Осталось меньше месяца. Рассказ

***
       Мишка с матерью жили окраине Москвы, в одном из спальных районов, куда можно за десять минут добраться от метро на автобусе, с типовым дизайном - от остановки к его дому вела дорожка, по бокам которой тянулись школы, детские сады спортплощадки и многоэтажные башни жилых домов.
       Мишка вышел из автобуса, и пройдя двести метров по дорожке, повернул к своей школе. Школьный двор был неизменным местом встречи одноклассников. Друзей Мишка не видел уже месяц и соскучился. После выпускного вечера все разбрелись, кто куда. Но дружба не угасла, ребята периодически созванивались и собирались на так называемые тусовки. Кто-то сдавал вступительные экзамены в институт, колледж или техникум, кто-то ещё пребывал в раздумьях о выборе пути.
Сегодняшний день обернулся для Мишки неудачей, точнее, катастрофой, - он провалил последний экзамен в институт связи, по физике, с которой "не дружил", и был вынужден забрать документы.
Мишка был твёрдым хорошистом, и физикой занимался с особым прилежанием, год ходил на курсы при институте, но задача на экзамене попалась сложная, на смекалку, и он не справился... Не решившим задачу шанса на зачёт не давали - хоть ты трижды вызубри теорию, умение применить знания было в приоритете.
До школы парень не отличался крепким здоровьем, и умудрился переболеть практически всеми детскими инфекциями - корь, ветрянка, краснуха, свинка тянулись непрерывной вереницей, ребёнок без конца кашлял и шмыгал носом. Бабушка и дедушка, у которых он жил в детстве, сбились с ног от бесконечных карантинов и походов по врачам, и поэтому в школу он поступил на год позже, чем принято. Неделю назад Мишка отметил совершеннолетие, и прекрасно понимал, что если не поступит в институт, то осенью в его почтовом ящике будет лежать повестка из военкомата. "Что ни делается - всё к лучшему" - подумал он. Он с раннего детства был фаталистом, и если, к примеру, падал с велосипеда, то, потирая разбитые в кровь коленки, всем доказывал, что так задумано судьбой, шишки и испытания даются не просто так, во всём есть высший смысл. Службы он не боялся, напротив, считал это долгом каждого мужчины, презирая тех, кто пытался "откосить", и был убежден, что это отличная жизненная школа. Мишка любил Родину, бабушка и дедушка, пережившие войну, прививали ему патриотизм с пелёнок, рассказывали о войне и подвиге советского народа.
А нынешние "страшилки" о дедовщине, периодически появляющиеся в прессе, он считал измышлениями журналистов, искренне веря, что даже если в этом и есть доля правды, то с ним ничего подобного не произойдет.
А если и случится, значит, такова воля судьбы...
     Мишкины родители развелись, когда ему ещё не было года. Отца он не помнил (после развода тот не давал о себе знать), да и мать видел не каждый день - она то и дело пропадала, находя различные оправдания своему отсутствию. Работая кассиром в частном магазине хозтоваров, она нередко брала ночные смены и сверхурочные часы, и порой неделями не появлялась дома. Сыну же оставляла на кухонном столе скромные деньги на карманные расходы. Денег было в обрез, но таким образом Мишка учился экономить, не тратиться на безделушки. Он с малых лет был предоставлен самому себе и очень рано повзрослел, научился готовить и стирать, управляться с бытовой техникой, но родительской любви безумно не хватало. Бабушка и дедушка его любили, но годы брали своё - они старели, слабели здоровьем и уже не могли взять внука надолго, напротив, уже Мишка заботился о них: навещал и покупал продукты, впрочем, эти поездки были для него отдушиной.
Ещё одной отрадой были встречи с однокашниками на их заветном пятачке.
