Андрей Везалий

Андрей Везалий.
1.
Хрустит булыжник под пятою.
Предатель немощный, молчи!
Я доктор есть, и мало стою,
Коль отберут темниц ключи!
Палач знакомый, чёрно – красный,
И пояс жёлтой полосой,
Позволил мне объект прекрасный
Омыть научною росой.

Вчера отъявленный убийца
Казнён казенною рукой.
Но хромоногий кровопийца
Не обретёт в земле покой.
Послужит делу просвещенья
Его недюжинная плоть.
И по нужде, не наущенью,
Придётся тело проколоть.

Знакомый погреб у колодца,
Где пол от плесени вспотел.
Окошко есть – не знает солнца,
Внизу, вповалку, груда тел.
Тюремный морг – предел немногих,
Казнённых властью частных лиц.
Им смерть сплела власы и ноги,
И низвела до трупов – ниц!

Освободила арестантов
От стен холодных, казнью, смерть.
Так путь непризнанных талантов
Тогда закончился и впредь.
За две монеты, два реала
Одно лишь тело извлеку.
Мне послужить пора настала,
Надеюсь, грех не навлеку.

Открою скальпелем границы,
Что берегут запретный плод.
И от моей немой десницы
Падёт невежественный свод.
Скрывает кожа безразлично,
Как пеленою, целый мир.
И тщусь, не пойманный с поличным,
Устроить в ночь научный пир.

Укроет тьма от злобных взглядов,
Позволит истину явить.
Мой дом далёк, совсем не рядом,
И мул мычит, он хочет пить.
Пора грузить литое тело,
Слуга поможет груз свалить.
Спина от мыслей чуть вспотела,
И так охота ночь продлить!

Брюссель взрастил, отец наставил
Меня на поприще врача.
А дед труды свои оставил,
За Гиппократом мысль влача.
Я избран небом и судьбою
Преодолеть былой предел.
Готов пожертвовать собою,
Свечой гореть – таков удел.

Служа другим, спасая жизни,
Себя сжигает медик – врач.
И нет в нём места укоризне,
Никто не слышит его плач.
Врач исцеляет, не калечит,
Хоть причиняет боль порой.
В его руках и время лечит -
Болезнь не спрятать за горой.

Но чтобы жизнь постичь и вникнуть
В её божественную суть,
Сначала надо в смерть проникнуть,
Пройти Таната скорбный путь.
Изнанка жизни, смерть – старуха,
Скрывает тайны в мертвецах.
Но есть за ней пробел – проруха:
Когда остыла кровь в сердцах.

Когда, без страсти, грудь не дышит,
Когда утратит воздух сласть,
Когда душа слова не слышит –
Теряет «mortіs» свою власть.
И не смущает, и не бесит,
И не пугает, не страшит.
Кто после смерти вас обвесит,
И после смерти рассмешит?

Нет после смерти наслаждений
И плотских, праздничных утех.
Нет естества и наваждений,
И вечно призрачен успех.
Чего желать, чего бояться,
И даже некуда спешить!
Выходит, если разобраться,
То после смерти скучно жить?

Такая жизнь и ей наскучит,
И, погрустив, она уйдёт.
Но, разогнав на небе тучи,
Другую жизнь себе найдёт.
А хладный труп врачу оставит,
Позволит в тайну заглянуть.
Скупые формы лишь поправит,
С аутопсией - не тянуть.

И неживая оболочка
Откроет клады и простит.
И здесь любая проволочка
Гниеньем душным отомстит.
Доверит истину простую,
До дна, прозектору - врачу.
И жизнь спасают, зачастую,
Но я об этом промолчу…

Вы загрустили, но напрасно –
Ещё продлятся ваши дни.
Читать о смерти не опасно,
Тем паче, вы ведь не одни.
Душа поэта вас коснулась,
Его глаза на вас глядят.
А за окном весна проснулась,
И воробьи вовсю галдят…

А где-то в прошлом, у распятья,
Андрей Везалий ночь не спит.
Смешались полы его платья,
Но он их править не спешит.
Молитву вечную возносит,
Его слезами пол полит.
Он о прощенье Бога просит,
Душа врачебная болит.

