На всякого мудреца довольно...

Зеркальным вечером, под кленом, стоит мудрец и смотрит вдаль,
Седая на плече ворона, тихонько каркнет "Очень жаль".
Он не успел прожить две жизни, да что там, даже и одной,
Но ждут в земле напрасно слизни, его мотор, как заводной.

Он видел много, даже слишком, был там и тут, но чаще здесь,
Его дела достойны книжки и может быть - она и есть.
Он был учителем, солдатом, читал по зведам путь людей,
Он был любим, но лишь когда-то, а грусть всего-то - прах идей.

Он изобрел атласный парус, он бороздил моря без дна,
Имел всего одну он слабость, он был любителем вина.
Искал в бокале томном притчи, но трезвость мысли не терял,
Его обманщиком все кличут - на деньги рифмы променял.

Он был отцом, но не был зятем, был сквернословом в поздний час,
Забрать хотел, но трудно взять-то, он бросил все, все без прикрас.
Душа его рвалась в просторы, тянув чехол земной во след,
Он радость знал, чуть реже горе, стыдился всяческих побед.

Продал коня - купил икону, продал икону, пропил в раз,
Всю жизнь любил одну ворону, за цвет ее загробных глаз.
Дуэли, шрамы, разговоры, тончайший запах торжества,
Однажды подался он в воры, вкусив мощей от божества.

Он был веселым, реже грустным, за честь убогих был горой,
Ходить по грани - как искусство, преподавал себе порой.
Костры в пустыни так изящно, он разводил щелчком шутя,
Цену словам он знал прекрасно, хотя наивен как дитя.

Все время спорил с непогодой, религия его - закат,
Ее он нес, с натугой, годы, потомки, может быть, простят.
Котомка старая протерлась, а в ней всего лишь силуэт,
Фигурка, впрочем, поистерлась, но в ней одной сокрыт ответ.