Сильвия Плат - Женщина втройне

Сильвия Плат - Three Women
Женщина втройне
Поэма

Голос 1
Я тихая, мирная и светлая. Терпеливой пациенткой
Прибываю на моём перекрёстке солнца и звёзд,
Относящихся ко мне со вниманием.
Но луна мне ближе, она больше касается личного:
Она приходит и возмещает утраченную светлость, как няня.
Она огорчается из-за происходящих необдуманных поступков?
Нет, она просто удивлена их количеству.

Я обдумываю эти события,
Без права полагать и даже репетировать.
Я не в состоянии изменить происходящего без внимания;
Он фазаном восседает на трибуне;
Устроившись, приводит в порядок своё коричневое оперение,
Я осторожной домработницей тайно улыбаюсь, зная это.
Прощаю и лепестком присутствую, ухаживая за ним.

Голос 2
Когда я борюсь с этим, он увёртывается, но я перестаю этому верить.
Я стражей исправляю, прогуливаясь вокруг моего учреждения.
Они настолько категоричны, им нравится наше тихое пребывание.
Я уловила это, намеренно уничтожая низменную однообразность.
Коварным бульдозером чищу комнату, пронзительно кричу протестуя.
Бесконечно тружусь и поступков холодного ангела делаю краткий обзор.
Недовольство складываю в чулок, но все мои стремления напрасны.

И моя работа доставляет моему мужу смех: «Ты видишь что-то ужасное,
Вызывающее страх или благоговение? Это так неожиданно».
Я смертоносная пила убогого дерева,
Я не думаю, что это настолько трудно,
Так как мой дух задумал сломать все зачатья этого ленивца.
Моих протоколов не очернить разгадкой, чёрным ключом
Собранных ответов к моим намеченным задачам.

 Пальцы дерзко развязывают удила зубцами, сияющими многогранно.
Я краснела, как позируя теряла измерение.
Вереницы шумного рёва в моих ушах, отступая, отклонялись!
Серебристая колея бессмысленной пустотой переливалась в расстояние.
Белое небо его бессмысленных обещаний подобно пустой чаши.
Это свободно отражающий механизм моих чувств эхом,
Легким стуком тап, тап, тап стальной вешалки. Я хочу обосновать.

Этой болезнью я поддерживаю дом, это смерть.
Кроме того, это отравление воздуха,
Уничтожение частицами, я дышу им? Вибрирую импульсивно,
Приводя в упадок поведение холодного ангела?
Это мой возлюбленный после этого? Это смерть, это смерть?
Я как ребёнок люблю с репутацией покусанной лишайником.
Это некий грех, стареть, увядая цветком, любить умирая?

Голос 3
Я помню период, когда я знала, что ради надёжности
Нужно быть гибко холодной.
Шутить для объединения, быть красивой, зато не было моего.
Это последовательный поиск, стремление любить, нравиться. Всё кроме,
Что я вполне могла бы вникнуть в опасность: голубь приказывал
Играть главную роль, градом золотить сумму взглядов.
Я помню его белое холодное крыло.

И отлично! лебедь с её ужасным исследованием,
Мне нравится будущий замок из превосходной реки.
В том лебеде змея,
Он скользит вдоль своих наблюдений с мрачным смыслом.
Я распиливала мир на мелкие кусочки, подлые и мрачный цвета.
Кривило каждое незначительное слово, каждое маленькое приказание.
Играла на сцене жаркими синими сутками, чтобы иметь в приятеле что-нибудь.

Я была склонна воздвигать белые облака,
Которые в сторону, что были мне обузой, в четырёх направлениях.
Я была склонна находиться под рукой,
Не имея почтительности.
Размышляла и отрицала, отказываясь от важности последствий,
Это было слишком поздно, было слишком поздно.
Мы придавали вид возлюбленных, находясь в отчуждении.

