Траектория любви. Вадим плюс Катя...

       Взгляд Вадима в сутолоке вагона метро невольно зацепился за тонкое кружево нагрудного батистового платочка. Эта деталь, неожиданно попавшись на глаза, уже не отпускала от себя его внимание. Для Вадима, вечно не имевшего в своем гардеробе носового платка, эта штучка с тончайшими кружевными краями, неожиданно напомнила о его матери.
       Мать была учительницей, носила строгие костюмы, но в нагрудном кармане пиджака у нее всегда обреталось это невесомое чудо. Видимо, в пику ей, просто из духа противоречия мальчишки, не желавшего повиноваться, Вадим так и не приобрел привычки иметь в своем гардеробе эту весьма существенную деталь, даже став уже взрослым. Мать, поначалу, постоянно вкладывала ему в карман чисто выстиранный, тщательно выглаженный, аккуратно сложенный квадратик, но этот несносный мальчишка постоянно возвращался из школы без него. И, в конечном итоге, мать сдалась. Это была его первая маленькая победа в вечном противоборстве отношений Мужчины и Женщины.
       И с тех пор, он четко знал, что всегда может настоять на своём. И, уже повзрослев, успешно пользовался этим, выстраивая свои отношения с женщинами. Он легко шел по жизни, предпочитая больше брать, чем отдавать. И, о! Сколько находилось женщин, готовых бескорыстно подчиняться. Но, увы, рано или поздно, любая женщина надоедала ему, и он, недолго думая, оставлял одну, шел к следующей. Эта круговерть так и не дала ему возможности создать семью.
       С годами Вадим стал замечать, что и женщины-то не так охотно стали отвечать на его ухаживания, откликаться на его призывный взгляд. И поскольку произошло это не в одночасье, то и обнаружил он это не сразу. Если лягушку медленно подогревать в кастрюле с водой, то она так и не поймет, что ее сварили заживо. Так и Вадим почувствовал себя почти что сваренным, без чувств, без особых желаний.
       Стал пить, поначалу немного с друзьями, потом больше, и в одиночку. У друзей были семьи, а он все острее чувствовал одиночество. Днем он еще мог себя чем-нибудь занять на работе. Но ... вечера!!! Вот что выводило его из себя после того, как надоедал телевизор, наскучивали книги, и каждый час, да что там час, каждая минута тянулась медленно и абсолютно нечем, нечем было себя занять. После выпивки в одиночку тянуло к общению. На организм, привыкший к ежедневным возлияниям, алкоголь практически не влиял, он не страдал шаткостью походки, смазанностью речи, единственное, что могло выдать его, это запах, запах спиртного. Вадим пил, чтоб забыться, отключить голову, но именно голова не хотела отключаться.
       И вот тогда, когда одиночество достало до такой степени, что хотелось выть, Вадим придумал себе развлечение. Он стал спускаться в метро, ехал в любом направлении, особенно спокойно было ехать по кольцу, не нужно было думать, что надо выйти, пересесть, это было сложно для него, можно было ехать спокойно, рассматривать людей, и это помогало ему отвлечься от его лютого одиночества.
       Именно тогда, рассматривая людей, их лица, Вадим, с удивлением обнаружил для себя, что не только лица у людей разные; но, что особенно повергло его в изумление, дало пищу для размышлений, так это уши. Да, да, уши людей. Их строение, завиточки, козелки, противокозелки, величина ушей. Иногда, чтобы рассмотреть чье-то ухо, приходилось в толчее извернуться, вытянуть шею, кого-то подвинуть. Люди начинали смотреть на него странно, он не сразу это замечал, а, заметив, особо вредным теткам изредка строил рожицы и вот тут-то приходилось возвращаться к реальности, ретироваться из вагона, слыша за спиной изумленные вопли, среди которых слово "Хам!" было самым мягким. По прошествии определенного времени, ему наскучили людские уши, разве что изредка он возвращался к этому своему занятию, если попадался особо достойный экземпляр с нестандартными ушами.
