Дочь дракона эпизод 9

…Молю, Гостар, найди её скорей,
Найди мою любимую, учитель,
Тебе подвластен северный Борей,
Элементали, Вы у них спросите,
Где моя Стела, свет моих очей.

Она жива? Мертва? Здесь? на Земле?
Поверьте, ни о чем не пожалею,
И в ад спущусь, не думая, к жене,
И армии драконов в прах развею,
Душа кричит и стонет как в огне.

Гостар наполнил герцогу бокал:
«Присядь Алан, поговорим спокойно,
Вначале взвесим всё, как я сказал,
А после уже будут игры, войны,
И коль захочешь, смерти ритуал.

Я думаю, что девушка жива,
Флюиды феи сферу наполняют,
Я чую отголосок волшебства,
Но только её видимо скрывают
Духи земли - основа естества.

Вглядись скорее в чаши диафан,
Она привезена к нам из Ривьеры,
Представь скорее остров, океан,
Здесь наш корабль, рабские галеры,
Пять суток не стихает барабан.

Не ждите быстрый от меня ответ,
Мы всё проверили, всё обыскали,
На островах ещё остался след,
Но только он поможет нам едва ли,
На Тере герцогини точно нет.

Гребцы устали, нужно отдохнуть,
Грамора не догнать, зря тратим силы,
Поэтому к Земле проложим путь,
Не беспокоитесь, он отнюдь не длинный,
Вам нужно успокоиться, заснуть.

Завтра продолжим поиски опять,
Немного пригубите из бокала,
Чудесно, а теперь пора в кровать,
Назавтра дел назначено немало,
И я, как врач, велю вам отдыхать.

И, главное, запомните, во сне
Вам требуется Стелу взять за руку,
Найдёте дверцу, что ведёт ко мне,
Я в лимбе между сном и явью буду,
Ах да, портал находится в огне,

Поэтому, схватив свою жену,
Не отпускаете, чтоб там ни случилось»,
Алан: «Учитель, я скорей умру!»
Гостар: «С душой бы только получилось,
Тогда и тело Стелы притяну.

Но не пытайтесь сделать всё один,
Себе, иначе, только навредите,
Послушаетесь хоть раз, мой господин,
Усните, но супругу не ищете,
И не забудьте, всё что говорил».

Алан прилег, шум моря за стеной
Стал тише, неспеша текли минуты,
Корабль качало лёгкою волной,
Всё тело, словно связывали путы,
Не мог пошевелиться наш герой.

Веки, как будто, налились свинцом,
Свет потускнел, ресницами рассеян,
Алан мог думать только об одном,
И сон пришел, надеждами навеян,
Не слышно звуков, тишина кругом.

Алан в пещере, теплится костёр,
Там, где огонь, мелькают, чьи-то тени,
На грани слуха слышен разговор,
Упоминаются цветы женьшеня,
А так же ванная и куафер.

Алан вгляделся в черноту теней,
Всё явственней становится видение,
Виднеются глаза, изгиб бровей,
И вот пропали всякие сомнения,
И он направился к жене своей.

Торопится скорей её забрать,
Но пустоту лишь только ощущает,
Герцог пытается жену обнять,
Видение сквозь пальцы ускользает,
Стал облик очертания менять.

Стела уходит, ускользает сном,
Алан в отчаянии бежит по кругу
За ней, она уже перед костром,
Вдруг голос мага: «Тронь её за руку,
Безумец, не то вместе пропадём.

Хватай за кисть, пока рука видна,
Держи, не отпускай, ступайте в пламя,»
Алан: «Она бледнее полотна,
Я словно её душу разделяю,
Похоже, герцогиня не одна.

Я сразу не заметил рядом тень,
Она к ней, как пиявка, присосалась,
Ну, вот, опять повисла, как репей,
И враз не отдерешь, какая жалость,
Придется, видимо, тащиться с ней.

По виду тень — ребенок, лет пяти,
Верховный маг: «Кончай болтать, за дело».
Алан: «Придется, видно, провести
Нам сквозь костер двоих, она, как Стела,
И значит, мы должны её спасти».
 
Гостар: «Держи жену, не отпускай,
Я постараюсь вам помочь немного.
Вы у огня? Скорей в портал ступай,
Бросай ребенка, пусть это жестоко,
Но, здесь уж, выбирай не выбирай,

Но выхода, похоже, нет у нас.
Сказал же, нужно отдохнуть вначале,
Мы трое суток не смыкали глаз,
Что с аурой? Не время для печали,
Герцог держитесь, я теряю Вас».

Гостар вгляделся в мутное стекло
Иллюминатора, глотнул вина с бокала,
Проклятье! Боги, как не повезло»,—
Твердил старик, «Неужто все пропало,
Еще и шторм на море, как назло!»

В каюту к магу адмирал вошёл,
Перед Гостаром преклонил колени,
На герцога взглянув, глаза отвёл,
Затем промолвил: «Мы почти у цели,
На горизонте берег, виден мол.

Из-за волны пока не подойти,
Но армия готова к наступлению,
Драконов не попалось по пути
И потому, в рядах воодушевление,
Даже рабы готовы вновь грести.

Все знают, что спасают госпожу
От злой рептилии, войска готовы к бою,
За диссидентами пехоты не слежу,
Но моряки покорны моей воле,
И выполняют всё, что прикажу».

Гостар: «У нас проблема, Этимир,
Алан пропал, затянут между снами,
Конечно, герцог знает этот мир…»
Моряк: «Невероятно, он же с нами,
Простите, но намёк не понял сир.

Ведь вот же сюзерен передо мной,
Он просто спит, что, всё-таки, случилось?»
Гостар: «Да нет, мой милый, дорогой,
Серьёзное несчастье приключилось,
Он только телом здесь, а не душой.

Лишь оболочка, больше ничего,
Но это не так страшно, много хуже,
Что не прочесть небесное письмо.
Пока мы не окажемся на суше,
Мне не найти астральный след его.

Буря ужасна, звезд в помине нет,
Элементалей диких не поймаешь,
Уж вскоре утро, близится рассвет,
Заклятиями время не обманешь,
Не нарушая вечных ход планет».

Гостар вздохнул: «Идите, адмирал,
Я знаю, вы надёжны и послушны,
Но позабудьте всё, что я сказал,
Соврите капитанам, если нужно,
Скажите просто, «сюзерен устал».

Все знают, что Алан не спал пять дней,
Никто не удивится, если сутки,
Иль даже двое он проспит теперь,
Ни слова о болезнях и рассудке,
Даже жене, любовнице своей.

Вы понимаете, о чем глаголю я,
О наказаниях говорить не стану,
Но если ваш язык, словно змея,
Я тайны доверять вам перестану,
Эй, Этимир, Вы поняли меня».

Моряк склонился: «Да, верховный маг,
Всё выполню без каверз и изъяну,
Но только есть безделица, пустяк,
А вдруг я жрицу высшую застану,
На корабле не скрыться мне никак.

Она способна мысли прочитать».
Гостар поморщился: «Да, это верно,
Придется все святоше рассказать,
Вот разозлится на меня, наверное,
Но точно, от неё нельзя скрывать.

Я встречу жрицу через полчаса,
Не будем усложнять, и так всё скверно,
Она, конечно, та еще лиса,
Ведёт себя весьма высокомерно,
И в разговоре жалит, как оса,

Но сердцем обладает золотым,
Имеет ясный ум и силу воли,
Пусть разговор с ней будет непростым,
Но все-таки сыграем наши роли,
Пусть даже мы того и не хотим».

Моряк вновь поклонился и ушёл,
Гостар, задумчиво взглянув на небо,
Подняв берилл, заклятие прочёл,
Но ветер пел по-прежнему свирепо,
Шумела буря, волны били в мол.

Скрипели снасти, рвались паруса,
Корабль быстро к берегу сносило,
Элементалей громче голоса,
Маг хмурится, откуда эта сила,
За что так разозлились небеса?

Гостар, согрев в руках аквамарин,
Попробовал пробиться через бурю,
И вот уж виден солнца апельсин,
И вроде кажется, что всё в ажуре,
Но маг не верит красоте картин,

Порядок не нарушен, но астрал,
Он как заполнен совершенной силой,
И точкой мироздания в ней — Алан,
Он тянется, стремиться к своей милой,
Но та уже покинула портал.