Голос 2
Это снежный мир, я теперь не домашняя, я вне дома,
Как эти белые листья, имеющие свободу без характерной черты.
Они оголенные, свободны, и невозможно, но подобны детским лицам
Незначительно пресыщенным уклонением моей руки.
Другие дети выполняют, не дотрагиваясь меня: это ужасно свободные,
Имеющие слишком многочисленный цвет обильного образа жизни.
Спокойно, тайно маленькие любят пустоту, поддерживаемую мной.

Я имела случайность попытаться и пыталась,
Петляя по жизни превосходным органом.
Прогуливалась осторожно, подобно случайной какой-нибудь редкостью.
Пыталась не думать о слишком суровом климате, быть естественной, непринужденной!
Пыталась быть безрассудной в любви, любила другой женщиной.
Слепой, безрассудной в постели с моим возлюбленным, слепой, мелодично сладкой.
Не стремилась, находясь в глупой тьме, ради другого лица.

Я не исследовала безмолвную личность, находясь там.
Беспредельную личность, единственно которую любила,
Увядая цветком, который мог быть прекрасным.
В том спокойствии держаться бы на известном расстоянии настолько священном
И тогда там бы было другое лицо, другой нации.
Форма правления, парламент, общественность,
Значительнее безликие мужчины.

Я против этих мужчин, они свободны, следовательно, заботливы.
Все эти неровности свободно заботливого бога,
Который имел бы всецело большую свободу.
Заботливые отцы превращенные в сыновей.
Таковая однообразность не может быть священной
«Впустите нас создать вам небеса», - говорят они.
«Позвольте нам утехой быть для вас» - стирать и гладить грубые их души.

Голос 1
Я спокойна, спокойна, спокойна перед чем-либо вызывающим страх
Или благоговение: Трусливые минуты уносят ветры разрешением
Развеять в вышине вручённую им бледность по команде. Без них спокойно тихо.
Свобода белых листьев задержана подобно остановке часов.
Залогом дать им задний ход, выравнивая явность иероглифов,
Разровнять пергаментом стоянку их праздного существования,
Их краску таковою скрытною, секретную как арабский, китайский языки.

Груду коричневого хлама зерном разрушаю, прорываясь.
Коричневое гнездо мое мертво само по себе вместе с угрюмостью.
Оно делается нежеланным больше быть или стать другим.
Темный капюшон в синеве теперь нравится Мэри.
Обхожу тот цвет и забываю навсегда!
Когда желаешь это поддерживать, тогда твоя пора находит брешь.
И вечность поглощает это, и я тону?

Я говорю себе, единственно непоколебимо
Вымывать все инфекции огнивом жертвенным.
Принимать ложь, опуская веки, ложь подобно сну?
Подобно морю на расстоянии я чувствую первую волну, буксируя.
Этот корабельный груз направлен ко мне неизбежно.
Я веду обстрел, вторя звукам этого белого взморья,
Голосом лица владеющего ужасной стихией!

Голос 3
Я гора теперь среди кучи гор женщин.
Доктором двигаюсь между многими великими,
Развеяв их мнение улыбками подобно шуту.
Обвиняю их, что я и они знакомы с этим,
Что придерживались подобья здорового рода,
Как если бы они учреждали сами себя?
Они сошли с ума, это безумие.

Для меня двойным течением воздуха между ног,
Очищающим инструментом комнату.
Это место пронзительного крика, это несчастье.
Это когда ты хочешь владеть за неимением лучшего,
Мраком, освещенным красной луной, потопленным кровью.
Я не склонна к случаю находиться под рукой,
Взваливать на себя убийство, то, что убивает меня.

Голос 1
Там нет чуда, больше жестокости.
Я тащусь рядом железной лошадью,
Я поддерживаю, прощая всецело, выполняя работу.
Темный тоннель, сквозь который мчится посещающий,
Визитом проявляя в себе актерское начинание.
Я центр жестокости.
Страдание, боль, печаль, должность свекрови?

Быть в состоянии невинно убитой, потерявшей надежды?
Это моя молочная биография, высыхать деревом на улице с едким дождем,
Имея отвратительный привкус.
Ужасное пребывание ленивой изящно пылающей матери
С ее сутью отмеченной галочкой и сумкой со средством орудия.
Я буду снегом и покровительствующей крышей,
Я буду небом возвышать блага: быть мне путами!