2.
Молитва Андрея.
Перед распятием колени,
Дела и голову клоню.
Не отвергай моих молений,
Не предавай меня огню.
Смиренно, Боже, припадаю
К Твоим недробленым ногам.
Не пониманья ожидаю,
А всепрощенья, аз воздам.
Прости, Господь, позволь, Всевышний,
Рассечь, Тебе подобну, плоть.
Мне этот труд – лишь повод лишний
Бурьян на грядках прополоть.
Проведать истинную ценность,
Узнать значение и смысл.
И объяснить болезнь и тленность -
Туда стремится моя мысль.
Зовёт познанье, не гордыня,
Потреба точности в делах.
Руке желательна не дыня,
Назрела надобность в телах!
Господь Иисусе, Вседержитель!
О снисхождении молю.
Я сей земли ничтожный житель,
Но море нужно кораблю!
Моя стезя – служить болящим,
Спасенье тел – вместилищ душ.
Как не подать ладонь молящим –
Я лишь о здравии пекусь!
Я есмь хирург и, расчленяя,
Соединяю жизни нить.
На рок и участь, не пеняя,
Не позволяю телу гнить.
Прошу степенно разрешенья
Проникнуть в тайны бытия.
И не сочти за прегрешенье,
Что труп секу, мечту тая:
Наступит время – медицина,
Доступна каждому и всем,
Спасёт от смерти мать и сына,
Отца и дочь, навек, совсем!
Лечить надёжно и приятно,
К тому же быстро и - за так!
Такое будет – безвозвратно,
Господь поможет, Он мастак!
И милосердные сестрицы
Любовь к страдальцам принесут.
И счастья полны – будут лица,
И отменится Страшный суд!
Перед распятием колени,
Дела и голову клоню.
Не отвергай моих молений,
Не предавай меня огню.
Смиренно, Боже, припадаю
К Твоим недробленым ногам.
Не пониманья ожидаю,
А всепрощенья, аз воздам!
--------------------------------------
3.
В тиши немого кабинета,
Где главным жертвенником – стол,
Где семь свечей – источник света,
Где мясо-красный мрамор – пол,
Склонившись в трепетном величье,
Андрей Везалий ночью бдит.
В нём не заметно безразличье –
В нём интерес водой кипит.
Кадавер - труп синюшным хладом
Его натуру не спугнёт.
Когда предмет науки рядом,
В окно лишь глупый сиганёт.
Извлечена из шкафа книга,
Где доктор записи ведёт.
Он ждал весь день такого мига,
Когда в святилище войдёт.
Под потолком висит распятье,
Всевышним дадено «добро».
Готово правое запястье,
Готовы мысли и нутро.
По кожным, высохшим, покровам
Скользит послушно острый нож.
Здесь анатомии основам
Не помешает в пальцах дрожь.
Начало у яремной ямки,
Прямая линия, к лобку.
Ограничительные рамки,
Будь, оператор, на чеку.
Разверзлась кожица оврагом,
Открылись жира берега.
Его достаточно, с аншлагом,
В нём встретим друга иль врага?
Он был прокладка и хранитель,
Удары дерзкие смягчал.
А кто округлостей любитель,
Того он, верно, привечал.
Берёг тепло, дарил терпенье,
Порой обилием смущал.
Кастратам тоненькое пенье
И целомудрие вещал.
Жирок – удавка и спаситель,
Источник пота и воды.
Когда - наглец, когда – проситель,
Любил бывать у бороды.
За ягодицами скрывался,
Живот, как купол, надувал.
И на пиру, как вождь, сражался,
И на яру гоним бывал.
Он послужил, теперь стекает
В ложбинки пола ручейком.
О Боже, время истекает,
Весь труд прозектора – тайком!
И, постепенно, шаг за шагом,
Являлись мышцы, от руки.
Теперь зияют красным флагом,
Побед и бедствий знатоки.
Когда-то грозные, как боги,
Они сжимались и брались.
Вздымали руки, гнали ноги,
Болели, дёргались, рвались.
Корсетом прочным зажимали
Живот и спину, пах и грудь.
Команду воли понимали,
И подчинялись, как-нибудь.
Одевшись фасциями, крепко,
Они, как струны, напряглись.
И, сухожилиями, цепко,
В суставы словно запряглись.