Но где она, задумался Гостар,
Сознанием обшарил Землю, Теру,
В астрале все тропинки обыскал,
Но более не обнаружил Стелу,
Маг выдохся, он так давно не спал.

Эго в капкане лимба, как в тисках,
Волшебник понимал, пора вернуться,
Нить меж мирами тает на глазах,
Тропинки столь узки, не повернуться,
В душе у мага зародился страх,
Плотнее кокон тьмы, кромешный ад,
Гостар вернул себе тепло покоя,
Представив серебристый водопад,
Вот красотою сердце успокоил
И приготовился идти назад.

Но вдруг заметил в серой пелене
Две тени, две фигуры меж мирами,
Та, что пониже, пряталась в огне,
Вторая же, похожая чертами
На герцогиню, плакала на пне…

***
Я плачу, не кончается кошмар,
Пещеры нет, вокруг одни бурьяны,
Пищит над ухом Гулливер-комар,
Кровавою окраскою поляны,
Невольно в теле порождают жар.

Сусанне легче, прыгнула в костер,
Сидит в огне, там мухи не кусают,
План неплохой, разумен и хитёр,
Вот, только жалко, мне не помогает.

Тело искусано, расчесано, в крови,
Где нет одежды, словно бы короста,
Она теперь, как коркою брони.
С руками и ногами вышло просто,

А вот лицо мне нечем обмотать,
Поэтому приходится всё время
Руками, веткой в воздухе махать,
Нещадно солнце припекает темя.

Быстро бежит событий череда,
Еще вчера я пряталась в пещере,
Сусанна очень маленькой была,
Почти младенец, а на той неделе,

Со мною рядом был Роман, друзья,
Так многое случилось, даже страшно,
Исчезла, испарилась прочь змея,
С трудом припоминаю день вчерашний,
Когда Сусанна нас перенесла.

От всех событий кругом голова,
Погоня, террористы, град, порталы.
От снега побелевшая трава,
На тонких веточках звенят кристаллы,
Я через горы двигаюсь одна.

Затем приют, где мне дают еду.
Калейдоскопом промелькнули лица,
Всё, словно бы, в ужаснейшем бреду,
Вопросы журналистки из столицы,

Больной младенец на моих руках,
Рептилия, рожденная в ребенке,
Непонимание, сомнение и страх
Затягивают ледяной воронкой.

В пещере тёмной мы, я и она,
Змея, в душе Сусанны растворилась,
Младенец тихо произнес слова,
И мое сердце радостно забилось.

Ей холодно, я жму её к себе,
Всем чем могу ребенка укрываю,
Мечтаю хоть о маленьком огне,
И в тот же миг кострище получаю.

Мы ближе придвигаемся к костру,
Сусанна как-то странно тяжелеет,
Прическа, впору заплетать косу,
Плечи, коленки у неё круглеют,

Она растет, буквально, на глазах,
От страха я боюсь пошевелиться,
Коль так пойдет, то вскоре о балах
Начнет мечтать прекрасная девица.

Но, к счастью, вскоре прекратился рост,
На вид ребёнку пять годков, не боле,
Плащом спадает водопад волос,
В изящной стати непреклонность, воля.

Глаза открылись ясностью ума,
Сусанна кошкой грациозной встала,
Её фигуру скрыла полутьма,
И в тот же миг её почти не стало.

Лишь тень мелькнула серая, как ночь,
Мгновенье пролетело незаметно,
И вот с индюшкой возвратилась «дочь»,
Впилась зубами в шею птице бедной.

Кровь потекла, Сусанночка, рыча,
Не замечая перьев, рвет добычу,
Не справилась, упала хохоча,
С гримасою, протягивая «пищу»,

Остался лишь изломанный комок,
Я приняла подарок с возмущеньем,
Достала кости, выбрала песок,
Расправилась с измятым оперением,

Взяла две палки, сделала вертлюг,
Остатки туши камнем расчленила,
Прошла немного к выходу, на юг,
Нашла кусочки соли, соскоблила.

Снаружи отыскала ручек,
Промыла мясо ключевой водою,
Из листьев клена сделала кулек,
Тарелки заменила берестою.

С того же материала и смолы
Создала чашки, ягоды собрала,
Затем вернулась, подмела полы,
Сусанна с интересом наблюдала.

Затем сама две веточки взяла,
Сложила, словно веник, подражая,
Гранита камень тряпкой протерла,
Я похвалила, молодец какая,
Сусанночка улыбкой расцвела.

Мы накрываем стол, пусть не богат,
Но много лучше нашей прежней пищи,
Глаза ребенка огоньком горят,
Мне кажется, она чего-то ищет,
Но словно бы вовнутрь направлен взгляд,

Вот девочка поела, ожила,
Мне тоже очень сильно полегчало,
Слегка потяжелела голова,
И тут не по себе мне как-то стало.

Вся нереальность вечера и дня
Нахлынула, невольно отрезвляя,
Я словно бы очнулась от себя,
Реальности вещей не сознавая.

Я не могла понять, где нынче я,
Нет логики и следствия событий,
Мне говорили, кто моя семья,
Но новизна свершившихся открытий,
Отсутствие знакомого жилья.

Разум шептал, «всё, что ты видишь — сон.
То, что свершилось, невозможно в мире,
Вся эта магия, несущая урон,
Солдатам, что стреляют, словно в тире,
Создав из меди и свинца заслон.

А девочка, что вижу пред собой,

Что ластится и мамой называет,
А холод с нереальной тишиной,
Все чудеса, которых не бывает»,

Как холодно, мы жмемся у костра,
Накинувши на плечи одеяло,
На голый камень брошена листва,
Ивовых веток собрано немало

Сытно от пищи, от огня тепло,
Я девочке рассказываю сказки,
О том, как вскоре будет хорошо,
Ребёнок шире открывает глазки.

Ей интересно всё. Я вижу, как
В её, пока что крохотном сознании,
Вдруг кругом, возникает зодиак,
Она, как губка, впитывает знания.

Мне кажется, иль в голове моей
Капается ребенок, невозможно,
Нет, это не похоже на мигрень,
Неужто опасение не ложно.

Сусанна телепат, как и змея,
А может быть, рептилия вернулась,
Не думаем об этом, так нельзя,
Я ласково над девочкой нагнулась,

Неплохо бы её чуть-чуть помыть,
Мысли житейские прогнали страхи,
И расчесать, и волосы завить,
И раздобыть подобие рубахи.

Я улыбнулась, вслух произнесла
Все, что лишь в мыслях только намечала,
Сусанночка ответила: «Дела!»
Добавив,— я с тобой согласна, мама.

Тебя бы тоже надо искупать,
Ты, видимо, ужасная грязнуля,
И волосы завить и расчесать,
Скажи, кто нам прическу наколдует?

Ты говорила, вроде, куафёр.
Он в твоей сказке был, я точно помню,
А расскажи еще про тайны гор
И блеск звезды, и голубые волны.

Я успокоила ребенка: «Спать пора,
Еще узнаешь много, очень много,
Спи, засыпай Сусанна до утра,
А завтра будет дальняя дорога,
Дорога сказки, счастья и добра…»

Потрескивают веточки в костре,
Дремота веки тяжестью смыкает,
Приятно тело нежится в тепле,
Сознание лениво ускользает.

Я падаю во тьму. Вокруг меня
Сверкают сотни, тысячи созвездий,
Вселенная, восторженно звеня,
Рождается в душе красивой песней.

Вся музыка свободы и любви
Создателя, творца, слилась едино.
Сейчас Я— Космос, звезды — визави ,
И мы друг другу так необходимы.

Я чувствую себя частицей их,
Звучит мелодия прекрасным светом,
Эффектом Доплера, рождая стих,
Мелькают мимо звезды самоцветы.

Я понимаю, это только сон,
Но эйфория жизни не проходит,
Пою, сияю звездам в унисон,
Не думая о том, что происходит,

Лечу над безграничной пустотой,
Парю над бездной темного колодца,
И вдруг, я замечаю, что со мной,
Есть кто-то рядом, её свет, как солнце,

Вглядевшись, узнаю лицо, черты,
Она ко мне протягивает руки,
Мы кружимся в объятиях пустоты,
И, в этот миг, почти пропали звуки,
Остался голос дивной красоты,

Он влёк к себе, манил нас за собой,
И мы, покорно, светлыми лучами,
Стремились к миру, где царил покой,
Обещанный прекрасными словами.