       Мишка побродил вдоль школьного забора, посмотрел на часы - половина пятого: лучший друг Гоша должен был подойти с минуты на минуту. Издалека до него донеслись бодрые звуки бессмертного хита "Я свободен" в исполнении рок-группы "Ария", звучащей из Гошкиного плеера, эту песню любили все - от избалованных маменькиных сынков до отпетых хулиганов и полусирот - таких, как Мишка, - мятежный дух песни молодежи был близок. "Ну наконец-то, идёт!" - подумал Мишка с радостью, но в то же время, в душе камнем залегла тревога в преддверии разговора с другом об экзамене и своём провале. Обменявшись рукопожатиями, приятели уселись на скамейке в тени старого тополя, изобилующего пухом. Пушинки кружились в воздухе, залетая в рот и в нос и вызывая безудержное чихание. Гоша, заметив невесёлое Мишкино настроение и несвойственную ему скованность, настороженно спросил: "Ну как ты, дружище, сдал? Давай, рассказывай!" Встретив потерянный взгляд товарища, он резко дёрнул его за рукав футболки: "Ты чего молчишь, завалил что ли?!". Мишку словно молнией пронзило от неожиданности, но заминка была недолгой, он взял себя в руки и скороговоркой выпалил: "Да, всё полетело к черту! Я срезался, на физике, не решил задачу, будь она неладна! Ты понимаешь, что теперь меня ждёт?!", - он перевел дыхание и уже более размеренно продолжил описывать подробности экзамена. Монолог длился минут десять, Гоша слушал его внимательно, не перебивая, позволяя выговориться, выпустить пар.
Как только повисла пауза, друг исподлобья посмотрел на него и хмуро сказал: "Сочувствую, брат. Может, пока устроишься на работу? А там, глядишь, и мать что-нибудь придумает... Не вешай нос, прорвёмся", - сквозь завесу безнадежности пробились нотки оптимизма. Мишка благодарно похлопал друга по плечу: "Спасибо, ты настоящий друг. Что поделать - да, срезался... Но не пропаду! Начну искать работу прямо завтра, не откладывая в "долгий ящик", а насчёт армии, чему быть - того не миновать, и что ни делается, всё к лучшему! А на мою мамку, сам понимаешь, надеяться бесполезно, да я и забыл, когда мы последний раз с ней по душам разговаривали, наверное, когда я пешком ходил под стол..."
Гоша всем своим юным чутким сердцем сочувствовал другу. Будучи родом из добропорядочной семьи, такой, где родители являются и наставниками, и поддержкой, и опорой, он отдавал себе отчёт в том, что не у всех в жизни всё так ровно и гладко. И оттого ещё больше ценил своих родителей и сопереживал Мишке. Он не одобрял поведение матери друга, бросившей его на произвол судьбы и занятой исключительно собой, и тем более, его отца, вспоминать о котором было ещё более бессмысленным занятием, чем критиковать мамашу, но не хотел "сыпать соль на рану".
       Вскоре к скамейке начали подтягиваться стайки ребят, к семи часам на пятачке собралось человек десять. Все прониклись Мишкиной неудачей, наперебой утешали его и подбадривали, предлагали посильную помощь. Мишке же было очень неловко за то, что посторонние люди, хоть и ставшие почти родными за десять школьных лет, проявляют к нему больше внимания, нежели собственные родители. Во дворе царило оживление, ребята наперебой что-то рассказывали. пятачок гудел, как улей - каждый делился своими успехами - кто-то поступил и принимал поздравления, кто-то вышел на финишную прямую. Неудачников было только двое - Мишка и его одноклассник Андрюха, не набравший нужного количества баллов в МАДИ. В итоге решили завтра же начать поиск работы для обоих бедолаг. Отправными точками были приняты расположенный на соседней улице стеклопакетный завод и местное почтовое отделение. Обзаведясь товарищем по несчастью, Мишка немного воспрянул духом,  - он уже не чувствовал себя белой вороной, не зря же говорят: один в поле - не воин, а двое - уже сила...
      Мишка втайне был влюблен в симпатичную, грациозную, милую девочку из параллельного 11-го "Б", умницу и отличницу, гордость школы, но не решался признаться ей в своих чувствах. С друзьями на этот счёт не откровенничал, оберегая нежные ростки своей любви от чужого вторжения. Иногда ему казалось, что чувства взаимны, но вместе с тем он понимал, что истоком ответной симпатии, точнее, дружелюбности, была жалость, и это осознание расстраивало, убивало веру в себя.
