Дочь Монтесумы. память детства

Порыв, достоинство и честь,
Жестокий рок, святая месть,
Измена, гордость и везенье,
Тоска по дому и терпенье.
Высокий долг врача и слава,
Инакомыслию – облава,
Кровавый стол и расставанье,
У смертных врат – в любви признанье.
Такой роскошный винегрет
Отведал я в начале лет.
Ещё мальчишкой, в лет двенадцать,
Умев и плакать и смеяться,
И в праздной жизни, и в быту
Учился видеть красоту.
Отца и маму – нет досуга,
Кружила молодость, как вьюга.
Как придорожная трава,
Я утверждал свои права,
(Хоть и не шагу со двора),
И мир познать пришла пора.
Бердичев – ветхий городишко,
Седой костёл моим умишком
Легко и быстро завладел,
Впустив однажды в свой предел.
А рядом речка – Гнилопять,
И хоть учился я на «пять»,
Меня свобода привлекала,
Её душа моя алкала.
За что частенько получал:
Ремень – начало всех начал.
Хотел про книгу, но невольно
Попал туда, где попе больно.
Вот так бывает: чем сидишь,
О том невольно говоришь!
У книжных полок, как Ахилл
На поле боя проводил,
Я книг страницы тормошил,
И с книгой ел, и с книгой пил,
Я книгой очень дорожил,
И с книгой спал, и с книгой – выл,
Пока хватало детских сил,
Просторы сказок бороздил.
Но как-то раз, средь книжной пыли,
Мы в старом доме ещё жили,
Нашёл я книгу, чьи страницы
Желтели прошлым, как у птицы,
И запах древних, дальних стран
Тогда лечил меня от ран.
«Дочь Монтесумы», Райгард Хаггард,
Со мной с тех пор - по жизни рядом.
Её я знал, как наизусть,
Пишу, и в сердце бьётся грусть.
Прошла наивности пора,
Да и работать мне пора.
Прости, немного потружусь –
К повествованию вернусь!

Протоколы, протоколы,
Слово к слову тянется.
Разговоры стихнут скоро –
Протокол – останется!

Пора продолжить скорбный путь,
Увы, былого не вернуть.
Лишь только творчество и сны
Пошлют зиму во след весны.
Под небом Англии старинной
На троне с Лизою невинной,
Хранившей верность, всех любя,
От декабря до декабря,
Одной Британии своей,
Не взяв в казне и ста рублей,
Жил Томас Вингфилд – молодец,
Любивший с мясом огурец.
Насчёт еды – конечно шутка,
Была свободная минутка.
Пойдёт серьёзный разговор,
И, чур, не плакать, - уговор.
Все англичане – протестанты,
Островитяне – арестанты.
Случалось, корни отрывали,
Пролив Ла – Манш переплывали,
Попав на старый материк,
Чудили крепко, вкось и в крик.
Прибрав на грудку бочку элю,
Гуляют целую неделю,
Пока испанцы и французы
Не настучат горшком по пузу.
Но это – нынче, а тогда
Случилась вот что за беда.
Отец Томаса был не пьющий,
В делах любовных не сведущий,
Когда в Испании трудился,
В девчонку местную влюбился,
И честно пожелал жениться,
И с холостячеством проститься.
Но в католической стране
Его б измазали в г…..не,
Еретик ибо, англичанин,
За двадцать лет – три раза в бане!
Да, в те поры война была,
Армада в Англию плыла.
Да только, видно, шторм и Бог
Тогда Британии помог.
Ушли под воду корабли,
За сотни милей от земли.
Судьба такая моряку –
Попасться рыбой рыбаку.
С тех пор испанцам англичане
Как муха в праздничном стакане.
Но ныне - дружба лиры с фунтом,
И "евро" миром правит франтом!
Джон Вингфилд деву умыкнул,
И к судну путному примкнул,
Домой вернулся, наконец,
Повёл красотку под венец.
Прошёл примерно целый год,
Сынком продлился Джона род.
Мальчишку Томасом назвали,
Но в чём судьба его, не знали.
Лишь только мать родная ночью,
Испанским обучив заочно,
Над сыном слёзы проливала,
Мадонну в помощь призывала.
Ведь там, в Испании далёкой,
Остался призрачный, жестокий,
Забытый ею, не забытый,
И злобой – соусом политый,
Созревший к мести роковой,
Хуан Гарсия грозовой.
Он ей кузен, ревнивец жуткий,
В неё влюблённый не на шутку.
В руке кузену отказала,
И с милым Джоном убежала.
Но не простит аристократ
Ни оскорблений, ни утрат.
За честь поруганную вновь
Возьмёт не золото, а кровь!

Летели годы, рос сынок,
Высок, черняв, в плечах широк.
Но лишь от трезвости ума
Отступит тень, исчезнет тьма.
Но мама Тому не сказала
Когда, откуда метит жало
В её встревоженное сердце,
Куда от бед спешащих деться.