И вот уж цель достигнута почти,
Но, вдруг, влекущий голос пропадает,
И мы на неизведанном пути
Во тьме и пустоте, дорога тает,
И не хватает сил вперед идти.

Энергия питавшая всех нас
Исчезла, сон окончился кошмаром,
Остановились звезды, свет погас,
И вдруг во тьме Алеющим пожаром
Явился неба шелковый атлас.

 ***
Все мои мышцы — хрупкое стекло,
Иль лед, мне кажется, растрескаюсь, растаю,
Не думаю, что тело затекло,
Я просыпаюсь, мир обозреваю,
Опять меня куда-то занесло.

Возможно, это продолжение сна,
Передо мной заросшая поляна,
Вокруг меня колючая тюрьма,
По виду плотоядного бурьяна,
Везде — одни венозные тона.

Рядом — костра пылающий огонь
На том же расстоянии, что в пещере,
Травы и ветки источают вонь,
Зловоние и смрад как в мёртвом теле

Я морщусь, что-то ползает по мне,
Перебирает лапками упрямо,
О нет! Теперь под майкой, на спине,
Холодное и мерзкое, ох, мама!

И по ногам ползут, и по груди,
Я, торопясь, вскочила, отряхнулась,
Так, если в волосах, не бигуди,
То, что тогда? Я крайне ужаснулась.

Крича и плача, из прически рву
Чего-то буро-серого окраса,
Бросаю их на землю и давлю,
А это что на коже за зараза!?

Как плесень, толи зелень, толи мох.
Цвет сине-бурый в крапинках и точках,
Я издаю протяжный полу-вздох,
И с ужасом вдруг замечаю «дочку».

Забывши про себя, кидаюсь к ней,
Прочь ветки, листья с тела отрываю,
Пытаюсь отодрать двоих слепней,
Но, видя кровь, на месте оставляю.

Сусанна просыпается, кричит,
Кидается к костру, ища спасение,
И вот она в огне. Пищит, шипит
Вся мерзость, с телом потеряв сцепленье.
Вот первая букашка вниз летит,

За ней вторая, корчится змея
Та, что в лодыжку девочке впивалась,
Все пожирает волшебство огня,
Лишь кожа невредимою осталась,

И волосы вороньего крыла.
А нечисть и букашки все сгорело,
Но главное, что девочка цела,
Устроилась удобней и присела,
Укрылась от гиганта-комара.

Я торопливо подошла к костру,
Жар опалял, пот побежал по коже,
Нет, далее нельзя, а то умру,
Но, как огонь её не уничтожил?

Нет, это всё обдумаем потом,
Сейчас важней, быстрее разобраться,
Что тут за твари лазают кругом,
Избавиться от них бы, распрощаться.

Ко мне ползут жуки и червяки,
Лианы с веток щелкают зубами,
Отсвечивают красным светляки,
Кишмя кишат под голыми ногами,
Блестящие от слизи слизняки.

Куда деваться, спрятаться куда?
Возвышенностей, крепостей не видно,
Пищит, свистит природная среда,
Свисают сверху ульи грушевидно,
Над ними ос жужжащая орда,

Сцепились богомол и муравей,
Всё движется, друг друга поедает,
Даже деревья сонмами корней
Сплетая живность, соки выпивают,
Две бабочки летают у камней,

Они такие милые на взгляд,
Но, если присмотреться, глаз фасетки,
Как угольки зажженные горят.
Не стану говорить об их расцветке,
Но, несомненно, это создал ад.

Внизу брюшка у милых шаловниц
На восемь дюймов выдвинуто жало,
Как хорошо, что я не вижу птиц,
Зубов мне только в клюве не хватало,


Всё необычно, жутко, как в бреду,
Мир наизнанку, может ли быть хуже,
Да, может, пить желаю на беду,
Смотрю, там ручек и ближе лужа,
Но, вряд ли, я к ним скоро попаду.

Если идти до камня, до пенька,
Придется пробираться сквозь бурьяны,
По звуку, под травой звенит река,
И нет, не верится, цветы тимьяна,
Их узнаю легко издалека.

Я к камню прыгнула, с большим трудом
На выступе шершавом устояла,
Лезть тяжело, поверхность крыта мхом,
А он измазан чем-то, вроде сала.
Да не подняться, форменный облом,
Пока ползла, все ногти изломала

Вот где бы пригодилась змейкой стать,
Жаль чешуи уже не наколдую
И что мне делать, слизняков кусать?
Не думала, что снова затоскую
По силе, что сумела потерять.

Был бы огонь, сейчас бы всех сожгла,
Две руны, и очищена дорожка,
И крутишься здесь, словно бы юла
А толку, даже моль-сороконожка,
Отведав моей крови, уползла.

Лиана чуть в голень не впилась мне,
Тут есть хоть кто-то, кто меня не жаждет?
Быстрей оказаться бы на пне,
Надеюсь, что на нём никто не страждет
Полакомится Стелой в тишине

Всё, вроде, чисто, подтянуться, сесть,
Пенёк весьма высок, колышут травы,
Досадуя, что им меня не съесть.
Я на себя взглянула, боже правый!

На мне порезы, раны, слизь и грязь,
Какие-то прилипшие растения,
Корнями впились в кожу, шевелясь,
И кажется они в поре цветения,
Переплетают усики, резвясь.

Переплетают в танце стебельки
Нет, это просто, просто невозможно
Они пируют на моей крови
И туже размножаются как можно
Ну, я вам покажу, цветы любви!

Я исступленно с тела рву траву,
И тут же с криком стебли отпустила,
Ладони в кровь изрезаны, реву,
Как будто сабли лезвие схватила.

Так не пойдёт, свиваю жгут тугой,
Затягиваю узел на растении,
Проходит пять минут, гордясь собой,
Искореняю жуткое цветение,
Захватчики не выдержали бой.

Но мне победа не легко далась,
Из рваных ран сукровица сочится,
Вниз по ногам бежит царапин вязь,
Из каждой алой нитью кровь струится.

Перевязавши тряпками себя,
Набросивши на плечи покрывало,
Я скорчилась, создателя моля,
Желая, чтоб закончились кошмары.

Всё мое тело ноет и болит,
И жажда мучает невыносимо,
А где же девочка? В огне сидит,
И, кажется, уснула, очень мило.
Хоть о Сусанне сердце не болит.

Но, я то, я из мяса, плоть и кровь,
А здесь столь всяких монстров плотоядных,
А это что над головою вновь,
На вид, так даже, очень неприятно.

Размером с дюйм, имеет два крыла,
Глаза полупрозрачные, большие,
В болотный цвет окрашена спина,
Шесть ног, по виду полые, сухие.

Новый кошмар имеет хоботок,
Продолговато-сплюснутое тело,
И, вряд ли, насекомое пьет сок,
Чуя добычу, хищница запела…

Я плачу, не кончается кошмар,
Пещеры нет, вокруг одни бурьяны,
Пищит над ухом Гулливер-комар,
Кровавою окраскою поляны
Невольно в теле порождают жар.

Вода здесь рядом, только не достать,
От жажды слабость, запах убивает,
А если покрывало с тела снять,
И намочить в ручье, нет, не достанет.
Стоп, можно ведь лиану привязать.

Я развязала рану, кровь течет,
В ладошку набрала и размахнулась,
Алый нектар отправился в полет,
Лиана на ветвях опять проснулась,

Слизала жидкость, голову подняв,
Воздух обнюхала, глаза открыла,
Вот, наконец, во мне обед признав,
Она змеёй по веткам заскользила,

Лиана проползает по кусту,
Слизнула капли крови, что остались,
Подъела плотоядную траву,
А также насекомых, что шатались
По тонкому и острому листу.

Верёвкою скользнула на пенёк,
И здесь я эту тварь перехватила
За голову, затем узлом скрутила,
Да так, что из лианы брызнул сок.

