У зеркала поедая бродского

       У ЗЕРКАЛА
       (ПОЕДАЯ БРОДСКОГО)



Засиженный мухами автопортрет
зеркала шлет привет
окружающему его пространству,
как бы вменяя ему постоянство,
удвоенное полированным дном стекла
с тонкой испариной серебра,
шлющей электромагнитные волны назад
в их испустивший когда-то ад.

И иногда столь знакомым объектом
ты появляешься в (том или этом)
досконально отраженном пространстве,
где твой антипод, должно быть, странствует,
пока не наткнется на гладкую плоскость,
оказавшуюся настолько скользкой,
что свет не может за нее зацепиться
и вынужден помогать тебе бриться,

или, скажем, давить прыщи,
а может, ресницу из глаза тащить.
А впрочем, не важно, зачем тебе
понадобилось появиться вне
этого мира трехмерной лжи,
ты лучше взгляд свой подальше держи
от дыр бездонных своих зрачков,
а то, не дай бог, увидишь кто,

на самом деле в тебе сидит –
ампутация вечности, инвалид,
замурованный в тюрьму из костей,
мяса, кожи и прочих частей,
оберегаемый оком бессменной
сигнализации нервной системы;
объединяя в своем лице,
как заключенного, так и це-

лый штат сторожей и проч.
Попробуй тогда себя превозмочь,
если не ясно с какой же ты
на самом деле стороны пустоты.
Как тут пристроиться, если нет
того, во что веришь, ни даже нет
того, кто верит в то, чего нет,
почитая все остальное за бред

воспаленного хроническим пересыпаньем
из пустого в порожнее сознанье.
Если к тому же не помнишь когда
возник ты, и из какого да
явилась уверенность в том, что ответ
может звучать другим слогом – нет,
рвущим безжалостно смысла нить,
оставляя одну лишь возможность – забыть.

Но Я безразмерное в мире вещей
Жаждет услады, как злата Кощей;
голод сознанья обычно родит
галлюцинации их общий вид
неузнаваем, но где-то за
нарочитой диковинностью, можно сказать,
скрыта реальность такой же вот
т. н. действительности. Анекдот,

Богом рассказанный себе самому,
так рассмешил его, ему
дико смешно было - где и когда
кончаются наши везде и всегда.
Так не всплакнуть ли в ответ и нам,
спрятав дулю в кармане сна,
чтобы даже всесильный Бог
вдруг на мгновенье помыслил - Лох;

чтобы пространство вдруг потекло,
и непреступным стало стекло
для ставшей короткой, увы, волны
того, что наивно считали мы
светом. И чтобы из наших слез
бессильных подобие родилось
хотя бы надежды на то, что за-
втра мы сможем побить туза,

который зовется Порядком Вещей,
кроткими шестерками наших дней;
что ограниченья отменят и
цейтнот нам не будет грозить, и мы
успеем обдумать, куда и как
сдвинуть с доски весь тот кавардак,
который успели наворотить
те, кто прежде спешил прожить

пешки мгновенную в спешке жизнь,
состоящую сплошь и рядом из
попыток гонимого судьбою в бой
что-то из жизни забрать с собой.
Так из смешного простого зла
мы для отмазки творим козла
и отпускаем его в астрал,
чтобы Всевышний видел и знал,

что зло является к нам извне,
а посему мы в этом говне
не в силах никак ничего изменить.
И сигнализация страшно звенит,
если хотя бы помыслишь, что
можно шагнуть ведь в любое окно
и расплатиться за все, чего ради
валютой падения – эм жэ в квадрате.

Проверить прочность своей тюрьмы,
а заодно презреть сумы
туго набитую счастьем пасть,
способную счастье только красть.
Но дальше затверженного стиха
молитвы совесть увы стихает,
чтобы молчаньем своим отнять
надежду на благость небытия.

И подлым упреком на дно души
ложится стремленье плоти грешить,
как бы приковывая к веслу
галеры, везущей в подарок злу
сокровища светлых наивных мечт,
готовое любую попытку пресечь
так необходимого нам как будто,
но не нарождающегося бунта.

Я выключаю свет, и вот
Вмиг исчезает видимый тот
Мир, к которому из-за стекла
Мысль вниманье мое привлекла.
Границы раздела касаюсь миров,
Но ощущаю лишь только ровную
Непроницаемую поверхность,
Что, казалось, таила в себе бесконечность.


19.04.03г.