдно, но каждый, как бы, сам по себе.
И вот, непонятно откуда, появилось напряжение. Воздух словно застыл. В нём чувствовалась неясная тревога. А потом наступила тишина. Она наступила не сразу. Она подкатывалась с самого начала улицы, постепенно поглощая кварталы. Там, в самом начале, все застыли в изумлении: по дороге, мягко ступая по влажному асфальту, шла Душа. Шла тихо, удивлённо осматриваясь, улыбаясь всему и всем. Люди смотрели, онемев от неожиданности. Но вот прокатился ропот:
- Смотрите, на ней ничего нет! Она же совсем без одежды!
- Ужас! Куда смотрит милиция! – возмутились старушки.
- Какой стыд! – краснели кокетки.
- Вот такие наших мужей и соблазняют! – возмущались замужние дамы.
- Смело! – с горящими глазами утвердительно произнесли болельщики.
- Клёво! – воскликнули мальчики с наушниками.
- Подумаешь! – усердно пережёвывая жвачку, добавили девчонки.
И только седовласые, умудрённые жизнью, мужчины, промолчали. Они с едва заметным блеском в глазах созерцали это чудо. А Душа продолжала медленно подниматься по улице туда, к горизонту, не замечая грубых слов, ухмылок, восхищённо-смущённых взглядов.
Кто-то пытался уколоть её остриём зонта, обзывал вульгарной и развратной, кто-то хотел незаметно потрогать. Корреспонденты местной газетёнки слепили вспышками фотоаппаратов, старалясь запечатлеть всё самое-самое. А Душа продолжала свой путь, излучая мерцающий чистый свет и всем своим видом говоря:
- Я люблю вас. Какие вы все хорошие, добрые, красивые. Возьмите мою любовь, моё тепло и вам станет легче жить. Берите, мне не жалко.
Но толпа по краям улицы кипела гневом, плевалась брезгливо и с презрением: какая мерзость! Чему мы учим подрастающее поколение? Это же полный разврат! Кто её впустил в наш город? Обнажённость Души – это не красота, не добро, не любовь! Это даже не эротика! Это чистейшей воды порнография! Вон из нашего города! Вон!
Гул в толпе нарастал, грязные слова, подобно ведру с помоями, выплёскивали в сторону незваной гостьи. А она словно и не слышала ничего. Шла и улыбалась.
И вот от толпы отделился силуэт мужчины и направился прямо к ней. Это местный чудак, всегда с блокнотом и ручкой, с такой же странной улыбкой на лице. Он подошёл, протянул Душе свою руку с тонкими, длинными пальцами и сказал:
- Какой прекрасный день, сударыня! Разрешите, я провожу Вас?
Душа улыбнулась, кивнула и они, счастливо улыбающиеся солнечному дню, пошли навстречу горизонту. И скоро худощавая фигура поэта и обнажённая, окружённая тихим мерцанием, Душа растаяли вместе с ровной дорожной лентой, слившейся с голубым горизонтом.
Город облегчённо вздохнул и вернулся к привычному для него ритму. Все старались поскорее избавится от чувства неловкости и стыда, которое появилось где-то там, в глубине…души…
Возобновился шум машин, громкий смех студентов, тихий говорок старушек... Женщины снова кокетливо поглядывали на мужчин, а мальчики с наушниками в ушах с интересом рассматривали девчонок, жующих жвачку …
Одним словом, продолжался самый обычный день.