отобрано небо

Голуби, когда умирают, умирают на людях.
Или в людях, я бы сказал, в самой среде людской,
Чего не случается с другою тварью земной.
Голуби - птицы небесные, но бывает, и пешие.
Многим они закрывают душевные бреши.
Только их голубиную сизую душу
Отходящую - люди не могут послушать.

Они приходят и остаются в опасной близости наших спешаших ног.

Ты заметишь: они приходят и так, в добром здравии.
Не скажи, в добром здравии они прилетают.
Голуби приходят в люди, если они умирают.

В добром здравии они слетаются, облепляют
Руки, плечи, пытаются сесть даже на голову,
Выворачивают крылья в нежной изнанке, толкаются.
Но кончается хлеб, или просо, и они, как по слову -
Разлетаются.

Голуби, когда умирают, приходят в люди.
Я заметил - они приходят к подъездам, под двери,
К парадным присутствий, к хозяйственным бункерам -
То же помойкам, к пожарному выходу, к чёрному входу,
Куда-нибудь в угол, обязательно в угол - бетонный,
Асфальтовый, летний, зимний, чистый, загаженный,-
Неважно; важно - в угол, откуда уже не выйти,
И, конечно, не улететь. Они не птицы уже.
Не знают, где полюса.
И тогда мне хочется выть
В предавшие их небеса.

Хотя я далёк от голубиной идиллии.
Я видел их драки - настоящие драки, с кровью,
С подсадистыми ударами,
И, смею сказать, что, видимо, голуби Библии
Были другими.
Другими их видели люди с ковчега
И позже матерь Мария.

Но, как бы там ни было, здесь, в углах возле зданий,
Возле лестниц, они умирают.
Как умирают? Ничего особенного. Сдают, истлевают,
Тончают; клювы их восковеют, веки их закрываются.
Повезёт - схватит кошка, и тогда всё быстро.
По-другому всё довольно долго получается.

Сирость и безразличие - вот что они в это время.
Может подойти большая собака - они не вздрогнут.
Почему? Потому, что отобрано небо,
Кувырки в синеве невозможной - отобраны,
И не нужно им больше щепотного хлеба,
И голубки сидят на высоком,
Высоком проводе.