Ради женщины

По мотивам рассказа М.Зощенко

Шел я как-то по аллее. Осень. Все вокруг желто.
А я злее все и злее. На меня, смотрю, никто
Не глядит украдкой даже. Я имею баб в виду.
Что хорошего в пейзаже, если я один иду.

Раньше, помнится, бывали и улыбки, и слова.
Даже было флиртовали. А теперь вот черта с два.
Мимо женщины гуляют. А они большую роль
В жизни каждого играют. Вот такой вот карамболь.

Тут один ученый даже в умной книжке написал,
Что, мол, кражи, саботажи, маскарад и карнавал,
Всяка быль и небылица, и роман, картина, стих –
В общем, все это творится ради женщин. Ради них.

Тут он маху дал, собака. Я под всем не подпишусь.
Но в отдельности, однако, кое в чем и соглашусь.
Так что, как домой вернулся, сразу к зеркалу бегом.
Только глянул – ужаснулся. Ну и рожа. Вот облом!

Все понятно. Ставлю точку. Надо мне побольше жрать,
Чтоб наполнить оболочку жизнью новою опять.
Стал усиленно питаться – приобрел здоровый вид.
Надо, значит, прогуляться. Может, кто и поглядит.

Вышел, в общем, на аллею и фланирую. А то!
Только сам себе не смею я признаться, что никто
И теперь, увы, не бросит даже взгляда на меня.
И который час не спросит. Да не может быть! Брехня!

Это все моя походка. Видно, вялая слегка.
Скажем прямо, не находка. Ни упруга, ни мягка.
Не хватает упражнений гимнастических, решил.
И я стал без промедлений набираться, значит, сил.

Я пошел в кружок спортивный. На балконе только спал.
Образ жизни вел активный и с куреньем завязал.
Стал румяный, как девица. Ловкий, сильный, как атлет.
Жизни новая страница. И сомнений больше нет.

На балет пошел в театр рад радешенек собой.
Сам готов хоть падекатр отвальсировать с любой.
Я в фойе, как ненормальный, вокруг женщин все кручусь,
Вызывая ропот шквальный от мужчин. Но не сдаюсь.

Напрягаю грудь и руки. Жалко, пресс не показать.
Ну, за что мне эти муки? – на меня никто опять
Не смотрел. Лишь две улыбки. Их я не беру в расчет.
Не пойму я, в чем ошибки. В чем допущен недочет?

Я опять в фойе спускаюсь, долго в зеркало гляжусь.
Совершенно удивляюсь, почему я не гожусь.
Тут меня как будто током шибануло. Вот сюжет!
Замечаю ненароком – я же плохонько одет.

Да, одет я, скажем, худо. Прекороткие штаны
С пузырями. Чудо-юдо! Все равно как у шпаны.
Я буквально прямо в шоке от конечностей своих.
В поэтические строки не напишется про них.

Весь подавленный, убитый я пошел тотчас домой.
Ощущенье – пес побитый. Ну, да ладно. Не впервой.
В общем, в спешном шью порядке из портьеры я пиджак.
От носка до самой пятки брюки клеш, на выход фрак.

Да на рынке с торгашами порядившись, взял пальто
С широченными плечами. Писк сезона. На все сто.
Правда, в нем, как шкаф двухдверный. Непривычно. Но фасон,
Торгаши сказали, верный в этот нынешний сезон.

Вот я в нем-то и поперся, черт же дернул, на бульвар.
Покрутился там, потерся. Ноль внимания. Кошмар!
Хотя нет, вниманье было. Но какое-то не то.
Всех чего-то разозлило мое модное пальто.

- Ишь ты, сволочь, нарядился, - повсеместно слышал я
И все злее становился. Что за жизнь-то у меня!?
Вдруг у памятника, значит, А.С.Пушкину, гляжу,
Вроде дамочка маячит. Я, конечно, подхожу.

На скамью сажусь напротив. Напрягаю руки, грудь.
Глазки негой заболотив, дескать, сел передохнуть.
Вижу, та с меня не сводит, я клянусь, прекрасных глаз.
Не напрасно я, выходит, выставлялся на показ.

Даже Пушкину киваю, вот, мол, Сашка, началось!
Тут я, брат, не проиграю. Тут моя возьмет, небось.
Только вдруг меня пугает ее пристальнейший взгляд.
Вот как будто изучает с головы до самых пят.

Я уже хотел подняться и пойти куда-нибудь.
Так сказать, ретироваться, незаметно увильнуть.
Но она ко мне подходит. «Очень странно, - говорит, -
Что такое происходит. Но пальто имеет вид

Чересчур, сказать, знакомый. Как у мужа моего.
Да еще и факт весомый, что украли у него
Подчистую, без остатку вот такое же пальто.
Разрешите, мол, подкладку. Глянуть надо кое-что».

Ну, я думаю, конечно, все, мол, правильно идет.
Начинать знакомство спешно, кто воспитан, не начнет.
Потому и без сомнений я подкладку показал.
- Раз хотите уточнений, ради Бога, - я сказал.

Та куда-то посмотрела да как, значит, заорет.
Ну и я ору: «Сдурела? Не такой я идиот,
Чтобы в краденом мотаться. Ты мне это, баба, брось!
Мне на воле прохлаждаться Не раздумалось, небось».

Тут и мент нарисовался: «Что такое? Что за крик?»
- Да ворюга вот попался. Он по польтам озорник.
Тут без всякого сомненья милицейский произвол
В полной мере: отделенье, отпечатки, протокол.

Ближе к ночи отпустили. Разобрались, что почем.
Извинялись, говорили, дескать, я тут ни при чем.
Правда, радости особой я тогда не перенес,
А опять давился злобой, вспоминая тот допрос:

Кто таков, откуда родом, год рождения… и тут
Я и понял мимоходом, как напрасен был мой труд,
Чтоб понравиться кому-то. Я же просто постарел.
Я уже в конце маршрута. И проблемы все хотел

Я свалить на недостатки гардероба. Старый пень!
Мне лежать бы на кроватке да залечивать мигрень.
В общем, я отдал пальтушку да попер себе домой.
В холостяцкую клетушку. И с подавленной душой.

И прошло с тех пор, примерно, года два, а то и три.
Постарел еще, наверно, я снаружи и внутри.
И нарочно одевался как придется, абы как.
Тот ученый ошибался. В энтом смысле он дурак.

Ничего, что б я ни делал, мне тогда не помогло.
Ни одна не разглядела, Как мне было тяжело.
И когда совсем вниманье престал я обращать
На их женское ломанье, надо должное отдать –

Вышло так, что поменялась моя, вроде, ипостась.
Мне одна тут повстречалась и серьезно увлеклась.
Хотя я ей и намека не давал. Я просто шел.
Вот такая подоплека. В общем, я любовь нашел.

Нам теперь одна дорога. Будем внуков поднимать.
У нее их дюже много. Вместе весело шагать!
       2007