моему другу детства

Чтобы ты ценил каждую минуту,
чтобы ты любил свою жизнь,

чтобы ты знал, как я люблю тебя.


Я стою на тесном балконе квартиры, где я вырос. Иногда я поднимаю голову и смотрю на балкон, который был когда-то твоим. Я улыбаюсь, вспоминая, как ты перегибался через балку и кричал мне что-нибудь, когда я стоял такой серьезный со своей первой сигаретой и нарочно не замечал тебя. Или когда я на тебя обижался, а ты пытался без "извини" добиться моего прощения. Или когда наши родители загоняли нас спать, а нам казалось, что если мы ляжем, то проспим самое интересное. Ты еще написал свою первую песню на этом балконе. Помнишь?

Уже вечер, и наш двор почти опустел. Родители позвали детей на ужин, старушки поспешили к вечной программе "Время". Теплый осенний вечер тонет в красном закате. Тихо и спокойно. Из комнаты чуть слышно раздаются звуки той песни, которую мы потом записали в гараже Никиты. Его брат смотрел на нас с улыбкой, стоя за микширным пультом, а потом сказал нам: "Ребята, если получится так, что ваши пути разойдутся и вы потеряетесь, то сохраните эту запись, и когда вдруг наткнетесь на эту песню, поставьте ее и вспомните друг друга и этот день". Мы еще с тобой сразу замотали головами и сказали, что будем всегда вместе. Что нет такой силы на свете, что могла бы разлучить нас. Мы знали друг друга с самого детства, и нас всегда было двое – ты и я. Мы вместе гуляли в нашем дворе, мы были грозой всех мальчишек, потому что всегда вставали на защиту друг друга и никогда не предавали друг дружку. Мы ходили в одну школу и даже в один класс. Мы сидели за одной партой даже тогда, когда по какой-то причиной дулись друг на друга. Мы ведь знали, что это все мелочи. Почему мы забыли об этом потом?

В шестнадцать лет мы хотели попробовать все, чтобы вдруг не опоздать. Мы пробовали даже то, что для нас было слишком рано. Мы пробовали и то, что было вообще запрещено. Мы смеялись, танцевали и хлопали друг другу. Мы почти не спали и не ели. Мы мечтали, тихонько напевая A-HA, подмигивали друг другу и смущались. Ты читал мне свои стихи, я перебирал струны. Ты спрашивал, умер ли бы я за тебя, а я думал, что я бы умер за тебя 100 раз. Мы гуляли под дождем без зонтов, не боясь простудиться, нам нравилось хлюпать старыми кедами по лужам, а потом пить на чьей-нибудь кухне горячий чай и обжигаться. Мы хотели найти то место, где радуга касается земли. И мы верили, что когда-нибудь обязательно найдем его. А пока ты собирал радужные картинки и развешивал их у себя в комнате. Поэтому все, кто заходил тебе в комнату, попадали в твой Neverland. Мы сидели у тебя на диване, словно на радуге, и, свесив ноги, рассказывали друг другу правдивые истории, которые выдумывали на ходу. Однажды ты открыл мне свое план, как стать счастливым. Ты говорил мне о нем, беспечно развалившись на диване и соединив руки за головой. Ты улыбался до слез, твои глаза светились. Иногда ты замолкал на полуслове, словно уйдя в свой счастливый мир, а я боялся, что ты забудешь меня здесь, и начинал теребить тебя. Очнувшись от своих мыслей, ты подвигался ко мне поближе и говорил, что без меня ты никуда не уйдешь. Ты всегда был верен тому плану счастья, что тогда придумал в свои шестнадцать лет и восемь дней. Ты никогда не предавал его, ты всегда верил в него. Не смотря ни на что. А я всегда верил в тебя. И сейчас, когда ты далеко-далеко от меня – я даже не знаю, где именно – я верю в тебя, в твое счастье, в твою улыбку. В то, что ты все так же даришь людям сказку, а они благодарят Бога, что Он свел их с тобой. В то, что ты все так же вечерами выходишь на свой далекий балкон, смотришь на закат и первые звезды, мечтаешь и перебираешь струны своей старенькой гитары или хотя бы ставишь ту самую запись, что сейчас играет у меня на повторе.

Я буду носить тебя у себя в сердце,
Пока мой занавес не упадет.
Конечно, я буду носить тебя в сердце,
Пока мой занавес не упадет.