Рихарду Зорге

       «Путник, в Спарту придя, поведай,
       что все мы здесь пали
       в долгой неравной борьбе,
       волю отчизны храня…»
       Камень, Фермопилы.
Январь, начало месяца,
позвольте мне начать:
В Рождественские праздники
сподобил Бог зачать!
Той ночью, очень длинною,
не пели соловьи,
Но звёзды, очень зимние,
светили для любви.

В Баку не запорошенном,
известно, что в семье,
Зачат был мальчик прошенный,
быть может, на скамье.
Скамью привлёк для рифмы я -
понятно, не на ней,
Надеюсь, не наброситесь
с охапкою камней?

Родился, как положено,
Промчалось девять лун.
Совсем не заторможенный,
Хотя – немного лгун.
Октябрь четвёркой меченый,
Он очень близок мне –
И я скакнул под солнышко
На мамином коне.

В дому, с заботой прибранном,
в нешуточном дому,
Толпились дети кучею,
вертелись, как в дыму.
Семья была зажиточна,
отец служил, как мог,
Глава семьи – избыточный,
имел немецкий слог.

Хозяйка дома – женщина,
из русских, из своих,
Трудилась доброй пчёлкою,
трудилась за двоих.
Лицо простое, тёплое,
улыбка мягких губ,
Умела сгладить взглядами,
когда отец был груб.

Немецкой, крепкой хваткою
он смог наладить быт,
И был всегда по выправке,
но никогда – небрит.
С бровями быстролётными,
И праведным умом,
Решал дела работные,
Не забывая дом.

Родство с каким-то дядею,
Что Марксу был знаком,
Достались Зорге загодя,
Не лавровым венком.
Кто знает, что написано
В том маленьком письме –
Легендою предписано,
Приснится в страшном сне.

Качаюсь между строчками,
Что - правда, там, что - ложь?
Душой придётся - кочками,
Вот вынь, да и положь!
От скудной информации
Кружится голова.
Не дай Бог – профанации,
Строка всегда права!

Лицо с губами сытыми,
Высокий, крепкий лоб,
С глазами ненасытными,
И видно, что не сноб.
С улыбкою открытою
Ресниц, бровей и глаз,
С ногою перебитою,
И сонмом парафраз.

Внушающий доверие,
Смущающий до грёз,
Два слова и преддверие
Разлук, страстей и слёз.
От лезвий расставания
Кровили небеса.
Судьба – одно название,
Признанья - словеса.

Все сутки – напряжение,
Движение на вздох.
И нет опровержения –
Он был сегодня плох.
Всегда и всюду – бережный,
Пленительный, живой.
Вниманием изнеженный,
Без панибратства – свой.

Ко всем смертям презрительный,
К любым вестям – готов.
На отдыхе - пронзительный,
А труд – семи потов.
Надёжный, любознательный,
Дотошный в мелочах,
Любви во всём признательный,
И с миром на плечах.

*****************************
Умение выжить в любой обстановке,
Казаться своим, но при этом – не быть.
На это потребны и ум, и сноровка,
Притворством – не выйдет, потребно любить.

Искусство быть нужным, приятным, полезным,
Подводные камни чутьём обходить,
Навязывать волю – быть добрым, любезным,
Сторонников всюду, всегда находить.

Внедряться в театре, в кино и в пивнушке,
Сливаться с толпою, раз надо – застыть.
Не прыгать как заяц в смертельной ловушке,
Легко зажигаться, но быстро - остыть.

И доли секунды не тратить напрасно,
Вбирать, словно губка, и соль и песок.
Взирать снисходительно – крайне опасно,
Окрасится кровью малиновый сок.

Искусство вербовки – ходьба по канату,
Страховки не будет, поддержки – не жди.
Сорвёшься, поместят в такую палату,
Где каждый охранник, как в Чаде вожди.

Искусство вербовки – почище слезинки,
Любая оплошность – солёный мешок.
Сто тысяч букетов из брачной корзинки
Раздать без ошибки, не слышу смешок!

Не брезговать блёклым, ничтожным и малым,
Но силу отчизны под сердцем хранить.
Расправить колени и после провала,
Но грусть и нытьё глубоко схоронить.

И в светлых хоромах, и в чёрном подвале
Сжимать свою душу, как меч – добела.
Не думать о смерти в верёвочном зале,
Где чашка, под ноги, - от слюнь берегла.

Счастливить до крика любую из женщин,
Их мелкие зыби улыбкой гасить;
Спасать побеждённых из гибельных трещин,
И точно – награды за всё не просить.

Глубокие мысли доверить тетрадке,
Горячие пули в работу не брать!
И думать о маме, любимой, украдкой,
И выйти на битву, хоть имя ей – рать!

Возможно, один только в поле - не воин,
Но рубль без копейки, железно – не рубль.
Один – паровозик, вагонов достоин,
И каждый прогон – лишь единственный дубль!

Водою и мылом просчёты не смоешь,
Въедаются в тело до самой кости.
Их с кожей срываешь, молчишь и не ноешь -
Придётся без кожи к победе ползти.

В огне непролазном проведать лазейки,
Пройти, не споткнуться, лицо опалив.
В любви признаваться Агнесс и Сулейке,
Ни разу душою в том не покривив.

Измерить собою все смерти и жизни,
И взвесить в ладонях и горе, и смех.
И даже за час до насильственной тризны,
Признаться спокойно: «Не ведом был грех»!
 *********************************
Токийская осень, тюремная проседь,
Шершавые стены и узкий просвет.
Он небо не видит, он небо не просит,
Вопросы отпали, он знает ответ.

Жестокие кольца, слепые оковы,
Всегда равнодушны, всегда – начеку.
Верёвкою жёсткой смениться готовы,
И лишнее слово - как дёрнуть чеку.

Скрипучие двери пока - что не будят,
Лишь часто моргает колючий глазок.
Холодные ночи озлобленно студят,
И жаркие будни – мучений мазок.

Бежит по бумаге послушная строчка,
Все тайны вселенной? Нет, нет – ни одной.
Последняя комната, мёртвая точка,
Последняя осень, и вечный покой.

Дырявым полам слесарь – мастер не нужен,
Под ними есть подпол, он мрачен и строг.
Железный лоток там мочою загружен,
Смердящих потоков губительный грог.

Откроется пастью безбожная яма,
Разверзнется пропасть, и жизнь заберёт.
Подставит ладони и вечность, и мама,
И вечную славу герой обретёт!
25.05.05