       Гораздо проще и безопаснее было рассматривать одежду, маленькие деталюшки, какие-нибудь аксессуарчики. На это его невинное развлечение люди реагировали более благосклонно. Да и его самого это не особенно напрягало, не заставляло вытягивать шею, вставать на цыпочки, двигать людей, пытаясь рассмотреть повнимательнее.
       И вот+именно в этот его период разглядывания аксессуаров, в эпоху уже одноразовых бумажных платков, надо же было невесть откуда, взяться этому нежному, белейшему чуду с тонюсенькими изящными кружевами. Это чудо обладало гипнотической силой, взгляд Вадима неизменно возвращался снова и снова к этому кусочку батиста, но не было никакой возможности в гуще народа подвинуться ближе, чтоб увидеть наконец-то: кому ж принадлежит эта вещичка. Вадим начал беспокоиться, как бы эта неизвестная женщина?, девушка?, пока еще неувиденная, но уже притягательная, не исчезла, не растаяла в недрах метро.
       Но обладательница платочка стояла в вагоне, Вадим смог притиснуться ближе и его взору открылось тонкое запястье с просвечивающей кожей, с его голубоватыми венками. Изящные, тонкие пальцы без маникюра держались за верхний поручень вагона, и было совершенно непонятно, как этому хрупкому запястью удается удержать вес тела почти на весу.
       Он продолжал рассматривать: каждая деталь притягивала, хотелось смотреть и смотреть. На вид ей было лет тридцать-тридцать пять, в уголках глаз наметились морщинки, чуть опустились уголки губ, но она была еще свежа, чуть бледнокожа с едва заметным румянцем. Маленькое розовое ушко правильной формы, едва скрытое под русым вьющимся локоном, маленькие завитки волос на тонкой шее ... Ее облик напоминал старинную фарфоровую чашку, на такую и дышать-то страшно, не то что чай из нее пить, на такую можно только смотреть, смотреть и смотреть, разглядывая узоры, рисунок, пытаясь угадать историю чашки, неизменно домысливая что-то свое.
       И внезапно, Вадим понял, что не хочет он ничего домысливать сам, что он немедленно хочет знать о ней всё. Она была какой-то родной, своей. Такую хотелось взять на руки и баюкать, как ребенка, баловать, с такой хотелось проснуться утром, такую хотелось защищать и почему-то возникало острое желание накормить чем-нибудь вкусненьким. За эти несколько минут Вадим испытал настоящий шквал эмоций. Совершенно неожиданно для себя он услышал свой голос, который выговорил: "Здравствуй!" Вот так вот сразу "Здравствуй!" и на "ты".
       Она удивленно подняла глаза, машинально ответила: " Здравствуй!", потом, чуть запнувшись, добавила "те", это прозвучало так: "Здравствуй...те!"
       Голос оказался приятным, чуть хрипловатым, бархатным, глаза были изумленными и невозможно зелёными, и вот в этой-то зелени и утонул Вадим.
       - Девушка, я хочу срочно знать, как Вас зовут, иначе я просто не смогу жить дальше!- Вадим перешел на Вы, чуть отодвинулся, ему показалось, что так некстати от него запахло виски, он мысленно выругал себя, и с этого момента решил, что все, все, он перестает пить, и тут же взмолился: "Господи! Дай мне шанс! Пусть она не испугается, пусть эти мгновения продлятся, пусть еще не ее остановка!"
       Она не испугалась, чуть нахмурила брови, но поспешила к выходу, благо вагон уже не так был полон, и можно было спокойно пройти. Вадим ринулся за ней, более всего, боясь, что двери вагона закроются, и он не успеет выйти за ней. По дороге он несильно задел какую-то тетку, но повернуться и извиниться, уже не было сил, да и двери лязгнули за его спиной.
       Он спешил за ней, она шла чуть впереди на переход с кольцевой на радиальную, Вадим с радостью понял, что она идет на его ветку. И уже на эскалаторе догнал ее, встал на ступеньку рядом с ней, эскалатор был короткий, но охотников идти вверх почти не было. Она чуть рассерженно произнесла:
       - Вы так и будете преследовать меня?