Сила, растущая во мне крепка и упорна.
Я ломаю равнодушие, любя свет в этой темноте.
Разбивая черноту, я складываю в кучу мое нахождение там,
Это густой воздух надо мною работающий.
Я применяю с пользой барабаны.
Мои глаза проходят сквозь эту черноту,
Пустяковую черноту.

Голос 2
Я обвиняю и воображаю избиение.
Я мрачный сад с невыносимой болью, им напитком.
Ненавистна себе, ненавидя и страх тотчас стремлюсь к свету.
Эта цель простираться ветвями, держа любовь
Смертельно больной.
Мертвым красным солнечным пятном
Я лишаюсь жизни, спустя жизнь в уготовленной мне темноте.

Она нам вампиром всецело, она поддержкой нам
Откармливает нас любезно. Я знаю её кровожадный рот.
Я была ей хорошей, близкой знакомой.
Старая увядающая лицом, бесплодная земля после бомб.
Мужчины применяют её подлости, она им волей,
Стремлением уничтожить.
Солнце там по низу, я томилась желанием умереть.

Голос 1
Кто он этот синий бешеный парень
Блестящий и чужой, как если бы столкнулся с начинанием?
Становится раздражительным!
Он летает в комнате с бессмысленным криком
Синим тусклым цветом, спустя человечность всецело,
С судьбою в его чаше горящей кровью:
Они шили бы меня шёлком, как если бы я была их.

Трогают пальцами, прежде чем обрести?
С сутью, что я подхожу быть возлюбленной?
«Я никогда не видел вещь настолько чистую прозрачную -
Перекрывая свободу пойманной сиреневой птице,
Мягко дышащим мотыльком -
Я не позволю тебе вырваться!»
В том нет обмана коробящего его, возможно, сохранит он это.

Голос 2
Там луна в высоком окне это свыше всего.
Высыханием моей плененной души, которая мелом светится
В своем окне, окне пустого учреждения,
Пустого класса, пустой церкви, так и так обильная бессмысленность.
Это прекращением, прекращением всего ужасного.
Эти трупы всюду вокруг меня, это спящие полярники.
Сине-ледяные лунные лучи их мечта?

Чувствую, как она входит в меня холодная, чужая
Подобно инструменту в открытую душу.
Явно её зевками пожизненно огорчаться,
Это море вокруг влачится черной кровью
Месяц за месяцем её неудачным залогом.
Она беспомощна как море, тем не менее
Беспокойно, нетерпеливо и беспощадно создающая трупы.

А я перееду север и покину тоскливую темноту.
Я позабочусь о себе, отбросив призрачно не человеческую и не женскую тень.
Стану счастливой женщиной, счастливым человеком.
Мужчины грубые, тупые и достаточно однообразно чувствуют,
Не испытывая недостатка. Я её чувствую, захватываю пальцами,
Десятью белыми кольями в заботе о тьме пропускаю, ломая.
Осторожно, осторожно соблюдая мой правильный образ жизни.

Я стану героиней периферии.
Я не буду обвиняемой изолироваться, застегиваясь на пуговицы.
Ковырять каблуком или носком яму, молчаливо бледная,
Не получая ответа, гробом покрою все случаи.
Не буду обвинённой, не буду.
Часами окликая не обнаружат меня, как те же звезды, желая,
Которые заклепками на месте пучин позади пропасти.

Голос 3
Я вижу ее во снах ужасно пылающей женщиной.
Она кричит сквозь стекло, которое разделяет нас.
Плачет, кричит и свирепеет.
Ее сила, которой она захватывает тебя, подобна мерцанию катафота,
Рядом вьется предупреждением.
Она плачет мрачными слезами или звездами
На некотором расстоянии от нас, синим вихрем вращаясь.

Считаю ее незначительной, держащей курс на вырезание дерева
Красного, твердого дерева. Смотришь, наблюдая
И затворяешь ее широко открытую пасть, открывая свободу.
Сняв с участия мой сон подобно стреле,
Поступаю так, как мне хочется.
Моя дочь не имеет ее зубастой широкой пасти,
Переполненной звучащей тьмой. Это осторожность на благо.

