Сексуа-ла-ла-лолог

                Поэт и в семьдесят мужчина хоть куда!


Танцуй, пока молодой! Это я о себе…
А человек – ровесник моему отцу. И пишет стихи. А почему бы и нет! Но мой-то не пишет. Бесталанный? А человек? Наверно, с даром Божьим, коль не только сочиняет, не только «в сайт» (в молодости моего отца писали «в стол»), но и книжки выпускает, да в твердой обложке.

И ты ушла! От нынешней минуты
Чего мне ждать? В томлении напрасном
Приемлю я, как тягостные путы,
Все доброе, что мог бы звать прекрасным.
Тоской гоним, скитаюсь, как в пустыне,
И лишь слезам вверяю сердце ныне.

Мой пламень погасить не в вашей власти,
Но лейтесь, лейтесь горестным потоком.
Душа кипит, и рвется грудь на части.
Там смерть и жизнь – в борении жестоком.
Нашлось бы зелье от телесной боли,
Но в сердце нет решимости и воли.

60 лет – это вам не шуточки. Но, как заявил однажды Юрий Юрченко, один из авторов литературного сайта «Клубочек» (и тоже далеко не юноша): «Поэт и в семьдесят мужчина хоть куда!» И разве имеет значение возраст автора приведённых шестистиший, если они обладают магической силой, присущей только настоящей поэзии!

И как? Могу ли? Умертвить желанье?
Не видеть лик, во всем, что суще, зримый,
То в дымке предстающий, то в сиянье,
То ясный, яркий, то неразличимый.
И с этим жить! И брать, как дар счастливый,
Приход, уход, приливы и отливы.

Неплохо, а? Да что уж там, замечательно! Приведенные строфы – из большого стихотворения «Элегия». Его на «Клубочке» – нет...
Зато есть такое:

Твоё чарующее тело,
Пленительных грудей овал –
Как робко, нежно,
Как несмело
Я их вначале целовал.

Да, стеснительный молодой человек! Но это нормально. Ненормально то, что он целовал: «их» – «тело» и существующий отдельно от него некий «овал» (в одном экземпляре), куда, видимо, были помещены «пленительные груди» (надо полагать, в количестве двух единиц, не больше). Было бы лучше написать «пленительной груди овал»: чего только не бывает в «энтом деле»! ну, может, хватало юноше одной «штучки»! может, еще что. Тогда и стихотворный размер сохранился бы, и смысл – в ракурсах сексуальной практики, элементарной логики и русской грамоты, – какой-никакой, но был бы...
Читаем дальше.

И улыбалась ты застенчиво,
И, словно в сладком полусне,
Чуть губку прикусив,
Доверчиво
Себя всю отдавала мне.

Вначале два технических замечания: 1. это – никакие не пятистишия, а катрены, только волей автора здесь и в предыдущем отрывке третий стих разбит на две полустроки; 2. нечетные стихи первого четверостишия и аналогичные второго различаются между собой размером (это – изъян, «прокол» в объявленной автором претензии на классическую форму сочинения – рифмованную и гармоническую), тогда как четные – одинаковы числом стоп (так и должно).
И «шпильки» по смыслу.
«И, словно в сладком полусне...» Девушка прежде видывала сексуальные сны и пересказывала их своему суженому? Или «полусон» относится к юноше? Так сказать, его сексуальные фантазии, обращаемые в реальность?
«Себя всю отдавала мне». То, что отдавала, то и отдавала, а всю или не всю, – это, любезный, другой вопрос. И что значит «мне»? А кому же еще? Там что, кроме тебя, еще кто-то присутствовал?
«Чуть губку прикусив…» Наблюдательный юноша, однако! Или вас там все-таки было двое? Приятель скрупулёзно отслеживал и пересказал потом тебе? Может, потому «отдавала мне»?
Идем дальше.

И вот сдержать не можешь стона.
Восторг, паренье, сказка, сон!
Кровать вздыхала, как валторна,
Нам в унисон,
Нам в унисон.

Опять искусственное деление строки, теперь уже не третьей, как в двух первых строфах, а четвертой. «Восторг, паренье, сказка, сон!» – попытка пустить «пыль» в глаза. И зачем? Можно подумать, что как «это» происходит – для читателя откровение, открытие! А может, стихотворение – пособие для детей и той части юношества, которая пребывает в невинности? Так в прозе-то было бы сподручней...
Но кровать – хороша! Видать, старенькая, но зато тактичная! И романтичная! Как это нередко и случается с дамами преклонного возраста, впадающими в грезы юности – то ли своей, то ли где-то вычитанной… Не скрипит кроватушка, чего следовало бы ожидать, а вздыхает! Сожалеет? О чем? И вздыхает-то не как-нибудь, а валторной!
Чего только не нагородит стихотворец ради рифмы!

Мерцала небо звёздной пылью,
Темнели дальние леса.
Телами на земле мы были,
Душой же там,
На небесах.

«Мерцала небо» – в книге тоже так? Хотя не всё ли равно, когда душа уже на небесах? Но наши-то души, читателей, еще не там! И даже тела – не на земле! А за монитором...
И вот концовка стихотворения, разделенная от «акта» пунктирной линией, олицетворяющей, видимо, «долгую-долгую ночь» (фраза из другого творения обсуждаемого автора, такого же «сексапильного» и разноцветно-бесцветного):

Пришёл рассвет, подобен тати,
В пурпур окрасив облака...
Бессильным стебельком с кровати
Свисает девичья рука.

Убил? Девушку? Так, было или не было? Если всё же «было», то рука уже не девичья...
Убил! Хорошо, хоть сам жив остался. Чтобы возрадовать аристократический мир любителей и ценителей поэзии отчетом о сотворенном. Пусть и в суконно-толоконной манере. Зато в радужно-псевдоромантических красках. Которые, однако, не спасают ни автора, ни творение, ни поэзию. А от модных ныне физиологизмов и сексуализмов (в данном случае, как мы видели, весьма неуклюжих) становится просто-напросто тошновато. Не они создают магическую силу любовного произведения! Не они! И приведённые выше три шестистишия – убедительное тому свидетельство.
Автор поэтической «Элегии», большого стихотворения – одного из ограниченного собрания алмазов на фоне безгранично громадной массы рифмованной и нерифмованной «породы» (возведённой и возводимой большинством авторов нынешнего и прошлых веков), – Иоганн Вольфганг Гёте.
Автор отчета – образчика той самой «породы», скучного и банального, – о половом акте... Ну, в самом начале уже было сказано: солидный человек, в своем почтенном шестидесятилетии, ровесник отца.
«Элегия» датирована 1823 годом, когда Великому Поэту было 74, и он увлекся 18-летней Ульрикой, увлек и ее, и они даже собирались пожениться. Но воспротивились родственники...

Друзья мои, простимся! В чаще темной
Меж диких скал один останусь я.
Но вы идите – смело в мир огромный,
В великолепье, в роскошь бытия!
Всё познавайте – небо, земли, воды,
За слогом слог – до самых недр природы!

А мной – весь мир, я сам собой утрачен,
Богов любимцем был я с детских лет,
Мне был ларец Пандоры предназначен,
Где много благ, стократно больше бед.
Я счастлив был, с прекрасной обрученный,
Отвергнут ею – гибну, обреченный.

                ---------------
               Отрывки из стихотворения И.В. Гёте "Элегия" – в переводе с нем. В.Левика.

29.07.2007
Исправления и добавления – 30.10.2009