***

***
Была я маленькой резвой девочкой,
Болтались банты на тонких косах,
Я на верхушке большого дерева
Рвала горячие абрикосы.

Все было в мире таким, как хочется –
Был мир огромным счастливым мигом –
И был мне другом Кузьмич-пропойца,
Калека сторож с желтым ликом.

Сгибались луки в его руках,
Он нюхал порох, табак и ладан.
Совсем недавно, герой-гигант,
Он бил тараном врата Царьграда.

Он пел «Варяга», он водку пил,
Ласкал собаку, дымил в оконце,
И красным оком, как Бог, следил
За поединком дождя и солнца.

Мы с ним ходили к реке Салгир –
Курился полдень моих биваков –
Мы с ним спускались туда, где Нил
Менял истоки, мелел и квакал,

И пил Кузьмич, и у ив кружил,
И знал, что жизни второй не будет.
А мне казалось, он будет жить
Всегда – как я, как века и люди.

Была я девочкой, просто девочкой,
Жила средь вымыслов, снов и слов,
И на верхушке большого дерева
Пугала песнями воробьев…

Исчез мой сад за дальним перегоном,
Несется жизнь, стучат судьбы колеса,
В эпоху Кузьмича, во время оно
Рвала я с черных веток абрикосы.


***
На зоны бедствий шар земной разбит,
Нам радоваться впору, что мы живы,
Все время в мире кто-то ждет: болид,
Землетрясенья, наводненья, взрывов…
Играет случай, бешено слепой,
Судьбой людей, заложников стихии.
Водой и солью, спичками, крупой
Затарившись, спасемся ль в дни лихие?
Переживем ли катаклизмов жуть,
Щекой прижавшись к шарику Земному –
Убежищу единственно родному
В пространстве, где ни охнуть, ни вздохнуть?..


ФИЛИППУ

Жизнь к удачам вела, пела радостью шумной и ветреной,
Свод манил высотой, отражаясь в зрачков глубине,
И любила тебя одинокая бедная женщина,
Ты, мой мальчик, чужой, был ей лучиком света в окне.
Не ждала ничего, кроме счастьица просто понянчиться,
Подержать на коленях, вдыхая волос аромат.
О, мой выросший сын, старой няньки румяное счастьице,
Постарайся припомнить слова ее, руки и взгляд!
Нет износа, казалось, хребту не по возрасту сильному.
Ей бы петь да плясать, ей бы снова пойти под венец!..
Не болезнь подкосила бесстрашную Ольгу Васильевну –
Автономность здоровых, нацеленных в вечность сердец.
Вечность – наш небосклон, беспределен и в детстве, и в старости,
Каждый ищет в нем света – звезды для окна своего,
С ним встает из глубин суетливой, задерганной памяти
Время жизни других – бытие их любовей и войн.


***
Строим планы мы себе во зло,
Верность им – грядущих дней проклятье.
Радуйтесь тому, что не сбылось,
Радужным надеждам – вспышкам счастья!


***
Впрягаю в каждый миг терпенье мула.
Иссякла грусть, и сердце не болит.
Жизнь так идет, как будто отшатнулась
В чужую жизнь, забытую вдали.


***
Мы внутренним хаосом ограждены
От ближних, судимых столь строго…
Благие порывы – удары волны
О скользкие камни порока.


***
И стар в мышеловке сыр,
Да и не достать никак!
Обманывают часы.
Хороший ли это знак?
Мышиные голоса
Поют о богатстве сыра,
А времени на часах –
Момент сотворенья мира.


***
О Господи, вновь яви
Нам силу своей любви,
Спаси от всегдашних смут
Растительной жизни чудо,
Где мысли – щекотные муравьи
По стеблям ума – сосудам
Вверх-вниз, кто куда снуют!

