Наедине с совестью

Я посижу с тобой, Исаич,
И почитаю о войне.
Конечно, ты поймёшь, представишь,
Что бродит горечью во мне.
О, как тут все распетушились,
Каким страданьем разрешились,
Когда ты, вольный бригадир,
Почтил блаженством божий мир.
Но не прошла ещё седмица,
Как успокоилось болото,
К нему подкрался тихо кто-то,
И тьму окрасила зарница:
Коварный враг, известный нам,
Вдруг начал бить нас по зубам.

Да, дед, тебе постановили
В столице улицу отдать,
Команду в область отпустили:
Увековечить. (Хламом стать).
Ведь ты для них был честь и знамя,
Твой свет покрыл позора пламя,
Когда народное добро
Прибрали вор и чин хитро.
Но не об этом я! О горе,
Что нам пристало пережить
И песни новые сложить
О реках крови в жадном море:
Снаряды рушили дома,
Опять свалилась к нам война.

Твои желябугские будни
Не понял вождь, хоть и читал.
Да что там вождь! "В единство, трутни!", -
Девиз их славный начертал,
И вертикаль их укреплял,
Горизонталью люд склонял.
А что?! Ты ж помнишь, как катюши,
Дав залп, смывали с места туши.
Ведь немец был трудяга брат,
И мыслил головой, не местом,
Которым сесть в единстве тесном.
Теперь у нас сплошной парад:
Лети спокойно, злой снаряд,
Как олимпийский жёлтый град.

Давно сказал их президент:
Твоим идеям тут не место!
Он был хмельной на тот момент,
Но приговор сработал честно.
Но как же?! Земства создавать,
Вниз управленье отдавать.
Так люди станут думать вдруг:
Хорош ли будущий супруг?
А тут смотри себе на кольца,
На олимпийский огонёк,
На красоту девичьих ног...
И, с скорбным видом богомольца,
Потом приедешь на пожар,
Вздохнёшь на весь подножий шар.

Но, что-то мне тоскливо стало.
Прости за вздохи, за нытьё!
Нет-нет, нутро ещё не сдало.
Да ты ж всё знаешь про бытьё.
Я не сказал тебе и долю,
Что мог бы рассказать про волю.
Но лучше напишу про флаг,
Быть может, Дума сдаст аншлаг,
И можно честною рукою
Поднять над домом полотно,
В котором счастием полно
Искрится мир свечой другою:
Высоких мыслей глубина,
Где суета осуждена.