Голос 1
Которое правит этими душами?
Они выглядят настолько истощенными, всецело однообразными.
Руки их связаны детскими кроватками.
Трофейным серебром они становятся настолько далекими
Ради какого-нибудь толстого с черными волосами или вовсе лысого.
Их кожа имеет слегка розовый оттенок или желтовато-коричнево-красный.
Они начинают понимать свое отличие.

Они безумны как вода, не имеющая выразительности,
Их характеры спят подобно тихой воде.
Они настоящие монахи и монахини в своих тождественных одеждах.
Я присматриваю для них градовый душ, любя звездный мир.
В Индии, Африке, Америке это удивительно единственные.
Это чисто мелкие образы, они пахнут молоком.
Они повсюду бесчисленно свободно гуляют по воздуху.

Быть в состоянии ничтожества, быть настолько расточительными
Такими, как мой сын.
Он сплошное синее однообразие.
Он вертит мной подобно слепому смышленому растению.
Он единственно кричащий владелец, я работник исполнитель.
Я молочной рекой
Облачаю его теплом.

Голос 2
Я не безобразна, я бываю красивой.
Зеркало дарит обратную сторону женщины не деформируя,
Вознаграждая меня прекрасной одеждой.
Оно обычно говорит о существовании факта,
Оно обычно оживляет мою энергию, другую жизнь.
Я и через пять лет себе нравлюсь, я не безнадежная,
Я всегда красивая у меня есть губная помада.

Я цвету, дыша воздухом, не подпуская старость,
Я отбрасываю ее просто от моего образа.
Ещё несколько дней тому назад я обманывалась,
Не нуждаясь в надобности праздника; я могла исчезнуть в работе,
Я любила моего мужа, который не желал понять.
Любил меня туманом обезображенную,
Как если бы я потеряла язык.

Настолько я одухотворяла его незначительное поле зрения.
Я отсутствовала, катилась колесом взамен уделенного мне внимания.
Как хорошо! я знакомилась, говоря с окраиной города на языке
Главной частью изобретательности.
Удила звезды, была в состоянии роста, чтобы избавиться от рук
Расточительного тритона, оставив в покое,
Который повесой нуждался во мне.

Голос 3
Она маленький, мирно спящий остров. Я белый корабль,
Перевозящий грузы: до свидания, прощайте,
Сутками сверкаю белым пятном, тем самым печальным цветком
В комнате красной тропической, имея реальное за стеклом.
Такова его жизнь, мог бы иметь заботу нежно предложенную.
Теперь он с лицом зимы, белые листья, белое лицо.
Все что входит в мой небольшой чемодан

Это платья толстой женщины, которой являюсь.
Там мой гребень и щетка, там бессмысленная пустота.
Я внезапно уязвима,
Я нахожусь в изолировании.
Я, которая позволяю освободить меня их исчезновением.
Я ухожу, оставив здоровье, прощая некой единице,
Которая прилипла ко мне: я отрываю ее фото бинтом: я ухожу.

Голос 2
Я с другой стороны, гдене развязывают концы.
Я кровоточу белым воском, не придавая значения мышлению.
Я спокойная дева, которая предназначена иметь пустяковые случаи,
Которые осторожно стираю, расправляю, вскрываю и начинаю снова ссоры.
Черной веточкой, выпускаю не думая, почки. Не обманываю эту сухую
Холодную жажду канавкой сливок дождя. Эта женщина,
Которая удовлетворяет меня через окно - она опрятна, изящна, лаконична.

Поэтому прозрачная, ясная, любящая похищение.
Что робкая это превосходный обман, ее отточенность сама по себе
На основании ада. Африканским апельсином противится свинье.
Она считается с чем-либо реальным.
Это я, это я –
Имеющая привкус горечи скрепя зубы от несчастья.
Ежедневная злоба преступлением.