***
Обреченность – наш рок.
Предаем, разлучаемся, плачем,
Вспять глядим, как вперед – в пожелтевшие лики родных,
Только кажется нам, что жизнь может сложиться иначе,
Если воду не пить из кипящей ее глубины.
Там – традиций огни, вспышки бешеных, буйных феерий,
Там в порыве едином сливаются меч и броня…
Мне простить бы себя, мне б в себя, словно в детстве, поверить,
Отыскать благодать в обреченности каждого дня!

***
Все – от придурка до провидца
Должны мы прятаться под маской:
Загадочность души славянской
В ее безумии таится.

***
К кому-то прет успех, как с неба манна:
Экран, реклама, пресса, тиражи…
Меня же любит в мире только мама,
И те, родные, кто свое отжил.
К другим спешит Фортуна на банкете
Вся в «брюликах», кичлива и важна,
Меня же ценят в жизни только дети,
Ну, и друзья, раз я друзьям нужна.
Им все равно, что я в облезлой шубе,
Что без зубов, что в банке пуст мой счет…
Как знать, быть может, Бог тех крепче любит,
Кому победу легкую не шлет?

***
В пробоинах стены твердынь, пересохли рвы,
Но троп и ручьев неумолчно ликуют струны.
Грешно, себя жарко жалеючи, ныть да выть,
Считая всех прочих избранниками Фортуны.
Проигранный бой днем вчерашним померк вдали,
А новое утро сердца наполняет верой.
У Солнца нет пасынков, падчериц – у Земли,
Нет нищих на празднике жизни щедрой!

***
Не встретить на улице, не закричать: «Привет!»,
Пространство и время свершили свой суд над нами,
Лишь письма остались – гербарий минувших лет,
Их звезд, их стрекоз, маков, марева над волнами…
Там тропы, как прежде, в зенит под стопой пылят,
И брызгами смех ударяет о своды грота,
И лунные блики лучатся в глазах ребят,
Еще не вкусивших блужданья в земных заботах.
От желтых листков тянет прахом угасших солнц,
Какие слова в них! Кто б нынче сказал такие!
Круги георгин семафорят вдогонку SOS:
Размыты пути на Москву, и Джамбул, и Киев…
Никто не вернется, со скал не сойдет к воде,
На белую гальку, в простор безупречной сини…
Мы врозь. Но без нас не случился бы этот день
Приветливой, шумной, заведомо новой жизни.


***
Сколь многое в прошлом! Так многого в нынешнем хочется!
Бумажный кораблик спешит по лазурным волнам,
А Солнце уже отвернулось от нашего полюса,
Хотя все еще улыбается нам.

***
Себя щадя, век детям заедать
И поносить похабным словом мать –
Два преступленья, равные по сути:
Хлеб, выброшенный в грязь на перепутье,
В кувшине винном тухлая вода.

***
Время за полночь. Темень стеною.
Путь невидим, но преодолим.
Бог всегда помогает своим,
Тем, кто действует, а не ноет.

***
Тонет утро в жаркой истоме,
В окна и цветет и поет.
Ты со мной живешь, в моем доме,
Солнце золотое мое!
Все твоим пронизано светом –
Книги, стены, мысли, слова…
Под аккорды звонкого лета
Вольно мне тебя воспевать.
Все короче дни, осень скоро,
Но не скрыть за тучей восход.
Не проникнет нечисти свора
В добрый мир, где солнце живет.

***
Нам крылья режут боль и маята
Еще в гнезде, дух взявши на испуг.
Но тот взлетит, кто хочет полетать –
Над Стиксом описать победный круг.

***
От корней своих к выси нам подниматься,
В бессмертного света волны,
Во имя предназначения.
Триединство: ладоней с лучами пальцев
И солнечного сплетения –
Сие человек духовный.

***
Закатом сыгран дню отбой,
Текут сквозь пальцы лета дни.
Мир – сумрак темно-голубой
Да окон желтые огни,
Да кроны тихие внизу…
В ночь – вспышки фар и посвист шин –
Разлуки светлую слезу
Несу на донышке души.