       - Да! - честно сознался Вадим, - поймите, я просто иначе не смогу жить. Я не маньяк, Вы не бойтесь, если хотите, я даже отодвинусь от Вас, - в доказательство своих слов Вадим чуть отодвинулся назад, и через секунду придвинулся снова.
       - Имя, скажите мне Ваше имя! - умоляюще произнес он. Я - Вадим.
И такая мольба была в его голосе, было что-то еще, что почему-то сразу поверилось, что имя ему действительно срочно нужно сказать.
       - Екатерина - произнесла она чуть более мягко, но тут же посерьезнела. Еще мягче, таким голосом, как говорят мамы своим неразумным детям, она произнесла:
       - Эскалатор заканчивается, Вы сейчас свалитесь, - властным движением развернула его от себя в сторону схода с эскалатора, и тут же убрала свою руку.
       Вадим удивился силе, которая была в этом движении, но более всего удивился реакции своего организма: сладко заныло под ложечкой, показалось, что он сильно поглупел и он с трудом нашел следующие слова, а слово то было всего одно, ее имя:
       - Катюша!- придержал двери, не успев открыть их перед ней, каким-то образом она оказалась быстрее и сама открыла дверь. Чувствовалось, что она привыкла сама заботиться о себе. В душе Вадима появилась робкая надежда, что, быть может, она свободна, раз не ждет, пока мужчина откроет перед ней двери и более всего не хотелось думать, что она таким образом отстраняется от него, сразу показывая, что он для нее чужой, незнакомый и доверять ему нельзя.
       - Катя!
       -Что? - она полуобернулась.
       - Да не бегите Вы так! Я - взрослый мужик, но я за Вами не успеваю!
       -Успевайте, я привыкла быстро ходить. Если Вам интересно это знать, конечно.
       - Мне интересно, честно! Более того, я все хочу про Вас знать, я хочу просыпаться с Вами утром, я хочу +- но тут Вадим понял, что ляпнул явно лишнее. -Простите! Катюша, простите меня!
       - Даже так? Просыпаться утром?
       - Нет!
       -Нет?
       - То есть "Да!"
       - Вы меня совсем запутали, то ли "да", то ли "нет". Мужчина, определитесь в своих желаниях! - Вадим понял, что она улыбается, до него дошло наконец-то, что она даже подшучивает над ним.
       - Я определюсь, - пробормотал Вадим. - Я определился!
       - Ну вот что, - сказала она, - мне пора, всего доброго!
       - Мне доброго без Вас не надо, - тоскливо сказал Вадим, мне надо с Вами всё - достал свою визитку, - я Вас очень попрошу, позвоните мне. Пожалуйста, в любое время!
       Она прищурила глаза: - Я не знаю, позвоню ли Вам.
       - Возьмите телефон, - Вадим был настойчив, быть может, Вам захочется позвонить. Я буду рад, я буду ждать. Я ж понимаю, что свой телефон Вы не оставите.
       - Не оставлю.
       - А я Вам оставляю свой домашний телефон, мобильники так ненадежны. Мобильный там тоже есть.
       Вадим ждал, что Катя проявит любопытство, посмотрит на визитку. Не посмотрела, просто сунула ее в тот же карман, где был так восхитивший его кружевной платочек.
       - Всех благ. Мой автобус.
       Вадим возненавидел в тот момент все автобусы мира, вечно они приходят вовремя, когда совсем не нужны и, по закону подлости, ждешь их по часу в то время, когда идет дождь, премерзкая погода на улице, когда, казалось бы, разверзаются все хляби небесные и дует ветер.
       Автобус увозил ее.
       - Господи, сделай так, чтоб она позвонила, пусть она обернется! - Вадим поймал себя на мысли, что второй раз обращается к Богу за столь короткое время, поудивлялся самому себе и в растрепанных чувствах стал ловить машину до своего дома. Идти пешком две остановки не было сил. А впереди был остаток вечера, и надо было дожить до того момента, когда можно идти спать. На душе было тепло. Впервые за этот год...