Антагонизма, синергизма
Они послушные рабы.
Цилиндр в них козырь, а не призма,
Они согласием храбры!
Пока живые – не пропустят
Пинцет и скальпель за порог.
Не знают жалости и грусти,
Им раздражитель – царь и бог!
Они хватают и бросают,
Они скрывают и торят.
Они смеются и кусают,
Они кромсают и творят.
Они умеют сокращаться,
И расслабляться – их удел.
Они последними - прощаться,
Окоченение – предел.
Раздвинув мышцы осторожно,
Андрей нащупал массу жил.
Весьма хрупки, хотя, возможно,
Что кто-то телу удружил.
Они диаметром различны,
Хотя, на вид – сестра и брат.
По протяжённости – приличны,
Конец дорогам – возле врат.
Врата в груди, мешочек – сердце,
Лежит меж лёгких, сверху – щит.
Оно, возможно, в правду дверца,
Нажмёшь – захлюпает, пищит.
Внутри пустоты – что-то значат,
Перегородки, волоски.
Здесь путь кровавый, видно, начат,
Отсюда кровные броски?
Ответ найдётся, но не скоро,
А через сто с копейкой лет,
Но и Андрей служеньем спорым,
Оставит в Атласе свой след.
Отыщет печень, сальник, почки,
И селезёнку, и пузырь.
И на бумагу лягут строчки,
Не веришь мне, пойди – позырь!
Простите, рифма подшутила,
Каков пузырь, таков и слог.
Моча всегда костёр тушила,
А кто в жару иное б смог?
Да, тело - фабрика, до тризны,
И производит оно – жизнь.
Смотри на смерть без укоризны,
Трудись до гроба, меньше злись.
Черпай из древнего сосуда,
Сосуда знаний и ума.
Блестит отмытая посуда,
В ней свежий суп – низверглась тьма!
Да, насчёт супа – это точно,
Дорога к сердцу – пищевод.
Опроверженье нужно срочно,
Гляди – волнуется народ!
Осмотр продолжил юный лекарь.
Вот перед ним живот - сундук.
Сюда мясник, колбасник, пекарь
Ссылают собственный продукт.
Хватает рот, чего попало,
И отправляет в пищевод.
А что упало, то пропало,
Того живот вам не вернёт.
Желудок пуст – поесть не дали
Как видно, дяде перед «сном».
Ему так ч…ти подгадали –
В аду голодного куснём!
Одна дорога, душегубу –
На сковородку и в котёл.
Ну а пока – послужит люду,
Коль на него Андрей набрёл.
Так вот, желудок, сиречь – чрево,
Большой, вместительный мешок.
Всегда смещён немного влево,
И любит кашу, как горшок.
Смешным крючком, повиснув в брюхе,
Он даже ночью бдит, не спит.
И от него звучанье в ухе
Он по ночам, как кот, урчит.
Во след желудку, как подкова,
Двенадцать пальчиков – кишка.
Не подобрать иного слова,
Так та кишка весьма тонка.
Мал золотник, да видно, дорог -
Пищеварение на ней.
Где обезжирят масло, творог –
Для желчи места нет важней.
В неё стекаются ферменты,
Как в реку полные ручьи.
А коль приткнутся конкременты –
Ужо натешатся врачи!
Но этих слов Андрей не ведал,
Срок для науки слишком мал.
Он, как рыбак, забросив невод,
Порой не знал, чего поймал.
Андрей, как трепетный любовник,
Во все подробности вникал.
Скупого опыта поборник,
Во все запреты проникал.
Петлял в кишечнике Тезеем,
Брыжейка там, что девы нить.
Не будь с кишкою ротозеем –
Поранишь – долго будет гнить!
Покрыт кишечник прочной плёнкой,
Прилипла плёнка, как магнит.
И дорожит ей, словно жёнкой,
А тронешь – жди перитонит!
Ревнив кишечник, бдит брюшину,
Не даст и шагу сделать прочь.
Иной делец свою машину
Так опекает день и ночь.
Через её дупликатуру
К нему течёт еда и кровь.
Пусть кто-то скажет – диктатура,
А я скажу, друзья – любовь.
Назад, к Везалию, в коморку,
Где вслед за воском час бежит.
Уже сложил из тканей горку,
Свеча от смрада дребезжит.
Извлёк кишечник осторожно,
Перелопатил, осмотрел.
Во всех местах разрезать можно,