Душа поэта ярко светит,
Глаза сторонние ослепит,
Где слепота – там темнота,
Но, правда, истинно, не та.
Горит огонь, сияет свет,
Но не пожар, поверьте, нет.
Не принесёт с собою бед,
Поэт пред Богом дал обет,
И перед Богом даст ответ,
За то, что творчеством согрет,
За то, что людям нёс совет,
За то – один в исходе лет!
Его душа огнём пылает,
Но не тушения желает.
Снесёт страдания и боль,
Простит неверную юдоль!
Тушить поэта времените,
Укор на преданность смените,
Ярлык блаженного снимите,
Любовью братской обнимите.

Как трезвость мысли сохранить,
Когда приходится любить?
Не минул Томас эту участь,
Влюбился крепко, зря не мучась.
Лил;я, девушка – соседка,
Легка, как тоненькая ветка,
Сидела в доме, словно в клетке,
В душе мечтами ставя метки:
Какой ты, будущий Ромео,
Приди, ведь ждёт тебя Медея!
Возьми в ладони мою грусть,
И солнце счастья вспыхнет пусть!
Проведав чувства юной девы,
С успехом взялся Том за дело.
Влюблённым сердце, что приёмник,
Спешит к поклоннице поклонник.
В высоких травах тропка вьётся,
Спешит наш Томас, к милой рвётся.
В пути испанца повстречал,
Ну, поругались, ну, кричал.
Подрались, молодость – успех,
Связал коварного наспех.
К любимой мчался, как петух,
Пока вулканом не потух.
Заметил, ждёт его Лил;я,
Вся для любви, мечту лелея.
Он спешно девушку обнял,
И смерть на нежность променял.
Хуан Гарсия – тот испанец,
Подлец и мстительный зас...нец.
От пут легко освободился,
На поиск женщины пустился,
Что много лет тому назад
Сбежала с милым в «english» сад.
Нашёл и шпагой поразил,
Флаг мести в мире водрузил.

Не чтите землю нерадушной,
Не зрите в пропасть простодушно,
Убийство – грех, наступит день,
Когда покроет смерти тень,
Того, кто жизнью пренебрёг,
Приблизив к близким ранний срок.
А вам, беспечности, урок –
Не прозевайте в спешке – рок!

Пора, пора, опять работа,
На выходных своих – забота.
Ну, ладно, ладно, не ропщи,
А лучше рифму поищи.
Ревёт мольба, зовёт возмездье,
Убита мать в сыром подъезде.
Любимой – клятва, от ворот
Несётся конь, труба зовёт.
Отмщенье, Томас, аз воздам,
Ищи убийцу по звездам!
Дорога морем пролилась,
Судьба бедой оборвалась.
Теперь построишь новый мир,
Бесплодный, как кровавый пир.
По свету Томасу скитаться,
По следу Гарсия гоняться.
Одним прыжком преодолел
Ла-Манша древнего предел,
Потом дорогой крайне сложной
Достиг Испании тревожной.
В чужой стране, среди врагов,
Как уберечься от оков?
Помог язык, пытливый ум,
И ясный взгляд, посланник дум.
Он – в услужении врача,
Рутину л;карства влача,
Учился исподволь искусству
Творить добро и «стричь капусту».
И Томас в деле преуспел,
В леченье точен был и смел.
И старый врач ему открыл
Все тайны знаний и могил,
Пороки мира и сомненья,
Дороги скорби и прозренья,
Целящий глас, волш;бство рук,
Всесилье глаз, бессилье мук.
Места заветные на теле,
Нажал на точку – и у цели!
Назвал своим учеником,
И передал больных и дом.
Успех у знати и богатство,
Да здесь не плакать, а смеяться.
Не тут то было, вновь Гарсия,
Неотвратим, как злая сила.
Опять борьба, кинжал, дуэль,
Стальная шпага прямо в цель.
Но нет, вновь промах, враг бежит.
Успехом Том не дорожит.
И снова в путь, сквозь океан,
И впереди – сплошной туман.
Корабль, болезни, в трюме смерть,
В могилу впредь, смотри, не сметь.
Ещё не смыта мамы кровь,
Стреляя в глаз, он метил в бровь.
И вновь - Гарсия, морем пытка,
И выжить новая попытка.
На дне у бочки, по теченью,
Наш Томас плыл вперёд, к спасенью.
Акулы, голод, солнцепёк,
И память – жалящий упрёк.
Терпи, дружок, я вижу землю!
Готов терпеть, и Богу внемлю!

Суббота просится в кровать,
Пожалуй, верно, надо спать.
А завтра утром, дай то Бог,
Продолжим, резать сей пирог!
3.07.2004
 Жужжат москиты – кровопийцы,
Течёт река – воды б напиться.
Земля – песок, трава – бамбук,
Не чует ног, не чует рук.
И голос пропавший, хрипения звук,
Но в теле, внутри, ощущается стук.
Выходит – живой, ничего, не погиб.
Ожил, огляделся – чужая земля,
На море не видно врага – корабля.
Спокойствие, Томас, расслабься, не бди,
Большие проблемы ещё впереди!