И сейчас он, в надежде, что возлюбленная с минуты на минуту присоединится к их ватаге, с тоской посматривал в сторону калитки в школьной ограде. Задумав сегодня же откровенно поговорить с избранницей, он сильно волновался, но был твёрд и непоколебим: "Пусть знает правду. Скоро жизнь унесёт меня за тридевять земель, и если я сейчас не откроюсь, то целых два года буду клясть себя за то, что был размазней и мямлей. А так, возможно, удостоюсь хотя бы нескольких тёплых слов в ответ, а может, и большего... Вдруг она скажет, что долго ждала этого, назовёт единственным... И если меня заберут, то будет писать и ждать", - тонул в мечтах Мишка. "А если пошлёт подальше - значит, не судьба. Будет больно, но не заплачу. Переживу как-нибудь," - продолжил он свои умозаключения. Но девушка в этот вечер так и не пришла - подготовка к экзаменам на юридический факультет университета занимала всё свободное время, и было не до романтики. "Что же, до сентября ещё полтора месяца. И я ещё успею поговорить с ней", - Мишка, наконец, поставил точку в веренице путаных мыслей, рвущих его сознание на части.
       Вечер плавно переходил в ночь, на улице смеркалось, зажигались фонари, в окнах "башен" тоже загорался свет, со всех сторон слышались тревожные оклики: "Эй, который час? Пора домой! Ты слышишь?" - но ребята недовольно и почти хором отвечали: "Иду-иду, ещё пять минут!". Родители волновались и это было объяснимо - ситуация в городе была тревожной.
Криминальные новости, то и дело, пестрели заметками о разных ЧП: драках, разборках и потасовках. Мишкин район считался относительно спокойным, но люди старались жить по принципу "бережёного Бог бережёт".
       Мишка удручённо посмотрел на закатное солнце, нежащее кирпичные стены его дома. Окно его комнаты смотрело на него чёрным безжизненным пятном и напоминало глубокий омут с плавающими оранжевыми закатными бликами. От тёплого солнечного цвета почему-то повеяло холодом. "Она даже не помнит, что у меня сегодня последний экзамен", - с горечью вспомнил он о матери. Во дворе стихало, ребята понимали, что Мишке некуда спешить - дома никто не ждёт, и из чувства солидарности как можно дольше растягивали время, чтобы не бросать его - затеяли дискуссию о походе в выходные на дискотеку в окрестный кинотеатр. Но расставаться, как бы то ни было, пришлось - большинство однокашников были примерными детьми. Многие из них осуждали Мишкиных родителей, обсуждали дома его ситуацию, и порой до Мишки доходили весьма нелестные мнения - "испорченный телефон" работал исправно. И тем не менее, почти все относились к нему с теплотой и без предупреждения - звали в гости, а летом - по грибы и на дачу, пытались отвлечь от тяжких переживаний. Со стороны отчётливо бросалось в глаза, что парень заброшен, ходит в обносках и недоедает, что не могло не вызвать сочувствие. Мишка на удивление тонко чувствовал отношение окружающих. Видя жалость, он испытывал двоякое чувство - ему одновременно было и стыдно (за мать и себя - что ни говори, а они - одна семья и в ответе друг за друга), с другой стороны - он был очень благодарен людям за добро. Природа наделила его здравым и прагматичным умом - он не поддавался сомнительным соблазнам и пагубным привычкам, занимался спортом, а также чувствовал за версту разного рода подвохи. К своим восемнадцати годам он научился разбираться в людях, отличать искренность от фальши, был в меру недоверчив и скептичен.
Но одноклассников это не касалось.
       Оставшись во дворе в одиночестве, он не испытывал желания идти в пустую, обветшалую квартиру, с облезлыми обоями и осыпавшейся с потолка известкой, хотелось ещё подышать свежим воздухом, насладиться вечерней прохладой. Созерцание заката приносило ему чувство спокойствия и умиротворения, и вместе с тем, ощущение предвкушения чего-то загадочного и прекрасного. Особенно восхищал восход на небе прозрачной луны, на глазах набирающей силу. Темнело, луна сегодня была полной, круглой, яркой, слепящей глаза. "Какая красота!" - отметил он про себя с восторгом, полнолуние всегда его завораживало.
В глубине души он был романтиком  - его с раннего детства тянуло ко всему необъяснимому и таинственному, эта тяга подогревала интерес к фантастике, мистике и эзотерике. В то время, как его ровесники смотрели боевики и триллеры, он зачитывался поэзией серебряного века, знал наизусть стихи Есенина и Блока и сам пробовал рифмовать смешные детские строчки о любви...
