Торговец сладостями

Я не помнил своих снов. Никогда… Никогда раньше. Утром я просыпался с настроением, навеянным ночными видениями, но никогда, как бы ни старался, не мог вспомнить, что же мне приснилось. Никогда, до сегодняшнего дня…
Утром я проснулся с ощущением легкой тревоги, которое, впрочем, рассеялось раньше, чем я вышел за ворота. Как всегда, я пошел на работу, контору и весь день, за исключением обеда, просидел над книгами. Ровные ряды цифр, доходы, расходы, баланс - я люблю четкость и аккуратность. Возможно, мне никогда не стать хорошим торговцем, каким был мой отец и каким теперь стал брат, но хороший клерк тоже необходим.
Итак, вечером я шел по городу, любуясь тем, как закатные лучи окрашивают складские стены. Потом я вышел на торговую площадь, еще более прекрасную, чем наш переулок. Мне стоило бы стать поэтом, но я предпочел дар сложения цифр, таланту стихосложения. Я не жалею о своем выборе, но порой, когда я смотрю на город, песня рвется из моей груди… и осыпается к ногам грудой слов, которые я не умею правильно сложить. Сегодня же песня, рванувшись из моей груди, разбилась об ужас, не успев вырваться на волю. Прямо передо мной наводилось то место, куда я писал письмо этой ночью и чей адрес я никак не мог вспомнить. Впервые в жизни я вспомнил то, что мне снилось…

Я писал письмо торговцу сладостями:
"Делая выбор в пользу одних лишь денег, вы делаете ошибку. Придет время, и все ваши деньги, все накопленное вами утратит свое значение. Будет важна лишь ваша жизнь, но никто не продаст ее вам, ибо вы никогда ни к кому не проявили сочувствия. Что стоят ваши сладости, когда людям не хватает воды и хлеба. Кому нужны конфеты, если дети покидают этот город. Где были вы, когда можно было исправить хоть что-то.
Вы ведете переговоры с турками, надеясь на то, что когда падет Константинополь, вы устоите. Не бывать этому, ибо пав, град великий погребет всех под своими развалинами. И даже если кто выживет и сумеет выбраться, то придется ему начинать все сначала…"

А потом я искал это место, чтобы отдать письмо в руки торговца, но я не узнавал своего года. Везде угрюмые люди, серые грязные стены, заколоченные дома. У богадельни очередь за бесплатным рисом. Моя семья устраивает обеды для детей. "Дети - наша надежда, наше будущее. О них надо заботиться в первую очередь. Что будет стоить отвоеванный город, если он останется без детей?" - говорит брат. Он прав.
Я выхожу на площадь и понимаю, что опоздал. С криками "Смерть предателю!" толпа разносит лавку сластей, а кто-то увлеченно терзает самого торговца…
Из кровавого кошмара меня вырывает несильный удар по ногам. Маленькая девочка споткнувшись толкнула меня. Ее руки в чем-то липком и красном. Сначала мне кажется, что это кровь… Подбегает женщина, начинает извиняться за маленькую непоседу, испачкавшую меня липкой конфетой. "Конфета, - повторяю я машинально. - Это всего лишь конфета". Я смеюсь от облегчения и бегу прочь.
Этот сон сниться мне теперь каждую ночь. И я помню его. И теперь я стараюсь не смотреть в лица горожан. Мне страшно узнать тех, кто рвал на части торговца, который, кстати, и впрямь предпочитает вести дела с турками.