Вечное Лето

«Ты – моё вечное лето, Байя», – думала Пэм, полулёжа в мягком кожаном кресле после службы, – «Когда мне становится слишком тоскливо среди снегов моего севера, я лечу к тебе. Я лечу к тебе, оставив неотложные дела, не уплатив последних счетов, ни с кем не попрощавшись. Только бросив всё без размышления, я могу поверить, что и впрямь лечу к тебе».

Это был первый действительно холодный день осени. Пэм смотрела в окно, за которым ветви октябрьских деревьев казались гроздьями тропических цветов. Но резкие порывы ветра, сбивавшие с ног прохожих, пытались сломить эти ветви, ударяя ими о стекло, – или хотя бы сорвать с них яркое украшение. Дождь беспощадно хлестал по лицу, когда Пэм сегодня вышла из машины, вернувшись с работы. Её новенькая серо-голубая «Audi» была вся облеплена облетевшими листьями. Пока она очищала ветровое стекло и крышу машины, руки её закоченели. Теперь она отогревалась в своём любимом кресле, прикрывшись пледом. Окна в гостиной Пэм были высокие, итальянские – в глубоких нишах. А то верхнее окно полукругом, в которое она смотрела – самое большое в доме – открывало небо и верхушки деревьев сада. Дождь пошёл на убыль, но ветер не утихал, и румяные гроздья намокшей листвы продолжали биться в стекло. Сочные капли сбегали разом, образуя целое озерцо внизу.

Три года назад молодая журналистка Пэм О`Нил – ей как раз исполнилось двадцать пять – брала интервью в Нигерии у известной в Лагосе бизнесвумен госпожи Команджо. Приёмная дочь госпожи, Байя, присутствовала при этом, и Пэм постоянно чувствовала на себе её взгляд. Байя была приблизительно одного возраста с ней. Белки её глаз выделялись на тёмной коже, отчего взгляд казался преувеличенно внимательным. Пэм отвечала ей время от времени улыбкой. Госпожа Команджо, женщина лет пятидесяти трёх, наполовину француженка, наполовинку американка уже через сорок минут интервью стала украдкой посматривать на часы. В её облике сквозила та смесь французской весёлости и американской деловитости, которая, как решила Пэм, и обеспечивала ей успех. Сразу же после интервью она, извиняясь, поспешила к своему «Шевроле», оставив Пэм на попеченье Байи. Та как будто обрадовалась возможности остаться наедине с Пэм и сразу предложила ей пойти на пляж. По дороге – минут пятнадцать ходьбы – Байя рассказала немного о себе. Госпожа Команджо удочерила её после смерти матери Байи, отца своего она не знала. Девочке было уже одиннадцать лет, но она быстро привязалась к госпоже Команджо, ибо та была всегда ласкова с ней.

Девушки оказались на приватном пляже одни. Члены клуба «Натурист» появлялись тут только по Уик-эндам, а между тем был понедельник, друзья же мадам Команджо разъехались – сезон кончился. Круглые хижины вдоль косы с крышами из пальмовых ветвей опустели. И весь песок, и вся вода, и эти хижины оказались в их распоряжении. Байя проворно сбросив с себя одежду, побежала к океану. Когда Пэм осторожно приблизилась, следя, как вмятины от её босых ног заполняются водой, Байя неожиданно окатила её с головы до бёдер. Она пришла в экстаз, наслаждаясь свободой своего обнажённого тела. Пэм передалась эта дикая свобода, и она схватила Байю за плечи, пытаясь окунуть её. Но Байя вырвалась, точнее выскользнула из её рук и нырнула в глубину. Пока Пэм искала её глазами на поверхности, всё больше погружаясь в солёные воды, Байя охватила её колени под водой и утянула за собою. Пэм отбивалась, смеясь и захлёбываясь. После купания они бегали друг за другом, увязая в мелком, прогретом солнцем песке, поймав одна другую, схватывались шутя, как борцы. Их мышцы напрягались под кожей, и их молодые тела ликовали, ощущая своё здоровье и силу. Устав от игр, они мирно обнялись, стараясь отдышаться и с удивлением отмечая, что не стесняются друг друга, как будто родились на этом песке у океана.

Назавтра они облюбовали себе самую дальнюю хижину, где крыша из широких пальмовых вееров ещё не прохудилась, и куда вряд ли забрёл бы кто-то теперь. В хижине был очень низкий настил из серого, отполированного временем дерева. Нет, даже не серого, а сизого, как голубиное крыло. Бросив на этот настил свои пляжные полотенца, Байя и Пэм отдавались друг другу. Так, как будто делали это всегда. Лёгкий бриз приносил с океана запах водорослей, свежей рыбы и ракушек. Байя тоже пахла океаном, кожа её была солоноватой – особенно на плечах. Её язык на фоне тёмной кожи был подобен дольке розового грейпфрута.

Пэм потянулась в своём удобном кресле, разомлев под пледом. Нет, похоже она не дождётся снега в этом году и уедет раньше. Нынче можно взять прямой самолёт из Оттавы в Лагос. Её хотелось пить, но она ленилась вылезти из-под тёплого пледа и идти к холодильнику за содовой…

«О, как ты утоляла мою жажду после знойного солнца, Байя! Слюна твоя как манговый нектар, а дыхание твоё подобно бризу. Я помню, как ты, присев на корточки, доставала наш обед – лангусты во льду и кокосы – твои тёмные завитки между ног были ещё влажные от желания. Я целовала твои пальцы, держащие кокос, волокнистый и круглый, и не могла поверить своему счастью. Ты – моё вечное лето, Байя».