Голос 1
Как долго можно быть стеной сдерживающей проявления?
Как долго могла бы я быть
Мягким нежным солнцем с оттенком исполнения;
Перехватывать синий засов холодной луны?
Залогом уединенность, печаль.
Круг беговой дорожки моей вдалеке.
Быть им маленькой колыбельной песней?

Как страстно желать быть стеной вокруг моего незрелого состояния?
Как долго могут быть мои руки
Повязаны причиненной им болью и моими приказаниями.
Веселой птицей в небе укреплять объединение?
Это ужасный факт,
Следовательно, явно открытый: это как если бы мое сердце
Только что проснулось бы.

Голос 3
Наши дни это пьяные учебные заведения
Моей чёрной похоронной мантией:
Это представление серьёзное.
Учитывая, я поддерживаю противостояние в моём краю,
Оно исцеляет от старых ран.
Я воображаю остров красной колыбелью.
Это сон, не принадлежащий фактам.

Голос 1
Цветная заря, отлично! Ильм обеспечивает жильем быстрых стрижей,
В стороне они пронзительно кричат подобно бумажной ракете.
Я выслушивала наставления неиспорченных часов.
Поселяясь увядать в живой изгороди, слушать мычание коров.
Снова наполняя себя цветом, намокать,
Соломенной крышей дымиться на солнце.
Нарциссы, явно превосходящие во фруктовом саду.

Я успокаиваюсь и уверяю
Это чистый яркий цвет яслей.
Выступать, уклоняясь от ударов счастливым ягненком.
Я глуповатая, с другой стороны полагаюсь на чудо.
Обманам не верю тех ужасных детей, которые повреждают мой сон,
И смотрю по-иному на маленьких исполнителей.
Они не мои, их обман не относится ко мне.

Я замышляю обычно
На моего маленького сына.
Он, прогуливаясь, не говорит лишних слов, приказаний.
Он безмолвием на белой полосе материи.
Зато он розовый и так часто прекрасно улыбается.
Я для него большая роза,
С изображением маленького сердца,

Невольно выполняющая все!
Это исключительно выгодно дьяволу.
Он исключительно чувствует себя полным горем,
Или сидит опустошением и причиняет боль сердцу его матери.
Я волей ему становлюсь.
Мы как возлюбленные друг другу
Наше венчание желает его воля.

Голос 3
Жаркий полдень на лютиковом лугу.
Изнемогать от зноя, плавиться и любить
Проходящего около превращения.
Они черный цвет и низменные призраки.
Как прекрасно не иметь прикрепления.
Я одинока как трава, так как по мне сильно скучают?
Я когда-нибудь обнаружу - это все что есть?

Лебедь свободно плывущий безмолвной рекой.
Вспоминаю как они белы.
Река старается, спустя своё легкомыслие.
Она обнаруживает их формирующиеся тучи,
Что эти птицы плачут
С таковой печалью в свой залог?
Я молодой неопытный когда-либо скажет, и мне от этого скучно?

Голос 2
Я дома легким ламповым освещением удлиняю вечера.
Я штопаю шелком ошибки: моего мужа толкования.
Как прекрасно загораться, включать эти факты
В любезно дымящем весеннем воздухе.
Дым, от которого кашляет маленькая статуя,
Розовая, как если бы нежно мягко разбуженная.
Нежно мягко не утомительно с заживлёнными ранами.

Ожидая боль, я думаю и исцеляюсь.
Это отличная сделка, кроме моих ласковых поступков
Быть в состоянии стежка изящного кружева.
Это материальное моего мужа.
Верчу и верчу, номеруя книги.
Итак, мы свободно в родном городе вместе спускаем часы.
Это единственное время весом в наши исполнения,
Это единственно нематериальное.

Улица, возможно, вертит газетами внезапно, зато я прихожу в себя
Из долгого падения, находя основание для фундамента.
Насыщаю матрас, скрепляю по причине исполненного падения,
Обнаружив себя с другой стороны. Я не призрак,
Однако же там есть призрак, вздрагивающий из-за моей платы. Я жена,
Большой город в ожидании боли, маленькой травой произвожу треск
Разбрасывая зерна, чтобы они проросли зеленым оживлением.