Хороший нож, острее стрел.
В трубе потоньше – вечно пусто,
В трубе потолще – мягкий кал.
Кишечник, труп – немного грустно,
Такое поприще снискал…
Анальный выход – не клоака,
Сюда проктолог торит путь.
Мы извлекли его из мрака,
Не для того, чтоб шефу дуть.
В простонародье – ж..па, ср..ка,
Нежнее места не сыскать.
Из-за него порою драка,
А гейши любят приласкать.
Беда «прямой» - расстройство стула,
То он обильный, то плевок.
Так от тенезмов сводит скулы,
Как – будто тонет поплавок!
Узура, пруритис, пролапсы
И всемогущий геморрой.
Тут «распальцовка» и лампасы
Вам не помогут! Рот закрой!
Сюда с вопросами – помягче,
Ну, а с ответами – скорей.
Не то от «rectum» станет жарче,
Чем от горячечных углей.
Любите люди тётю «rectum»
И уважайте, как отца.
И жизнь блеснёт чудесным спектром,
И будет слаще … холодца.
Продолжил путь искусный лекарь
По трупу, светлый демиург.
Он и провизор, и аптекарь,
И диагностик, и хирург.
Судьба у доктора такая:
Анамнез принял – отвечай.
Во всём страдальцам потакая,
Согласен пить холодный чай.
Хранит стенания и крики
В своей недремлющей душе.
Щадит тела, сердца и лики,
Ведёт дневник – в карандаше.
Торопит время, молит, просит
Период острый сократить.
И коррективы в планы вносит,
Чтоб буйство смерти укротить.
Он в этой битве полководец,
Он – этой битвы волонтёр.
Здесь не живёт сопля - народец,
А тот, кто цепок и хитёр.
Противник – смерть, один и воин.
Не знает жалости и грёз.
Да, этот мир вот так устроен -
Не признаёт ни просьб, ни слёз!
И будь готов, ввязавшись в драку,
На провиденье не пенять!
И не краснеть подобно раку,
А всеобъемлюще принять.
Смешались праздники и будни,
Закат сменился на восход.
То нелегко, то очень трудно,
Итог – спасительный исход.
Надежда требует уменье,
Удача любит мастеров.
Благополучие и бденье,
На алтаре – хирурга кровь!
Здесь риск – совсем не благородство,
Здесь кто рискнул – баланду пьёт.
Слепой порыв – не превосходство:
Кто так сказал – безбожно врёт!
Ведь на весах – не соль, не сало,
Чужие жизни – не фасоль.
И чтоб под ложкой не сосало,
Сливай не ноги, а «Трисоль».
Итак, Андрей над хладным трупом,
Глазами «ест» запретный плод.
Где с пониманием, где тупо,
Стилетом чистит мёртвый свод.
Вернулся вновь на дно колодца,
Где забрюшинно почки ждут.
Доколе утро не прорвётся,
Возьмёт ещё один редут!
Легко вмещаются в ладошке,
Похожи, будто близнецы.
В жиру лежали, как в лукошке,
Прикрывшись травкой, огурцы.
Хвостами свесились канальца,
Как трубки, это – для мочи.
И те канальца тоньше пальца,
А коль забьются – хоть кричи.
Урат – булыжник, как плотина,
И мочеточник перекрыт.
В глазах рябит от серпантина,
И рот бессмысленно открыт.
Лицо бледнеет и кривится,
Больной тоскует и ревёт.
Моча – строптивая водица:
Коль не прорвётся, то прорвёт.
Её дорога - к мочевому,
Её дорога – к пузырю.
Туда стремится, словно к дому,
Закат встречает и зарю.
А соберётся грамм под двести -
Желает выйти, подышать.
И выполняй скорей, хоть тресни,
Не вздумай чем-то помешать!
Такие танцы отчебучишь,
Такой фокстрот изобразишь.
И если приза не получишь,
То уж знакомых поразишь.
Моча, на выход, вот концовка,
Позвольте двери указать!
Здесь инстиллятор, не спринцовка,
Прошу не путать, так сказать!
И испускательным каналом
Моча покинет организм.
Земля – спасительным причалом,
Она все реки тянет вниз!
Но пробил час – до гениталий
Добрался верный пальцам нож.
У многих, слишком нежных, талий
Он вызывал в коленях дрожь.
Теперь повис сухой метёлкой,