***
В годины без привычных нумераций,
В девятой жизни, на седьмом ветру
Нам предстоит друг с другом расставаться,
И нет печальней участи в миру!
Не позвонить, не написать вдогонку,
Не наглядеться на любимых всласть,
Не отмотать назад событий пленку,
Что жизнью нашей суетной звалась.
Когда – неважно. Главное, что скоро.
С незримых рубежей позавчера
Ждем не суда – свершенья приговора,
Сердца сплетая на семи ветрах.
Боль маскируем пошлыми словами,
От мглы безумья прячемся в бреду…
Налюбоваться б, дорогие, вами,
Воздать за радость, прежде чем уйду!
Есть приговор. Есть узы. Нет острога.
Все девять жизней вложены в одну.
Коль окажусь за пазухой у Бога,
На землю солнцем яблоко швырну.

***
О. возлюби! Великих чувств накал
Забросит спайку душ в пределы рая!..
Но не того нашел, кого искал…
Ведь ближний – лишь одно из тех зеркал,
Что мы себе по вкусу выбираем,
На внутренний любуясь идеал.

***
Маленькая поэма об отце.
Пропахла детством тихая листва,
Ваниль витает над оладьев миской,
И…ранят душу папины слова,
Его смешные "ась" и "телевизка".
Вот он пришел под вечер, вот поел,
Разделся до трусов и сел под "телек":
Взопрел в шафране "жуковки" своей
На службе, и так рад, что дышит тело.
Тем возбужден, что отдохнет чуть-чуть
От "есть", "так точно", от погон и стресса,
Но не дают проблемы отдохнуть,
И не пошлешь вышестоящих лесом.
"Мне должен зам звонить". Звонит. Опять
Умом отца владеет лишь работа,
Несутся мысли от покоя вспять —
К столам и телефонам штаба флота,
И он не вправе прерывать забег,
Синонимы которому — долг, дело,
Принес домой усталый человек
Свое, жарой истерзанное тело.
И, в сущности, неважно, как оно
Одето, далеко от нас иль близко,
Отцу многосерийное кино
Его штабная крутит телевизка.
Теперь с восторгом вспоминаю я
Мгновения его преображенья —
Откат назад — к событьям и друзьям
Послевоенной пестрой светотени,
Веселости, по-доброму шальной,
На пике разноцветного восхода.
Я — маленькая. Он идет со мной
На свой корабль. На праздник свой. День Флота.
В каюте с кем-то на душу приняв,
Очистившись от взрослости застольем,
Фуражку нахлобучил на меня
Отец и в ней поставил перед строем.
"Выйдешь — приложи руку к козырьку
и скажи:
"Здравствуйте товарищи матросы!"
Я помню ног огромный длинный ряд
И шепот офицеров за спиною.
Ответственный момент. Морской парад.
И — платьице в горошек перед строем.
Фуражка налезала мне на нос,
Из-под нее мне видно было плохо,
Что каждый улыбается матрос,
В груди с трудом удерживая хохот.
Но в реве, что над морем загремел,
На долгий миг заполнив мир собою,
Таился смех, искрился в нем и рдел,
И золотил пространство голубое.

***
"ЗДРАВИЯ ЖЕЛАЕМ, ТОВАРИЩ КОМАНДИР!"

А после был повтор, не дубль, но кадр
Из хроники минувшего столетья:
Отец сказал, что надо, морякам,
И по уставу экипаж ответил.
Но блеск сюрприза, чудо озорства
Витало, верно, в душах до отбоя,
Казенные поступки и слова
Окрасив, окрылив, объяв собою…
В земле мой папа. В юдоли земной
Душа должна придерживаться тела,
Но в сфере духа, в памяти со мной
И праздник тот, и "ась", и китель белый.
Мысль, чувства — матерьяльны, говорят,
Скорей наоборот. Энергий токи
Из ничего творят объектов ряд,
Любовно в них закладывая сроки.
Мой папа рядом. Только дверь толкни
В соседний мир, и он к столу подсядет
В сегодня общем, где парит ваниль
Над миской остывающих оладий.