Она чуть дернулась, а после замерла,
На ощупь её тело занемело,
Я расчленила хищницу умело,
В ней оказалось, в среднем, метра два,

И вот веревка у меня в руках,
Пора и план задуманный исполнить,
Вода, она всего лишь в двух шагах,
И нужно покрывало лишь наполнить,
Я наклонилась, кровь стучит в висках,

Тряпка привязана, пора бросать,
Немного медлю, наконец, решилась,
Обзор почти закрыт, куда кидать,
Мне кажется, иль местность изменилась?

Ищу, не может быть, опять обман,
Поляну только травы устилают,
Сижу и плачу, провалился план,
Порезы на ногах огнем пылают,

Не думаю, что я смогу опять
На землю кровожадную спуститься,
Но что осталось, тихо умирать
Без пищи, без надежды, без водицы.

Еда, возможно, есть, жуков полно,
И слизняков противных, ядовитых,
Я не притронусь к тварям ни за что,
Быть может, среди бабочек убитых
Найдется что-то, помню, раз в кино,

Их кто-то ел, ох, мысли, просто жуть!
О чём я думаю, о книгах, сериалах,
А мне лишь надо отдохнуть, уснуть,
И спать, не просыпаясь, я устала,
Да, верно, попытаемся вздремнуть.

Сухая кожа, раны сильно жжёт,
Сижу, колени сжав, глаза закрывши,
Опять по мне растение ползет,
Уже лодыжки полностью обвивши,
Пытается пробраться на живот.

Смотрю, и кто на мне на этот раз,
Лениво корни, ветки отдираю,
Они прозрачны, словно ортоклаз,
От удивленья тихо замираю.

Беру на руки кустик ли, траву,
Поглаживаю лепестки, цветочки,
Они, как камень, чудо наяву,
А листья, словно острая заточка.

Но главное, почти небесный цвет
Надеждою хмельной волнует сердце,
Пожалуй, нужно снова осмотреться,
Если, конечно, это всё не бред.

Воспрянув духом, я бросаю взор
На камни, на траву, песок пустыни,
Ищу ту прелесть колдовства озер,
Что в голове моей явилась ныне.

И вдруг, вокруг меняется пейзаж,
Деревья зеленеют, ставши краше,
Бурьяны пропадают, как мираж,
Я вижу чудные приморья пляжи,
И лес, и горы, словно бы монтаж.

Все вместе: башни, стены и дворцы,
Полупрозрачные, лишь различимы,
Нос уловил цветочный дух пыльцы,
И аромат морской, и запах пыли,
И дух лепёшки, словно бы мацы,

Рот в тот же миг наполнился слюной,
Видения постепенно стали реже,
Здесь есть все кушанья ах, боже мой!
Я как на неком праздничном манеже,
А вкруг меня огромный пир горой.

Гуси на блюдах, светлый виноград,
Напитки в кубках искрами сверкают,
А вкруг меня благоухает сад,
Яств всевозможных мир благоухает.

Поверить не могу, возможно, я
Схожу с ума от голода и жажды,
А вдруг виной рептилия, змея,
Она клялась ведь отомстить однажды,
И, вот они, мученья для меня.

Всё, надоело, хватит, не хочу!
Любая смерть прекраснее страданий,
«Довольно фарса»,— небесам кричу,
—Могли б придумать лучше испытания,
Коль выживу, за все вам заплачу!

Я прыгнула, упала на траву,
Перекатилась, зубы сжав от боли,
Порезалась об острую листву,
Растения напитали капли крови,
Опять запахло, словно бы в хлеву.

Но стало всё равно, пускай ползут,
За мной, ко мне, чудовища-цветочки,
Пусть лепестки огня меня сожгут,
Я не достанусь червякам, и точка,
Пускай в костре болезненно умрут

Все эти твари, что висят на мне,
О боже! Надо поступать разумно,
Ужасно погибать живой в огне,
Я хохочу безудержно, безумно,
Стекает кровь по шее и спине.

Жар ближе, иссушает кожу, плоть,
С трудом шагаю, чуть дрожат колени,
Так трудно свою трусость побороть,
Но не хочу быть кормом для растений,

Для комара, что крылья распростёр,
Для червяков, что ноги обвивают,
Решаюсь, молча прыгаю в костёр,
Мне кажется, что тело закипает,

Но и враги пытаются спастись,
Их щупальца от кожи оторвались,
И вот чудовища спадают вниз,
Пытаются ползти, на углях жарясь...

Все кончено, но я еще жива,
Бесцветным, словно грезы, стало пламя,
В моих руках прозрачная трава,
Иль кустик, я пока еще не знаю,
Но в лепестках его не чую зла.

Но, видимо, и жизни тоже нет,
В растении. Мне кажется, похоже,
Оно впитало весь огонь и свет.
А где Сусанна? Быть того не может,
На алтаре лежит один скелет.

Я задрожала, страшно стало мне,
Судя по стенам, мы не на поляне,
Вскоре глаза привыкли к полутьме,
Колонны тень от факелов роняли,
Мерцали изумруды на земле.

Снова пещера, что за маскарад?
Нет, многое как много изменилось?
Что изменилось, что? В сознании ад.
Мне это место даже и не снилось,
Но это было сотни лет назад.

Что было? Думать просто не могу,
Картины зрелищ застилают разум,
Вижу алтарь, иду к нему, бегу,
И погибаю жертвой раз за разом.

Встряхнувшись, выбираюсь из огня,
Ступаю медленно, неслышно, невесомо.
Мне кажется, что всё вокруг меня,
Пускай и непривычно, но знакомо,

Как будто я когда-то здесь была.
Не телом, а душою жизни прошлой,
Я через тысячи смертей прошла,
Чтоб стать великою царицей грозной,
Но не сумела довершить дела.

Душа моя, бессмертная душа
Была врагами поймана навечно
И в каменный цветок заточена,
Я потеряла сущность человечью,
Но память поколений обрела.

Но знания без тела есть ничто,
Ведь стебли не заменят руки, пальцы,
И мои фрески не узрит никто,
Я не могу ни плакать, ни смеяться.

«Теперь моим страданиям конец, —
Сказал цветок,— ты будешь моим телом,
Я обрету небес златой венец,
Царицей стану, грозной королевой,
И задрожит от страха бог-отец.

Припомню ему всё, сметя миры,
Где он любовно чудо жизни сеял,
У братьев и сестер возьму дары,
А после и их по ветру развею,
И смертью завершу финал игры.

А! стой! не смей! Нет, только не бросай,
Нет, только не в огонь, прошу, не надо!...
Я выберусь оттуда, так и знай,
Я дам, что хочешь, выбирай награду.

Только из круга вынеси меня,
Костёр-портал, его мне не покинуть,
Ты хочешь пить, я дам тебе дождя,
Ты хочешь есть, я дам тебе мякину,
Дворцы и замки, тучные поля».

«Весь мир …Иллюзий? Так я поняла?
Цветок: «Нет, настоящее живое,»
Я прошептала: «Это всё слова,
Мы в голове не уживемся двоё».

Цветок: «А почему?»— А потому,
Что опыт был,— я горестно вздохнула,
Припомнивши могучую змею,
И как судьба всё дело провернула.

—Ну, а теперь прощай, пора идти.
Цветок сверкнул, отбрасывая пламя,
«Прости царица, нам не по пути»—
Сказала я, растение бросая…
—Не буду, забирать тебя, прости.
***

Я быстро зашагала в темноту.
Куда? Неважно, лишь бы прочь отсюда,
Скорей увидеть солнце и луну,
Сейчас желаю маленького чуда,
Покинуть наконец-то темноту.

Неважно как, лишь выбраться скорей,
Желательно очнуться прямо дома,
Подняться, застелить свою постель,
Набрать знакомый номер телефона
И окунутся в мир своих друзей,

Забыть о всевозможных голосах,
Что день и ночь вторгаются в сознание,
Забыть про исступление и страх,
О неизбежном страшном наказании,
О непонятных призрачных мирах,

Забыть о нежитях, живых цветах,
Желающих в веках себя прославить,
Забыть о беспощадных червяках,
О травах, что могли бы обезглавить,
О трёхголовых церберах щенках.

О магии. Обычной стать, собой,
А здесь прохладно, я потерла плечи,
Ох, что-то стало с правою ногой,
Нужно присесть, еще идти далече.
Стекали капли по стене сырой,

Я примостилась прямо на земле,
В комочек сжалась, щелкая зубами,
Нет, этот отдых верно не по мне,
Придется поработать чуть ногами.

