Ленка

Кажется, погода меняется. Да разве ж это лето? Июнь… а сегодня предательски пошел снег, когда я, вняв прогнозу погоды на мэйле, не взяла с собой зонт.
Погода меняется. Рука болит, которая в детстве была сломана. И не болела она даже тогда, когда гипс накладывали, и потом, когда уже в теннис играла, защищая честь родной организации…

Руку сломала летом, в теплый солнечный день. Жили мы тогда уже в новом доме. Переехали зимой, первое лето в новом дворе. Уже появились друзья-подружки. Уже ходили запросто друг к другу в гости. Потому с полной уверенностью могу сказать – Ленка была моей самой близкой подружкой.

Рядом строились другие новые дома, а мы бегали по стройкам, прыгали через оконные проёмы. А что нам? Мальчишки могут, а мы что – хуже? В то утро мы только с Ленкой и были. Решили потренироваться перепрыгивать через метровые проемы в перекрытии первого этажа. Риск упасть в подвал никоим образом нас почему-то не смущал. Уже несколько раз перепрыгнули. Тут Ленка чего-то замешкалась, то ли из туфли песок высыпала, то ли носки поправляла, только я решилась одна прыгнуть – для себя, доказать себе – сама могу, не для публики. И что случилось в тот момент, почему на самом краю перекрытия я вдруг решила остановиться?

Инерция… потом уже в курсе физики разбирали – что это за штука такая. А тут она свою природу показала. В общем, лечу я вниз, через проёмы в окнах и балках вижу яркое солнце, голубое небо, думаю – погода-то какая чудная! И никакой боли, когда правым боком на разбитые кирпичи упала. И слышу только Ленкин голос, не громкий, не тихий, а какой-то испуганный – Катя! Катя!
Смотрю – бежит, спускается по лесенкам. Хорошо, что за мной не прыгнула. Руки в стороны – ну, чистая курица – тоже тогда подумала.

- Тебе больно? Ничего не сломала? – Ленка, младше меня на год, а как старшая вокруг меня бегает, поднимает.
Да ничего страшного – сходили с ней в детскую больницу, сделали мне снимок – перелом закрытый – до конца лета рука заживет. Вот только летнее задание по музыке под угрозой срыва.

Ленка везде со мной была. В школе мы в разных классах учились, я же старше на год. А вот в музыкалке – в одном.
Помню, когда только-только поступили в первый класс, многие девочки ещё писать не умели – потому что и в обычной школе в первом классе были. А я уже могла записывать домашнее задание. Они потом у меня буковки перерисовывали. Ленка тоже. Только тогда мы ещё не жили в одном подъезде. Это уже позже было.
Не понравилась она мне тогда – худая, костлявая, белобрысая с тоненькими косичками. Да еще и папа – писатель. Сразу было видно – избалованная девочка.

А через полтора года мы уже жили в одном доме, уже вместе донимали весь наш подъезд гаммами и нехитрыми музыкальными произведениями из программы музыкалки.
Это уже спустя 5 лет, когда мы пели дуэтом, соседи затихали вдруг – прислушивались.
А тогда… Папа мне говорил: - "Катюха, у тебя лучше всего получаются …" Я воодушевлялась, папа хвалит! – "Что? Что, пап?" – "Паузы!" – и улыбается хе-хе.

Ленка! Помню первый концерт со сцены. Мы в хоре, в первом ряду. В форме с белым фартуком, со звездочками октябрятскими, с тугими косичками. У Ленки большие белые банты, а у меня… белые, … всё! – белые и всё. Стоим с ней в самой середине ряда. Хор был человек 50. Почти все ученики музыкальной школы.

И вот ужассс! Занавес открывается! Мы с Ленкой сцепились пальцами – страшно, волнительно, слова песни из головы повылетали. Лампы какие-то с края сцены нам прямо в глаза светят (это уже потом слово рампа узнали). В зале темно, только видно как очки у зрителей блестят. Где-то в седьмом ряду, точно знаю, сидит моя мама. А мне кажется, что все-все в зале смотрят только на меня. Я начинаю краснеть, Ленка бледнеть (в силу своей элитной породы), на её фоне я вообще помидор. Так бы и пропали мы, если бы не вышла и прямо перед нами не встала наша хормейстер - Лидия Степановна. Она-то, как оказалось, слова все знает назубок, и нам перед каждым куплетом подсказывала. А ещё она стояла к зрителям спиной и строила нам рожицы, тогда мы улыбались. Хор становился счастливым и радостным. «За наше счастливое детство спасибо, родная страна!»

Сколько ещё было концертов! Пальцы-ледышки, кажется, что рояль на сцене таких размеров, что придется бегать вдоль клавиатуры. Ноги дрожат, руки… всё забыла, всё забыла. Но садишься за рояль, и пальцы! Спасители мои! Сами играют. Уже потом, когда постарше стали – душу прилагали. И Шопена доверяли играть, причем не всем – выборочно, кто прочувствовать мог.

Через тридцать лет после детства еду в автобусе в час пик. Дорога занимает где-то час. Билеты без мест – значит, стоять, а что делать? Рядом женщина, примерно моего возраста. Ребёнок с ней, его сумели втиснуть третьим на сиденье. Смотрю на него – до чего же он похож на племянника Ленки, что в нашем доме сейчас живет. А Ленка-то сама – в Тюмени… или уже где-то в другом городе. Порастеряли друг друга. Автобус затормозил, я чуть не падаю на женщину. Простите, пожалуйста! .. Уже половина дороги проехали. Вспоминаю про работу – строю план на завтра. И тут…

- Извините, Вы не Катя? – женщина, чуть не задавленная мной обращается ко мне, улыбаясь. И тут у меня как детская игра в пазлы складывается картинка – Ленка! Да это же она! Чуть ли не бросились друг к другу, обнимаемся, как можем.

Вот и представьте – ехали рядом две взрослые женщины, толкали друг друга, а тут заобнимались и всю оставшуюся часть дороги болтали, хохотали как девчонки.
Уже на следующий день Ленка уезжала в свою Тюмень. И встретиться, посидеть, повспоминать в тот раз так и не получилось.

… Рука болит… «Раны» старые… Да какие же это раны, если я каждый раз при смене погоды возвращаюсь туда, где испуганная Ленка как курица бежала ко мне, поднимала, отряхивала меня. Возвращаюсь в то время, когда еще вся жизнь была впереди, и непременно счастливая и беспечальная