Но, наигрался, видно, всласть.
Владел светлицей и светёлкой,
Имел над миром тленным власть.
Какая мудрая уловка –
Чтоб из конца начало класть.
Нужны и хитрость, и сноровка,
Чтоб возбудить в (к) висюльке страсть.
С таким отъявленным удилом
Легко попасться на крючок.
Нужны надёжные стропила,
Чтоб не упасть в пустой бачок.
Но, ближе к телу, милый зритель,
Пора сокровище отрыть.
Пора на свет, сэр искуситель,
Позвольте вас слегка открыть.
Здесь два пещеристых сосуда
Опора органа и плоть.
Для крови верная посуда,
Сюда булавкой не колоть!
Ещё – непарная пещерка,
Собой прикрыла спермы путь.
А на конце – головка с дверкой,
И, просьба, здесь не перегнуть.
Когда готовка - сто процентов,
Легко буравчика сломать.
Потом не хватит доллар – центов;
Отсюда – грубо не займать!
Пещерки тянутся к пещерке,
Порой, круша всё невпопад.
Нет, чтоб добыть ключи от дверки,
И всё - без боли, всё – на лад!
И ключ простой, а не английский,
И есть и смазка, и звонок.
Согласен, путь не слишком близкий,
Но ты мужик – не сосунок!
Послушай сердце, оно рядом –
Простата, орган и … судьба.
Почаще грейте её – взглядом,
И плюс – присядка и ходьба.
От гонококков берегите,
Пивком не стоит заливать,
Предоставляя Зите - Гите
На свечи яркие плевать…
Не утруждайте горьким перцем,
На лёд не шлёпайтесь, гордясь.
Распоряжайтесь мудро сердцем -
Проблем не будет отродясь!
Мошонка, верная как небо,
Хранитель звёздок, солнц и лун.
Кого-то нынче кормит хлебом,
Тарелка с супом, ложка – spoon.
Здесь testis справа, testis слева,
И им не тесно никогда.
Им дружно, весело и клёво,
Не разлучают их года.
И только скальпель слёзы сушит ,
Без показаний чтоб – ни-ни,
Их братство вечное нарушит;
Пускай продлятся ваши дни!
Они – создатели вселенной,
Сперматозоидов отцы.
И я коленопреклоненно
Им подношу с утра... хлебцы.
От этой жизни мало прока,
Коль не предъявлено детей.
Преградой блудного порока –
Не змий, а врач среди ветвей.
Профилактических осмотров
Должна явиться чудо – сеть.
Земля – не рай, земля – не остров,
И минуть доктора – не сметь!
А кто лапшу на дверь повесит
В забытый всеми диспансер,
Таких проблем себе навесит -
Болезнь не спросит, сир ли сэр?
Привычный мир легко разрушит,
Заставит воем волчьим выть.
Не вдруг, потенцию нарушит,
Не дай то Бог, но может быть!
Нужда заставит, глупой птицей
Забьёшься в путаных силках.
Воздастся ханжество сторицей,
Расплющит душу, как в валках.
К тому же, водится издр;вле -
В копейку станет витамин.
Да, профилактика дешевле,
Так говорил и Хо Ши Мин.
В полгода раз – сними штанишки,
Яви к осмотру перед – тыл.
А уж потом – под мышку книжки,
И – чтоб пропеллер не остыл!
Ведь операция по плану
Совсем не то, что - «Cito», да!
Как целовать корову, спьяну -
Детей не будет никогда!
За назидание – простите,
Оно – для пользы, не во вред.
И на лежанку отпустите –
Давно заждался друг мой …плед.
---------------------------------------------
4.
Мы в этот мир приходим, не просясь,
Веленьем звёзд, провиденьем, соитием.
Кому достанется дорога кушать всласть,
Кому достанется – гонимым и просителем.
Явиться в мир – не худшее из дел,
Расти, и вырасти вселенной наполнителем.
Во цвете лет остаться не у дел,
Иль быть сомнений, треволнений победителем.
Кому удастся место действа выбирать,
Кого загонит время в топкое болото,
Где рать чужая планомерно рубит рать,
Забыв спросить, зачем ты здесь и кто ты?
Кому-то мир – пуховая кровать,
Кому-то мир на жарких углях сковородка.