С трудом поднялась, а теперь бежать,
Заныли раны сильно и жестоко,
Нужно вернуться, факелы достать,
Чтоб осветить туннели и дорогу.

Что ж, решено, тем более, что здесь
Весьма прохладно, в зале чуть теплее,
Вот так история, «сплошная жесть»,
И, вряд ли, отыщу слова сильнее.

Бегу назад, развилка, поворот,
Куда теперь? Да, кажется налево,
А это еще что? В стене проход,
И вновь огнями светится пещера.

Но только здесь не вижу алтаря,
Значит, я снова не туда попала,
Да, этот лабиринт не для меня,
В такие игры раньше не играла.

И факелы здесь слишком высоко,
Даже в прыжке до них не дотянуться,
А если по колонне влезть? Легко,
Вот, только, как теперь не навернутся.
 
Обняв колонну, двигаюсь вперед,
Камень тепло у тела забирает,
От страха позабыла про живот,
Ноги и руки мрамор обвивают.

Ужасно, подо мною метра три,
Зачем сюда ползла, не понимаю,
Попробуй теперь факел ухвати,
Ну, и о чём я думала, не знаю?

Отпустишь руки, сразу упадешь,
Глаза холодным потом заливает,
Противно, пропадаю ни за грош,
Душа и тело без конца страдают.

Как бы скорей спуститься, как же, как?!
Сползти? Попробуем, заныли руки,
Неплохо б хвост иметь, как у макак,
О боже, и за что такие муки?!

Ох, положеньице, без, пищи и питья,
Приклеилась к колонне кожей потной,
Ну, хватит ныть, довольно, так нельзя,
Ты всего день один была голодной,
Но есть-то хочется, жалею я себя.

Потом, Сусанна неизвестно где,
Я девочку позвала, вдруг найдётся,
Царапины заныли на спине,
Ох, неужели все терпеть придется.

Как чешется, хотя бы зуд прошёл,
Нужно решаться, или станет хуже,
На раны словно капает рассол,
Да, там внизу уже наверно лужа.

Жар от огня, скорей бы он погас,
Факел дымит, чадит, пора за дело,
Я здесь уже вишу наверно час,
Все мышцы ноют, «каменное» тело,

Сейчас иль никогда, что там за шум,
Будто о плиты бряцают железом,
Сюда кто-то идёт? Сто тысяч дум
Вдруг пронеслись в сознании экспрессом.

Дура, тупица, бестолочь, коза,
И как же мне не догадаться сразу,
Так тормозить, вот это тормоза!
Я задышала бурно, до экстаза,
От кислорода кружит голова.

Раз существуют факелы, то их
Должен менять хоть кто-то или что-то,
Для этого хватило бы двоих
Но и троим, нашлась бы здесь работа,

Увидеть мне хотя бы одного
Чтобы покинуть мерзкую пещеру,
Ох, нет! Нет не нужно вовсе ничего,
Только спуститься, были б ноги целы,
А там найду и воду, и жилье.

Идёт, и, кажется, совсем один,
Доспехи, шлем и плащ, довольно мило,
Шпоры и меч, похоже, паладин,
Как он красив, мне сердце защемило.

Ну, нет! Уж лучше ноги поломать,
Чем показаться рыцарю мегерой,
Довольно уже тумбу обнимать,
Сердце стучится, наполняясь верой,
Но не спешу колонну отпускать.

Нет, не могу, откуда этот страх!?
Упёршись в камень, кожу отлепляю,
Надеюсь, этот парень не монах,
С грустной улыбкой тело подбодряю.

Я ноги поджимаю под себя,
Чтоб тело вновь к колонне не прилипло,
Держусь руками, подо мной земля,
Все мышцы напряглись, вдыхаю хрипло,

Отталкиваюсь, а затем лечу,
Сальто назад, переворот, неплохо.
Присев на плиты тихо хохочу,
Ах ты, трусишка, бедная дуреха.

Конечно, испарился дух змеи,
Но в целом же не изменилось тело,
И навыки, и мышцы мои
Не претерпели изменений в целом.

Конечно, я всего лишь человек,
Но прыгала и лазила по крышам,
Любила акробатику и бег,
Зимней порою одевала лыжи,

И в памяти моей событий ход
Остался неизменным постоянным,
Немного позабыт последний год,
И это показалось даже странным,
Вчерашний плохо помню эпизод.

***
Задача у меня теперь такая:
Скорее нужно выбраться из зала,
Очистилась от грязи, как смогла я,
Одела вместо юбки одеяло,
Опять судьба ведёт меня, играя,

***

Руками расчесала шелк волос,
Сосулек пряди сильно щекотались,
Даже чуть-чуть расстроилась всерьез,
Был шёлк когда-то, колтуны остались.

Но делать нечего, теперь пора,
Солдат поставил лестницу литую,
Последний факел вынул из гнезда,
И прочь отбросил баночку пустую,
Мне кажется, что в ней была смола.

Рыцарь ругнулся, как я поняла,
Ему теперь придется возвращаться
В центр К.О., не разобрать слова,
Время настало, надо пообщаться,
Тем более, что слог я поняла.

Стиль, что я слышу, не совсем знаком,
Слова мягки, изящно мелодичны,
Лишь феи говорят сим языком,
Конечно, он мне не совсем привычен,
Не Тера, а Земля мой первый дом.

Но, тем не менее, куски картин
Окраской яркой будоражат душу,
О чем же говорит мой Паладин?
Да что ж такое, почему я трушу!?

А рыцарь, между тем, достал обед,
Вздохнул, из фляги воду отпивая,
Я осторожно выхожу на свет,
С трудом слюну голодную глотая.

Стою, не шевелюсь, он поднял взгляд,
Заметил, отскочил, за меч схватился,
Упала фляга, хлеб и мармелад,
Сырок творожный тоже разломился,
Солдат к колонне отскочил назад.

К камню прижался, руны зашептал,
Передо мной стеной взметнулось пламя,
Я часто задышала, отступая,
Но вдруг огонь неосязаем стал.

Рыцарь: «Кто ты, волшебница из сна,
Душа заблудшая иль приведение,
Тебе не повредил огонь костра,
Скажи, кто ты, богини проявление,
Или безумная, нашедшая врата?»

—Врата, какие, парень, ты о чем?
Что до меня, я девушка живая,
Сказала я уже с набитым ртом,
Из фляги жадно воду отпивая.

Рыцарь смутился: «Стой, отдай обед,
Себя так не ведут, кто зрит меж снами,
Скажи, ты кто, волшебница иль нет?»
Спросил солдат, оружие поднимая.

Я отскочила: «Убери свой меч»,
Боец рванул вперёд: «Умри, Агнята!
Ты говоришь невнятно, твоя речь
Странна и совершено непонятна».

— Стой, погоди, стой, не Агнята я,
Я даже имени сего не знаю,
Я человек, ну что, теперь друзья?»
Солдат задумался: «Ну.… Да. Не понимаю!

Ты говоришь, друзья,— он поднял взгляд,
Достал кинжал и кинул мне под ноги,
Возьми, коль ты из проклятых Агнят,
Сгоришь на месте, вижу, ты в тревоге,
Тогда беги, и не гляди назад».

Клинок сверкал, он был из серебра,
На крестовине гарды, два рубина,
Светилась надпись: «Не приемли зла»,
На рукоятке виделась картина,
Прекрасный феникс, в пламени костра.

Я наклонилась, подбирая дар,
Подобно солнцу, руны засверкали,
Моё оружие источало жар,
По лезвию огни перебегали.

Могущество наполнило меня,
Но лишь на миг, затем явился холод,
Но сразу бодрость ощутила я,
И даже испытала странный голод.

Стилет лежал в деснице, как влитой,
Сила восторга захлестнула душу,
Отныне и навек клинок стал мной,
Я чувствовала, если связь разрушу,
То потеряю больше, чем покой.

Солдат, не веря, руку подал мне,
— Не может быть, да кто же ты такая?
Стоишь спокойно, не горишь в огне,
Я твоих сил совсем не понимаю.