Он давно мечтал о прогулке по аллеям ночного парка со своей избранницей и мысленно представлял, как восхитительны будут её точёные черты в лунном сиянии. Мечтам не суждено было сбыться, но романтичный пейзаж и настроение зародили надежды на то, что вечер всё же будет удачным - мать окажется дома, они поговорят и придут к взаимопониманию, она наконец-то одумается. Рокот, доносившийся со стороны шоссе, постепенно стих. В тишину вливались  назойливый стрекот кузнечиков и протяжный писк комаров.
       Но яркая вспышка, внезапно ослепившая глаза, вмиг развеяла истому. Мишка увидел, как во двор въехала иномарка и затормозила возле его подъезда. Приглядевшись, он узнал бордовый Форд нового маминого друга Романа - "коллеги по работе", коим она представляла его сыну и родне. Форд удачно припарковался, из приоткрытого окна машины выглянула мать, бывшая явно навеселе. Роман галантно подал ей руку, придерживая дверцу автомобиля и помогая выйти. Стоя на дорожке перед подъездом, чуть пошатываясь, женщина рассеянно озиралась по сторонам, мурлыкая себе под нос незатейливый мотив популярной песенки. Обычно Рома, доставив мать домой, ретировался, но сегодня не спешил, а в руках у матери сиял роскошный букет белых роз. "У неё же сегодня день Рождения, а я не поздравил, вот идиот, совсем забыл!", - осенило Мишку. Увидев, что мать с другом направляются к подъезду, он ринулся им навстречу, на ходу обдумывая невесёлые перспективы ночёвки на улице, не исключено, что в каком-нибудь подвале в обществе бомжей... Наверняка любовники, как обычно, попросят его переночевать у кого-нибудь из друзей. В его душе зрела буря, в вихрях которой сливались негодование, отчаяние и чувство беспомощности. Он рванул с места, и пролетев сто метров до подъезда, резко опустился на скамейку, возле которой стояли мать и её жених. "Теперь-то враг не пройдет!" - с гордостью подумал он. Не успела родиться в его голове эта мысль, как мать, разомлев от жары, примостилась рядом на скамейке. Сына она в упор не замечала, всё её внимание занимал Рома, рассказывающий сальный анекдот. Но женщина смотрела на него глазами, полными восторга, и беззаботно смеялась. Случайно их взгляды с сыном встретились:
- Сыночек, соколик мой, ты здесь? Что же ты такой грустный?! - театрально запричитала женщина, - Ты, наверное, голодный? Я сегодня до копейки потратилась, на завтра тебе даже и оставить нечего, вся зарплата разошлась на стройматериалы, скоро начнём ремонт, Роман договорился с бригадой... - перешла она, с места в карьер, к делам.
Денег после гулянок у неё никогда не было. Часто положение спасал кавалер, так случилось и на этот раз - порывшись в бумажнике, он протянул Мишке сторублевую купюру:
- Возьми, дружище, да не стесняйся, - произнес он, хитро улыбаясь.
Казалось бы - если дают, надо брать.  Но сегодня привычка не сработала, у парня перехватило дыхание - глубокая обида, копившаяся годами, наконец-то выплеснулась наружу. Он вскочил, как ошпаренный, и заорал во весь голос, так, что в окнах первых этажей задрожали стекла, и из-за занавесок и жалюзи начали выглядывать встревоженные соседи:
- Избавь меня от своих подачек! - кричал Мишка, - я вырос - ты не заметила? Не удивительно - тебя почти пять лет не было дома!
- Парень, - попытался разрядить обстановку приятель, - успокойся, если этого мало, я добавлю. Сегодня у твоей мамы день рождения, ты, наверное, забыл?! Мы её всем отделом поздравили, посидели, и она пригласила меня на чашку кофе. Ты бы, родной, переночевал у приятеля. А утром нас, как ветром, сдует - работа! Вернешься в родные пенаты. Сделай одолжение, не будь врединой! Смотри, как мать о тебе переживает, работает за двоих, чтобы тянуть тебя, а тебе всё плохо...