Кому предложит лишь по краю горевать,
Кому достанется из золота серёдка.
И тот, кто выберет смириться и роптать,
Стеная, что обманная наводка,
Тот не устанет беспрестанно лопотать,
Что этот мир, как тухлая селёдка.
И, огрызаясь на любой собачий лай,
Растратит всё, что дадено судьбою.
Уж поскитается, как дядька Менелай
Так и не став, в конце концов, собою.
Кто за событием навязанным бежит,
Тот никогда, во след, не успевает.
То от чрезмерного горения дрожит
То от усталости бодрится и зевает.
А тот, кто временем и местом дорожит,
В скулёж размеренный, не обращая годы,
Кто каждый час для дела сторожит,
И не храпит от сумрачной погоды,
Тот добывает пламя из бруска,
Ни в чём, не зная удержу и меры.
Не строит призрачные замки из песка -
Возводит храмы знания и веры.
Тот наполняет урожаем пустоту,
Добро над злом делами превозносит.
Не отвергает, а стяжает простоту
И на плечах сознание приносит.
Тот каждый шаг сверяет по часам,
Что не подвластны траектории засилья.
И не даёт безжалостным весам,
Склонится в сторону холодного насилья.
Соблазн гордыни не приемлет, не пасёт,
Не унижается в просительском бессилье.
Нагрузку времени безропотно несёт,
Являя миру и терпенье, и всесилье.
И покидая свет прекрасный и живой,
В ладони Бога свою душу предавая,
Не тащит куль, добытый, за собой,
Себя, до капли, людям отдавая.
---------------------------------------------------
5.
Андрей Везалий подвизался
У Карла Пятого служить.
Был приглашён, не навязался,
Здоровье Карла сторожить.
Кому – как гнёт, кому – служенье,
Кому – труды, кому – возня.
Кому - почёт и уваженье,
Кому – интриги и грызня.
Нет для врача больших политик,
Есть для врача больной, клиент:
Ходячий или паралитик,
Но только не эксперимент.
Не ищет доктор платных выгод,
Ему важнее пациент.
За хлеб и мзду не станет прыгать,
Леченье – весь ангажемент.
Вернуть уверенность и ясность,
Болезнью скомканный уют.
Для добрых слов – свобода, гласность,
И всем отверженным - приют.
Войти в доверие и душу –
Задача первая врача.
Где было мокро – сделать сушу,
Не проклиная, не рыча.
Себя, на время, пациенту
Всего, как – будто, подарить.
Улыбкой, свойственной моменту,
Больного верно одарить.
И без нажима и насилья
Его приветить, приручить.
Науке здравого всесилья
Его надёжно обучить.
В короткий срок в себя поверить,
И тем, уверенно, спасти.
Не испугать, не разуверить,
Помочь свободу обрести.
Свободу думать и общаться,
Свободу верить и варить.
Свободу вовремя прощаться,
Свободу «здравствуй» говорить!
Чтоб койко-дни в больнице милой,
Быстрее ветра пронеслись.
И чтоб ни пряником, ни силой
Не удержали! Врач, не злись!
И, чтобы вас вовек не видеть,
И, чтоб вовеки вас не знать!
Но, никого чтоб не обидеть,
Вас на крестины будем звать!
Желанье честное, согласен!
Увы, несбыточный прогноз.
К тому же, доктор не опасен,
И кто утрёт сопливый нос?
       А? А-а! То-то же.
 ---------------------------------------
Андрей, Андрей, в какие дали
Тебя забросила судьба.
Тебе наградой – не медали,
У Гроба Господа – мольба.
Подкараулили, вражины,
Подстерегли, когда не ждал.
Согнув услужливые спины,
Вонзили сотни острых жал.
Апологетики регресса,
Сей час, явили свой оскал.
Они – душители прогресса,
Неумолимей брежных скал.
За инквизиторским надзором
Всегда последует удар.
И изгоняется с позором,
Кого отметил Божий дар.
Оболган, загнан, безутешен,
С врачебной должности смещён,
Андрей невинен и безгрешен,
Святою церквой не прощён.