Страна ацтеков, гордых воев,
Чужой попал – собакой взвоет.
Жрецы всевластны, всё могли,
Алтарь для жертвы берегли.
На камне – ложе полежит,
Жрецам сердечко одолжит.
Потом, конечно – замолчит,
И в пропасть камнем полетит!
Столица им – Теночьтитлан,
Лишь птицы знают его план,
Красой небесной наделён,
И на кварталы поделён.
Здесь император - Монтесума,
Дворец влетел в крутые суммы.
На злате ест, со злата пьёт,
Народом правит, как поёт.
Имеет доченьку – Отоми,
Увидит кто – от страсти стонет.
Прислуги, верно, сотен пять,
Сейчас такого не понять!
Держал в испуге всю округу,
Не доверяя даже другу.
На страхе правил, в страхе – стресс,
В стране – деструкции процесс.
А где гниение – там мухи
Летят, голодные, на муки.
Дождутся, боги, сам Кортес
С мечом в Америку полез!

Ну что, наш Томас, спит, бедняга,
Голодный пёс, больной бродяга.
Вставай, пошли, жрецы пришли,
В колючих зарослях нашли.
Хороший мальчик, крепко сложен,
К ним на алтарь будет положен,
Нож правосудья занесён -
И в жертву богу принесён.
Оскал кровавый, жрец рядится,
В ладонях сердце будет биться,
Кровь закипает, кровь кипит,
Но парень – тихий, не вопит.
Стоп, стоп, смотрите, этот – белый,
И взгляд не робкий, даже смелый.
Пускай гуляет целый год,
Так предсказали, о «Майн Гот»!
Пускай потешится народ,
А этот «Гот» - потом умрёт.
Гуляет Томас целый год,
Бесплатно ест, бесплатно пьёт,
Напьётся – песенки орёт,
Ну, а ночами – смерти ждёт.
Кому по нраву или впрок
Узнать до срока смерти срок?
Но, закавыка тут – Отоми,
Давно была уже в истоме:
Уж больно Томас наш красив,
Умён, храбрец и не спесив.
Так приглянулся он царице,
Как юный лев для светской львицы.
Любовь слепа, любовь – всесильна,
И даже смерть пред ней бессильна!
Проходит год, и с ним на камень
Она ложится, лёд и пламень!
С тобою к смерти на порог
Иду без страха, юный бог!
Но Бог един, и Он решил,
Что жрец напрасно не спешил.
Жрецу испанская стрела
Посылку с мраком принесла.
Вы спасены, природы дети,
Живите долго в этом свете!
Отоми, Томас жили дружно,
Детей рожали – значит нужно.
Потребны воины стране,
Когда страна года в войне.
Кортес с испанцами за златом,
Тут не отделаться и блатом,
Хоть назовись и сватом – братом,
Решают – быстрый бой с захватом.
Всех порешили, захватили,
На злате ели, спали, пили.
Народу много перебили,
Кровь, словно воду, всюду лили.
Пал город Сосен, дом Отоми,
Сражались горцы: ржали кони,
Визжал металл, шипел огонь,
Устала меч держать ладонь.
Погибли юноши и дети,
За что вражда, и кто ответит
За гибель сына и жены
Крушенье мира и страны?
Цивилизации столкнулись,
Святыни разные схлестнулись,
Умы некрепкие свихнулись,
И в крови предков захлебнулись.
Нажива – грех, насилье – грех,
Закон простой, но он – для всех!

Хуан Гарсия где-то здесь,
Кровавой злобы злая смесь.
Сошлись все линии судьбы,
Готовьте, дядюшка, гробы.
Так что же, Томас, вот злодей,
За жизнь готов - хоть сто рублей,
Ты двадцать лет его искал,
Мечтал найти и месть алкал.
И вот нашёл, и кратер ждёт,
Так чья рука врага убьёт.
Твоя, иль Богова десница?
Решай, и кончена страница!
Смотри же, Томас, нас учили,
Что страх внутри подобен силе
На смерть несущихся коней,
И приведёт к скончанью дней.
И ожидание расплаты
Сорвёт с души грехи – заплаты,
И сам Гарсия, слышишь – сам
Падёт к Аидовым ногам!
Разверзлась бездна под ногами,
Взмахнул Хуан - мечём, руками,
И канул в лаву. А вулкан
Сплясал свой гибельный канкан.
Том не кривлялся, не орал,
И местью рук не замарал.
Опущен меч, потуплен взгляд,
Пора домой, пора назад.
Под сенью горестных седин
Один на свете Том, один.
Не правда, в Англии родной,
Есть, что звалась тебе женой,
Лил;я - верная подруга,
Все двадцать лет лелеет друга,
И честно ждёт, себя храня,
От страсти – бешенства огня.
Разлука быстро пронеслась,
Луиза Тома дождалась.
Пришла пора – соединились,
И долгой старостью забылись.
Ну вот, закончен мой рассказ,
Повеселил, надеюсь, вас!
4.07.2004