Гимн Лукьяненко и некролог себе

Когда-то сказал Войнович
В «Москве Две тысячи сорок два»
О том, как бедный писатель
Среди сотен, таких же, как он,
 Стучал всего одну фразу
По клавишам печатной машинки:
 «Смерть генеалиссимусу!».
Писатель думал, что работает на компьютере,
Что вещает многим.
А провода уходили в стену
И заканчивались обрубками.

Когда же началось?
В момент рождества Христова?
Или тогда, когда просветлился Будда?
Или от сотворения Мира?
Или от взрыва Вселенной?
Или раньше?

Лукьяненко назвал бы это игрушкой.
Домохозяйка назвала бы плюшкой.
Да и Лукьяненко назвать мог бы Плюшкой.
Ведь ему все равно, что говорить.
Лишь бы прошло: зомбаж готов, босс доволен.
Хотя,.. Человек ведь искренне верит,
Что создает Литературу, как и все мы.
Собственно, Лукьяненко так и сделал
В «Конкурентах» обозначил плюшку
(Но уже на правах рекламы).

Вот так Стругацкие
Становятся колбасой,
Той, что нас не учит, не кормит,
А вставляет.

Нас вели и ведут,
Хочется глянуть в бездну?
Если ты не в теме,
Историю читать – бесполезно.
Как бы ни трактовалась,
Есть стержень.

Вам когда-то делали инъекцию в вену?
Я подписал отказ от венозного доступа.
Никто не может понять: ведь в палец – больнее.
А мне легче потерять палец,
Чем всю систему кровообращения.
Хотя они и через палец дотянутся.

Вот, уже дотянулись.
Сделали Интернет-инъекцию в мозг,
Но сначала провели радио и теле инъекции
(Подготовительные).
В то же самое место,
Теперь уже совершенно не значимое.

Ведь я, как тот писатель Войновича,
Бью по клавишам, печатая всего одну фразу.
Но провода уходят в стену,
А за ней – обрубки.