Подворотня

Во двор ли, со двора — во тьме и днем —
Что в оттепель, что в дождь — как метроном —
Звонит капель — в регистре ксилофона —
От подворотни чуть правей — с балкона —
По трубочкам неона — «Га Стро Ном» —
И эта музыкальная строка,
Ритмичней пиццикато в танго Строка,
Слышна и манит аж издалека,
Когда окрест пройдешься одиноко,
Мотая в ночь бессоницы срока,
И в подворотню — нырь, где дразнит око
Зыбь сумрака и стереоморока —
Рука на взлете, влажная щека…
Как будто ты... В той куртке — с лейблом «Маде
Ин Поланд», шик в правленье стариков,
Когда, при отчем выборе оков,
Ты на военных льготах и зарплате,
А также ради праздничных пайков
Сидела клерком в райвоенкомате,
До коего отсюда — сто шагов,
А я — я квасил, в трубку голосил,
В рабочий день зовя тебя к алькову,
Распятый на пяти концах светил,
Шестым своим концом упершись в кому,
А ты мне в трубку — чтобы не грустил,
И, чтоб минут на двадцать снять оковы,
Ты отдавалась, чтобы отпустил,
Дежурному майору Хохрякову,
И выбегала, и бежала сквозь —
До подворотни, где в дыму от «Шипки»
Тебя встречал я каменней, чем Гость,
Но много мягче собственной же пипки,
Которой нарывался, как на гвоздь,
На грусть твоей приветственной улыбки,
На то, что губы и мокры, и липки,
И взрыты — там, откуда ноги врозь…
Мрачнело во дворе, темнел фасад —
Шла туча на первопрестольный град,
На нас двоих, побитых этим градом.
Закапало — к досаде из досад!
Ливнуло — ни вперед и ни назад!
Ни в забытье — ни передом, ни задом!
Я помню, мы стояли, обнявшись,
Во мраке подворотни, как в ловушке,
Где нас с обоих выходов на мушке
Держали верх империи и низ,
Невидимо нас метя «****ь» и «шиз»,
А с Пушки каждой букве по макушке
Стучал дождец — в три слова: «Жизнь Есть Жизнь ...»
Он достучался — ты сгнила в психушке.
С тех пор на стенах проходной дыры,
Все более на дух невыносимой,
Из города сквозящей во дворы,
Вялотекущей местной Хиросимой
Истерта стенограмма той поры,
Где действие сложенья «Коли» с «Симой»
Под графикой, в словах невыразимой,
Из жизни вычтя «Новые миры»,
Лосины сплюсовало с лососиной
За отразившей столькое витриной —
Иной, когда ты вышла из игры,
Навек меня оставив половиной…
 ... А, может, и не ты во мраке том
Зовешь из подворотни жестом нервным,
А дочь моя, найдя меня с трудом
В час комендантский в девяносто первом,
Когда старлей ей крикнул: «Глохни, стерва!» —
И пушку танка развернул на дом,
А я про честь и совесть верещал,
С чего старлей и мне пообещал:
«Ты приключений хочешь? Так схлопочешь —
Ща «акээм» возьму, да как въебу!
Получишь вентиляцию во лбу —
Ущучишь, на кого шнурок свой дрочишь!»
Во тьме удар — мы убегаем прочь.
Строчит по буквам дождь. И плачет дочь.
Нас бьет ознобом, тиком — словно током...
Но нет же! Дочь в постели в эту ночь,
Не слышит стукоты по водостокам
С на землю павших городских небес,
Где Бог, подобно пьяненькому боссу,
Творит со всеми нами — что? — Сам весть:
Придумал, предложение без спросу —
И тюкает по буквам: «Будь Как Есть…»
И в подворотню день вползает косо…
Звонит капель... По ком?.. Тут нет вопроса.

15 февраля 1995 г.