Ни призрак, ни богиня, плоть и кровь,
Ни тень, ни свет, а что-то, где-то рядом,
В тебе частица тьмы, но есть любовь,
И ночь, и день, как у любой Агняты.

Но им не взять магический кинжал,
С могуществом клинка никак не слиться,
Стилет любую силу отвергал,
Он выкован, с закатной силой биться,
Его Дроком однажды потерял.

Клинок ни признает, ни свет, ни тьму,
В нём вечная, таинственная сила,
Убей на месте, просто не пойму,
Как ты от спячки руны пробудила.

Но умолчи, о чём не должен знать»,
Я прожевала пищу и зевнула,
Сказав: «Найди мне ванну и кровать,
Кобылу, лошадь, серну или мула,
Чтобы до спальни не самой шагать.

И расскажу Вам, сударь, обо всём,
Только боюсь, не очень-то поверишь,
Я — Стела, человек, Земля — мой дом,
Только не ведаю как всё проверишь,
Но обо всём поговорим потом.

Я вытерла о тряпку жир и грязь,
Затем подала рыцарю ладошку,
Солдат, на ногти острые косясь,
Погладил мою руку, словно кошку,
Рун и кинжала острого боясь.

Негромко стукнул кулаком о щит,
Склонился предо мной в полупоклоне,
Теперь он словно клятву говорит.
В ней есть слова о Тере, Аваллоне,
И даже фраза о Земле звучит.

Да что так долго, жутко тянет спать,
И чем я паладину насолила,
Так нудно, прочь готова убежать,
Давно бы скрылась, коль имела силы.

…Рыцарь: «И Я клянусь своим мечом,
И не рожденными детьми, и ложем,
Что не никогда не стану палачом,
Для той, кого огонь не уничтожил,

И предками своими в том клянусь…»
Я жалобно и тихо застонала,
Судя по гордости его, боюсь,
Что пращуров имеет он немало.

Солдат же мне о подвигах вещал,
О воинах из клана, хватке, стати,
Ну, что же, если верить все речам,
В роду у паладина только тати,
Я потянулась, отдых дав плечам.

Так, подытожим, он, Рогнир Рогнар,
Страж, рыцарь и хранитель подземелья,
Ему известен воскрешения дар,
Но мёртвые лишь обретут спасение,
Пока не понимаю, что сказал.

Он также знает таинство огня,
Впрочем, все это для меня неважно,
Солдат совсем не слушает меня,
Прервать его мне почему-то страшно,
Но не способна больше слушать я,

Я поднимаюсь, спину распрямив,
Вращаю головой налево, вправо,
Пусть он глаголет бесконечный миф,
Но без меня, устала от забавы.

Я стряхиваю крошки на ладонь,
Из фляги выжимаю все до капли,
С тоской гляжу на факела огонь,
Переминаюсь, наподобие цапли,

Прощаюсь, собираюсь уходить,
Рыцарь выходит из гипноза, транса,
Ох, наконец-то перестал бубнить,
А то, уж было, начала бояться.

Рогнир мне улыбнулся: «Подожди,
Сейчас, вот только лестницу смотаю,
И мы пойдём, жаль, слуги не учли,
Что я в пещере Стелу повстречаю,

И девушка похитит мой паёк,
Ну, что же, впредь запасливее буду,
Ох, извини, я вовсе не жесток,
И появление твоё, как чудо,

Но слишком необычно встретить здесь
Любое существо из плоти крови,
И столь красивое, прости за лесть,
Но я уже влюблен в глаза и брови…»

Я оборвала пылкий комплимент,
Сказав: «Прости, но через чур устала,
Вот отдохну, тогда лови момент,
Рогнир: «Так ты вправду из портала,

Что ж, хорошо, тогда, идем в туннель,
Стой, подожди, здесь слишком мало света,
Возьми кристалл, и он укажет дверь,
И помни, что с тобой огонь стилета,
За комнатой опасность есть, проверь.

Здесь лестницу оставим. Нам она,
Пока что, не понадобится боле,
Ты чувствуешь, как магия сильна,
От двери, будто бы, исходит поле.

Кристалл горит, отлично, всё, иди,
Старайся не дышать, пока проходим,
Я, вспомнив, задрожала: «Подожди,
Сусанна здесь, мы без неё уходим».

Рогнар: «О ком ты, кто она тебе?
Ребенок, девочка, какая-то ошибка?
Да видел, но не здесь, а на земле,
Ведь, верно, у неё твоя улыбка,

Я думал, это нимфа, или дух,
Или дриада, очень молодая,
Вокруг нее летал гагачий пух,
Она смеялась, весело играя.

И даже кожа синей не была,
А ведь там, наверху, отнюдь не жарко,
Сейчас у нас полярная зима,
Но мы укроемся в пределах замка,
Достаточно там света и тепла.

Не смей дышать, уже открыта дверь,
Заходим, а теперь, прошу ни слова,
Болотный газ заполнил весть туннель,
И обстановка очень нездорова».

Молчу, стараюсь воздух не терять,
Глаза слезятся, грудь огнём пылает,
Сейчас одно мне хочется, дышать,
Мир из-под ног как будто ускользает.

Рогнар в порядке, человек ли он,
А вдруг он вроде робота голема,
И в нём только кристаллов халцедон,
И шестерёнок сложная система.

Нет-нет, ведь, кажется, он ел и пил,
А вдруг всё это, чтоб меня запутать,
Достигнул, цель в ловушку заманил,
Сейчас, вот, упаду, наденет путы,

Шагать скорее к выходу. Где он?
В конце туннеля пятнышко мерцает,
Газ засвистел, издавши полустон,
Пол из-под, ног куда-то убегает.

Слабеют руки, падает кристалл,
Камни, земля пред самыми глазами,
В лоб что-то бьет, не чувствую удар,
Грудь разрывают острыми клещами.

Я чувствую вкус пены на губах,
Желудок наизнанку, плоть скрутило,
Невольно душу наполняет страх,
Стараюсь не дышать, иссякли силы.

Меня что-то хватает и несёт,
Темп убыстряется, бог мой, как плохо,
Я чувствую лишь лёгкие, живот,
Кровавая стена с узором моха
В сознании кошмаром предстает.

Покинуть ад, скорее умереть,
Кинжал в руке, его не опустила,
Как надоела эта круговерть,
Желудок пуст, но все рано стошнило,

А-а-а, холода не чувствую совсем,
Мерцают звезды в небе бархатистом,
Свет ярких лун звенит небытием,
Я растворяюсь в этом звуке чистом,
И ухожу от боли и проблем.

Здесь очень тихо, нет и ветерка,
Мерцает иней на моих ресницах,
Моя душа свободна и легка,
Она пытается умчаться птицей
За темно-голубые облака.

Вновь холод пробирает до костей,
Я кашляю, с трудом приподнимаясь,
Рогнир набрал пригоршню ветвей,
И зашептал, добыть огонь стараясь.

Ругнулся, не выходит ничего,
Задумался, и посмотрел на ветки,
Достал предмет, похожий на письмо,
Сложил в костер какие-то салфетки,

Вновь шепчет, с пальцев искры сорвались,
К бумаге прикоснулись и погасли,
Рыцарь взглянул недоуменно вниз,
Его глаза растеряны, несчастны.

Я ближе подошла, слегка дрожа,
На кочку рядом с рыцарем присела,
Стилет достала молча, не спеша,
Рогнир поморщился: «Не в этом дело.

Ты думаешь, всему виной кинжал,
Но дело проще, волшебство уходит,
Назад сочится, помнишь про портал,
Где темные кошмары вечно бродят,
Тот самый, где царицы дух пропал.

Алтарь, да что рассказывать тебе,
Сама всё видела, сама всё знаешь,
Ведь ты горела в призрачном огне,
Меня на этом деле не обманешь.

Царица уже много сотен лет
Пытается покинуть мир меж снами,
Её страшит серебряный стилет,
Но ведь оружие пока что с нами,
Не понимаю всю причину бед.

Тень сосёт магию и чувства из людей»,
— Так вот в чем дело,— рыцарь стал мрачнее,
— Мне нужно возвращаться и скорей,
Пока наш враг не стал еще сильнее.

