Насекомный хохотун

Кто-то неожиданно захохотал и повернулся ко мне, будто бы ища поддержки в своем постылом хохоте,
Хохоте, полном противоречий и пыли, полном гнилых мух, съеденных скабрезным пауком, хохоте, полном ржавчины и слез вечности, хохоте, от которого хотелось блевать.
И я не ответил на его хохот. Хохот его мне был противен до глубины души, и там, на этой глубине, моя ярость остывала, превращаясь в нечто доисторическое и степенное.
Хохотун обиженно посмотрел на меня, хлопая своими насекомными ресницами и его обтянутая толстой желтой кожей плоть, начала покрываться красными пятнами.
Что ты хохочешь? - так и подмывало меня спросить, однако я старался сохранять спокойствие, что давалось мне с трудом.
Хохотун внимательно глядел на меня, будто бы всматриваясь в мою сущность, ему было интересно узнать причину моего коренного непонимания его насекомности, его постылой посредственности, его никчемности и банальности, банальности абсолютной - от этих паршивых домашних тапочек до заляпанного какой-то банальной грязью белого халата.
Хохотун озабоченно шмыгнул, словно бы думая "Н-да.. Н-да...", ещё больше зарываясь в своей посредственности, упиваясь ею, наслаждаясь ею каждым своим посредственным членом.
Я лишь презрительно окинул его своим взглядищем, взглядищем человека, спустившегося с гор и повстречавшего там Прометея, который подарил людям огонь.
Взглядище оставил его не у дел, он робко и постыло поежился, а потом словно бы начал собираться уходить, что не могло меня не порадовать.
Я давал ему понять, что он, со своим приземленным к ноябрьским городским лужам хохоте, меня абсолютно не волнует. Меня не волнуют его насекомные заботы, его насекомные стремления и его насекомные проблемы. Я вообще не желаю иметь ничего общего с насекомыми, чего хохотун решительно не понимал. Что ж, это его проблемы.
Я намеренно уперся своим многослойным взглядом в угрюмую обеленную стену, которая была куда привлекательнее его запрограммированной сущности "с девяти до пяти, похохмить, попереживать, поспать, поподтрунивать, пооблегчаться в туалете, подкрепиться, с девяти до пяти...".
Хохотун пожал насекомными плечами и направился к двери. Вскоре он скрылся за нею, хороня себя в лабиринте бледнолицых стен, дверей и запотевших окон.
Я остался один, в своей палате, которая то и дело подпитывалась моей неукротимой энергией мыслителя. Где-то за стенкой раздался подавленный стон, словно издававший его закончил процедуру пожирания повседневной рутины. Кто-то же чувствует это. А кого-то это задевает. Впрочем, не все ещё скрылись за пеленой насекомности, другие не смирились, они выбрали борьбу. За что их и стали именовать психопатами.
Таков и я, Наполеон Бонапарт.

23.07.08