Не от лукавства, а по службе,
Андрей за истину стоял.
И лишь вослед монаршей дружбе,
На эшафоте не стоял.
Спасён монаршею десницей
От ядовитого костра.
Отпущен битою синицей,
Как боль под ложечкой остра.
Потом паломником ко Гробу,
В святой исток – Еруселем.
Андрей смирял постом утробу,
С водою не было проблем.
И у божественной могилы
Он плакал горько, он не лгал.
В седой котомке – томик милый,
Где он основы излагал.
Не по проторенной дорожке,
А по наитью врачевал.
Не на перине – на рогожке
На склоне жизни ночевал.
Жестокой бурею согбенный,
Он оказался на мели.
И встал коленопреклонённый,
Где умирали корабли.
Лепёшка – остров среди моря,
Один хирург, один ручей.
Маяк и гавань с ветром спорят,
И звёзды в небе в сто свечей.
Смола тяжёлая лоснится,
Любой источник – душный смрад.
Лоза от солнышка искрится,
Везалий жив, но он не рад.
Лишённый опытов, работы,
Измучив мыслями себя,
Отринул с пищею заботы,
Везалий маялся, скорбя.
Угас безвременно и скоро,
В расцвете сил, во цвете лет.
И похоронен быстро, споро,
Теперь не сыщется и след!
Но не горюйте понапрасну,
Не проливайте горьких слёз.
Оставил он нам труд свой ясный,
А только тлен с собой унёс!
Его рукой сегодня водит
Любой анатом и хирург.
Его душа глаза находит,
Что освещают всё вокруг.
Что непременно исцеляют,
Что благоденствие несут.
Болезни тьмы испепеляют,
Что вдохновляют и спасут!
------------------------------- 8.03.05