— Постой не уходи, а как же я!?
Ты дал мне клятву, или всё пустое,
Я здесь замерзну, забери меня!
Рогнир ответил: «Не пройдем мы двое,

В туннеле нужно долго не дышать,
Кинжал тебя признал но, несомненно,
Ты человек, и твой отец и мать
Скорей всего из крови, плоти бренной,

Мне стражу сила страшная дана,
Но неживых лишь воскрешать умею,
— Ну что ж твоя политика ясна,
Сказала я, душою холодея.

—Останусь, но скорей назад вернись,
Не то твоё искусство пригодится,
Как холодно, прошу, поторопись,
Я не хочу, в сосульку превратиться.

Рогнир кивнул, затем достал свой меч
И веток нарубил с пушистых сосен,
Сложил их на земле: «Всё, можешь лечь,
Но осторожней, яд их смертоносен,

Зато согреешься», я, с ужасом глядя,
Обследовала смертоносно ложе,
—Прости Рогнир, а проще бы нельзя?
Чтоб не страдало тело, кости, кожа.

—Все понимаю, верно, мир жесток,
Но расскажи, зачем идешь обратно,
И, да, я пить хочу, воды б глоток,
Ты говоришь, ложиться аккуратно,

И впрямь тепло, попробую уснуть,
Но расскажи, зачем идешь обратно,
Не хочешь, ладно, обо всём забудь,
Раз говорить об этом неприятно.

Рогнир: «Ну, хорошо, тебе скажу,
Из-за моей забывчивости дело,
Сегодня позабыл залить смолу,
И моя банка быстро опустела.

Факел погас, и все из-за меня,
Тьма прорвалась, но к счастью, в третьем зале.
Случись такое возле алтаря,
Тогда бы разом Теру потеряли.
Ну, а затем, исчезнет и Земля.

Холод сильней, до замка не дойти,
И до селений тоже не добраться,
Без магии все звери нам враги,
Не говоря уж о бандитах братца,
Что могут повстречаться по пути.

Да, если хочешь, собери смолы,
Она еще нам может пригодиться,
Рядом с тобой две ёлки и сосны,
На них кора практически слоится,
Ты верхний аккуратно подцепи,

Не трогай нижний, он скрывает яд,
Да, и не пей с ручья, что возле камня,
Не слушай, что наяды говорят,
И опасайся западни, капкана,
Их расставляет у пещеры брат.

— А что еще? Ни думать ни дышать,
Ни пить, ни есть, ходить везде опасно,
Позвольте же, милорд чуть-чуть поспать,
Не беспокоитесь, всё будет прекрасно,
Иди же, рыцарь, факел зажигать».

Я отвернулась, пусть уходит прочь,
Вселенную спасает, бьется с тенью,
Я не могла ничем ему помочь,
Мне здесь вредны и камни, и растения,
Я ведь обычная Земная дочь.

Мысли кружат в сознании моём,
Картины беспорядочно мелькают,
Аллеи школы, парки, милый дом,
Тюльпаны на бульваре расцветают,

Лицо Сусанны. Где сейчас она?
Роман, наше последнее свидание,
Вид рощи из открытого окна
В таинственном осеннем одеянии,

Кусты, дороги, тёмное шоссе,
Колеса мотоциклов режут лужи,
Алеет солнце в утренней росе,
От грохота мотора глохнут уши.

И мы несемся вдаль без тормозов,
Сжимаю веки, память возвращая,
А из души во тьму стремится зов,
Образ, драгой Полины призывая,

Сильнее жмурюсь, сжавши кулаки,
Пытаясь волей проявить картину,
Клинок вбирает кровь моей руки,
Порезалась, пустяк, ищу Полину,

Хочу её увидеть лишь на миг,
Пускай во сне, пускай в воспоминании,
Хочу узреть подруги милый лик,
А там, пусть снова будут испытания.

Я словно мелом вывожу черты
Полины, раздвигая тьму-завесу,
И вдруг картина радужной мечты,
Я даже в шлеме узнаю принцессу,

На ней знакомый кожаный наряд,
Куртка и брюки, сапоги в обтяжку,
Холодное стекло скрывает взгляд,
На поясе огнем блистает пряжка,
Две острых сабли за спиной висят.

Под нею мотоцикл, просто зверь,
Такой машины раньше не встречала,
Такую мощь попробуй, соизмерь,
На вид полтонны чистого металла.

Мелькают слайды смазанных картин,
В хромированных линиях зеркальных,
Летит вперёд дорожный властелин,
Я вздрогнула, насколько всё реально,

От сладких грез мне хочется рыдать,
Всё крепче в руке лезвие сжимаю,
От сильной боли хочется кричать,
Сейчас неважно, что я пострадаю,
Лишь бы фантом подольше удержать.

Я вижу радугу, она, как будто мост,
Связь крепнет между мною и Полиной,
Не может быть, всё это невсерьез,
Мы с нею, как в огромной паутине.
***
А звезды, словно капельки росы,
На серебристых тенетах из щелка,
Мы падаем в колодец пустоты,
Скользя по нитям бесконечно долго,
Вкруг нас летят планеты и миры.

Скорость всё выше, в линии слились,
Светила обрамлением туннеля,
А мы скользим, летим куда-то вниз,
Движение становится быстрее,

Полина сжала руль, я вижу, как
От напряжения пальцы побелели,
Чуть пузырится золотистый лак
От жара на сияющей эмблеме,
Что украшает мотоцикла бак.

Поли кометой оставляет хвост,
Её машина сильно раскалилась,
Слегка дымит покрытие колес,
Внутри мотора что-то заискрилось.

Моя подруга жмет на тормоза,
Но только от попытки мало толку,
Болида свет врывается в глаза,
В них будто бы впиваются иголки,
Я понимаю, дальше так нельзя,

Мечусь сознанием среди миров,
Скольжу по золотистым звёздным нитям,
Горят порталы сотнями костров,
Влекут к себе, как будто бы магнитом,

Лечу к планете красно – голубой,
Здесь есть деревья, травы, водоемы,
Спешу увлечь Полину за собой,
Она жива, мелькают крыши, кроны,
Мост радужный, как арка, за горой.

Вот мотоцикл залетел в портал,
Проехал путь, кострище покидая,
И одиноко возле рощи встал,
Полина слезла, сняла шлем, рыдая,
Обняла остывающий метал.

В бессилии присела на песок,
С тревогой посмотрела на дорогу,
Невдалеке журчал воды поток,
Пришла в себя, не сразу, понемногу,
Встряхнула флягу, сделала глоток.

Поднялась, огляделась, ну и ну,
Дороги нет, кругом кусты, канавы,
Лишь птицы нарушают тишину,
Да тихо шепчут под ногами травы,
Да кто-то жутко воет на луну.

Воздух разряжен, словно бы в горах,
Приходится дышать немного чаще,
Мерцают звезды в тёмных небесах,
Поскрипывают ветки леденяще.

«А ведь совсем недавно был рассвет,»
Подумала Принцесса отрешённо,
Пропущен завтрак, ужин и обед,
Полина, вздернув брови изумленно,
Смотрела на луну, твердя: «О, нет!

Не может быть, оптический обман,
Должно быть феномену объяснение,
Возможно где-то в воздухе этан,
А может пищевое отравление.

Луна не может быть такой большой,
Быть может, атмосфера, словно линза,
Но этот цвет, он ярко-голубой,
А рядом что угодно, но не птица.

Бред, чистый бред, скорее позвонить,
Возможно, здесь и вправду испарения,
Отец, конечно, станет говорить,
Воспитывать, читая наставления,
Но это лучше, чем в аду бродить.

Включила КПК, что за дела,
Как будто целый мир за сутки вымер,
Ага, вот, вроде, станцию нашла,
Но что это: «Кря, кря, поириу, ример,
Что за язык, совсем не поняла?

Посмотрим переводчик, всё не то,
Еще и батарейка замигала»,
Надежды нет у девы ни на что,
Полина еле слышно застонала.

Да кто там воет, птица или зверь,
Между деревьями мелькнули тени,
Сверкнули зубы, что еще теперь?
Во тьме четыре глаза заалели.

Свет испуская, слышен громкий рев,
Чудовище из леса показалось,
Полина, торопясь, шмыгнула в ров,
Застыла, а затем к земле прижалась.