       От этого лицемерно нравоучительного тона и слащавой Роминой улыбки Мишку бросило в дрожь. Бросив сторублевку в лицо ухажеру, он, преодолев застывший в горле ком, отчеканил;
- Да, я виноват, что забыл о дне рождения матери. Но точно так же и она последние лет пять не помнила о моих "днюхах". Неделю назад мне исполнилось восемнадцать, но у мамы нашлись более важные дела! Отдыхайте и веселитесь, отрывайтесь по полной программе! А тебе, мама я скажу вот что, я должен это сказать..., - он на секунду замялся, и набрав полную грудь воздуха, продолжил: - так вот, сессию я завалил. Забрал документы. Завтра устроюсь на работу, жильё - найду.
С первой получки сниму комнату, - и заметив, как у матери от удивления поднимаются брови, холодно добавил:
- Это мои трудности. Под одной крышей с тобой жить не хочу. Продолжай играть, ты гениальная актриса, всю жизнь манипулировала людьми и жила только для себя. Соколом, как ты меня окрестила, может, и не взлечу, но и присмыкаться не намерен, не жди, что я запишусь в актёрскую труппу твоего театра! Сцена мне не по душе. Ладно... До свидания, мама.
- Сын, да что на тебя нашло? - растерянно заговорила мать, от былого хмеля не осталось и следа, - что такое ты говоришь? Не поступил? Боже мой, скоро осень, и тебя..., - речь судорожно оборвалась, и слёзы ручьём покатились из глаз.
- Дай я закончу, мама..., - перебил её Мишка, - Да, в сентябре - призыв, ну и что в этом ужасного? Я хочу стать мужчиной, пришла пора взрослеть, как вернусь, поступлю в институт связи. Если помнишь, с пятого класса мечтал. Может, напишу тебе, что и как... А пока мне надо побыть одному... Сегодня жизнь преподала мне урок, видимо, заслуженный.
И это повод для того, чтобы задуматься. Я решил всё начать с чистого листа. Утомили меня ваши игры, не хочу больше так жить. Мы с тобой стали как инопланетяне. Прощай, - он развернулся и направился прочь от скамейки.
       Мать заплакала, по-настоящему, в ее облике не осталось ничего наигранного. Она молча провожала взглядом Ромин Форд, выруливающий со двора. Выслушав гневную Мишкину речь, ухажёр молча ретировался, ему было неловко от того, что стал свидетелем семейного скандала, и в душе он сочувствовал обоим.
В ночном тумане, разбавленном блеклым светом фонарей, таяла подтянутая спортивная фигурка сына, движущаяся в сторону шоссе.
Так горько и нелепо завершился обещавший быть праздничным день её сорокалетия...

***
       Год и десять месяцев пролетели незаметно. Мишка служил связистом в военной части под Смоленском. Писал матери каждый месяц и получал в ответ тёплые, сердечные письма, пронизанные заботой и переживаниями, сыт ли, здоров, никто ли не обижает... В последний раз они виделись в день принятия Присяги. Мать справилась о нём в военкомате, узнала адрес части и приехала. Они душевно пообщались, Мишка сумел её простить - все в этой жизни ошибаются... Он признал, что в тот злополучный день поступил с ней жестоко, не по-мужски.
Со дня её сорокалетия и до Присяги они не виделись - он устроился на почту курьером, поначалу жил у Гоши, затем на зарплату снял комнату в соседней пятиэтажке. Домой не показывался, а матери позвонил уже с призывного пункта, с трудом прорвавшись к телефону, доступ к которому призывникам был категорически запрещен, - сумел разжалобить охранника.
Позвонил за полчаса до отбытия в часть, специально протянув время, чтобы она не успела доехать. Он понимал, что не сможет найти в себе силы посмотреть ей в глаза и не найдёт нужных слов, поэтому сделал всё для предотвращения встречи...

***
     "Лучше поздно, чем никогда", - думали оба - сын и мать, в полнолунную летнюю ночь, когда до дембеля оставалось чуть меньше месяца... Службу Мишка нёс исправно, освоил специальность и получил диплом связиста, был в части на хорошем счету, и даже заслужил похвальную грамоту, но украдкой мечтал о возвращении домой. Любимая девушка его забыла, не дождалась - увлекшись однокурсником, который взялся за ней ухаживать, перестала писать. Мишка с этим смирился, но очень сильно тосковал по друзьям и любящей, ждущей его матери...

***