***
Достала сабли, притаилась, ждёт,
Монстр застыл, принюхался, чихая,
Ощерил пасть, никак не разберёт,
Где пища, куда делась, подвывая
Огромный зверь по запаху идёт.

Шесть лап, на каждой сабля-коготок,
Как у ленивца, тело словно бочка,
Как молния мелькает язычок,
Блестят акульи зубы в три рядочка.

А запах, смесь гниющих отрубей,
Полина, задыхаясь, отползает,
Под черноту кустов, где гуще тень,
Но чудище принцессу замечает,

Змеёй метнулся острый язычок,
Ударил с силой, подхватил добычу,
Но вот раздается свист, затем хлопок,
И монстр, плача, опускает пищу.

Кричит от боли, жалобно скулит,
Кружит на месте, травы приминая,
Из раны кровь безудержно бежит,
Обильно всю поляну орошая.

Кусочек языка скользит в траве,
Подальше от клинков блестящих острых,
Кровавый след струится на песке,
И этот запах опьяняет монстра.

Чудовище взвивает мощный хвост,
Старясь пригвоздить к земле букашку,
Полина, поднимаясь во весь рост,
Стирается не допустить промашку.

«Сейчас, сейчас,— твердит она себе,
—Не двигайся, ох, подожди немного,
Не шевелись, и будешь на коне,
Как надоели все проделки рока,
Ну, девочка, поверь своей судьбе.

Удар, хвост у земли, теперь пора,
Прыжок, над головой клинки взлетели,
Бить нужно в основание шипа,
Две сабли чистым звоном зазвенели,
И лопнула броня, как скорлупа.

Чудовище издало страшный визг,
Принцесса с ужасом зажала уши,
Упала на траву, скатилась вниз,
Не двигаясь, застыла возле лужи.

От звука жутко ныла голова,
В висках стучало, сил не оставалось,
Но, всё-таки, она была жива,
Пока жива, Полина приподнялась,
Зверь нависал, как целая гора.

Спасенья нет, нельзя и убежать,
Чудовище защелкало зубами,
Спеша свою добычу растоптать,
Ударило передними ногами…

Мир замер, тишина, далекий гул,
Вибрирует земля, ночь режут вспышки,
Монстр отмахнулся от луча, чихнул,
И зарычал, ища своим умишком,
Кто же огнем по телу хлестанул.

Чудовище отпрянула назад,
И к новому врагу оборотилось,
Ударило хвостом, но, наугад,
Похоже, оно сильно разозлилась.

Противник небольшой, его схватить
Будет так просто, зверь поднял машину,
Сжал в челюстях, пытаясь раздробить,
Но зачихал от запаха бензина.

Зубы ломаются, крошась об сталь,
Когти скользят по гладкой полировке,
Но, лишь едва, царапают эмаль,
Враг неизменно ускользает ловко.

Противник так тяжел, не удержать,
А пахнет так, что и глаза слезятся,
В носу свербит, и хочется чихать,
Чудовище решает: «Лучше сдаться».

Зверь ослабел, его инстинкт зовёт
Скорей вернутся в лес и там укрыться,
Монстр забывает даже про живот,
Уж лучше поохотиться за птицей,
Та хоть клюется, но огнем не жжет.

Топот чудовища исчез вдали.
Киборг вернулся в форму мотоцикла,
Спрятал турели, лазеры внутри,
Погасли фары, все опять затихло.

Полина осторожно поднялась,
Ощупала себя, нет переломов,
Протерла сабли, удалила грязь,
Всё что угодно, но она не дома.

Луна огромна, рядом еще две,
В лесу слоноподобная скотинка,
И, вряд ли, есть такие на земле,
Чудовище, как с комикса картинки.

Альтернативная реальность? Мир иной?
Скорей всего, далекая планета,
А может, что случилось с головой,
Опять по кругу мысли без ответа.

Но нужно как-то выбираться, жить,
Скучать тут, вероятно, не придется,
О сервисе придется позабыть,
Пока до мест жилых не доберется,
Неплохо, и язык бы подучить.

Поймаю снова станцию, ага,
Запись пошла, пусть алгоритм считает,
И выделяет нужные слова,
Теперь помыться б, право, не мешает,
Под музыку журчания ручейка.

Вода стекает с гор, так холодна,
Не думаю, что стоит раздеваться,
И мыться нечем, мыла не взяла,
Да, надо было, лучше собираться.

Поела, смыла и обтерла грязь,
Прическу острой саблей подровняла,
Вновь окунулась с головой, бодрясь,
Из бардачка достала хлеб и сало.

Села на камень, сапоги стянув,
Взяв зеркальце, гребенку, причесалась,
Затем, из фляги виски отхлебнув,
В полголоса негромко рассмеялась.

А что, неплохо, жалко Стелы нет,
Ик, хи, ну вот, сама с собой болтаю,
Опасный признак, милая, привет,
И где тебя искать, совсем не знаю…

Палина засыпает, я спешу
Скорее возвратиться в своё тело,
Меж звездами туннели нахожу,
Спешу назад, пока не ослабела.

По кругу пролегает трудный путь,
Я, видимо, опять лечу обратно,
В груди печёт, как хочется вздохнуть,
Я снова в теле, боже, как приятно.

Холодный воздух, влажный и сырой,
Щекочет ноздри пряным ароматом,
Шатром склонились ветви надо мной,
Все чувства предстают в мгновении сжатом,
Дыханием времени, событий чередой.

Проснулась, или вовсе не спала,
Что, это сон, иль, всё-таки, видение,
Я верю, что Полина там была,
И обрела чудесное спасение.

На небе три луны, и монстр знаком,
Значит, моя подруга здесь, на Тере,
Но, лишь на полушарии другом,
А здорово она побила зверя.

Так, слушаю шаги, кто-то идёт?
Ура, похоже, что Рогнир вернулся,
Да, но зачем мне зажимают рот,
Я цапнула за палец, муж ругнулся.

Это не рыцарь, то есть не Рогнир,
Подняв меня, встряхнули, словно куклу,
Да их здесь четверо, и кто же командир,
Скорей всего, тот, в латах, почему-то,
Он сразу показался мне не мил.

Высокомерный взгляд из-под бровей,
В кривой улыбке губы изгибались,
Он был намного выше всех людей,
На коже белоснежнейшей остались
Следы его пороков и страстей.

Орлиный нос чуть загнутый крючком,
Глаза без жалости — холодные озёра,
Он был матерым волком, не щенком,
Но с явными задатками позёра.

Рыцарь нахмурился: «И кто это у нас?»
— Бродяжка сир, и, кажется, воровка,
Может, простим её на этот раз,
Меня встряхнули, отвечай плутовка,
Не поднимая на милорда глаз.

Я вздрогнула: «О чем мне говорить?»
Мужчина за моей спиной ответил:
«За кражу мы должны тебя судить,
Вещица не твоя, как я подметил.

Накидка стража? Быстро отвечай!
Когда и кого её украла,
Накидка непростая, горностай,
Кайма идет по кромке золотая.

И герб, смотрите, на подкладке герб,
Символ милорда, львы на черном поле,
Дрожи девчонка, за такой ущерб
Тебя забьют кнутом, оставив в поле.

Солдат, что справа: «Может её здесь
Вздернуть на сук, чтоб дольше провисела,»
Солдат, что слева: «Неохота лезть,
И у милорда есть к девице дело».

Рыцарь: «Ну, что ж, берем её с собой,
Потом обсудим всё за чащей хмеля,
Здесь братец мой замешан дорогой,
Его не привлекает блеск борделя,
Как видно, он находит путь другой.

Солдаты зашушукались: «Но плащ!»
Милорд: «Всё, тихо, пусть отец узнает,
Как наш тихоня, что не пьет из чаш,
Окрестных нищих девок собирает.

Заткните побирушке кляпом рот.
Солдат: «У ней оружие, осторожно,
Клинок Дрокома, видите, милорд,
Он светится, нет, это невозможно!

Кинжал запел, почуяв кровь врага,
Солдаты прочь помчались, убегая,
Слетали искры с лезвия клинка,
В алых рубинах багровело пламя.

Милорд глаза перчаткою прикрыл,
Он неподвижен, Горен точно знает,
Девчонка в скорости лишится сил
И волю над оружием потеряет…

Конец первой книги.