Видения -Гирлянда Механика-

«ракурсы вытекающего эскиза из сна планеты»

1. Ракурс снизу

фиалки изголовием растёт твой стан,
о, пыльная лоза архитектурных марев,
густые нервы мёртвого стекла –
за ними ждут при свете тусклой лампы

ещё одной оказии часов – когда сквозь кожу
всполохнётся будень – мсье и сон, Минерва и Морфей –
жестикуляции разорванной аорты
кровообильной пагоды людей,

о да, мы с Вами – неразрывный плод,
что в писсуар ночного серафима
стекает жидкостью ментального эфира
бесхозных снов бетонных городов,

бърэм, бърым… густые лязги рельсов –
в фонарном племени целуются трамваи
с ночным бельмом и пьяным кабаре
немой резьбы воздушного лингама,

в церквушке колокол гудит под воробья
песочном тихом клювном щебетаньи,
ждёт налегке скорейшего свиданья
наполированный в ангаре катафалк,

в кармане тихо, словно между ног
у о, сестры в холодной богадельни,
я плыл рукою там, как в пищевод
скульптур Христа, кривых и каменелых,

туйон, табак, плетёный куб каморы…
моё присутствие что опухоль в планете,
последним проблеском из лунного скелета
я бью всё то, что помнило, ах, кто я;

2. Ракурс сверху

Я видел: тихое изголовие
кучерявой фиалки высилось в ночь, чёрная нить пустоты
кроила всякое поселение… утро вещало траур –
дни просыпались, капая, снова визжа в водосток…
солнцы сыпались, искрились бесхозные луны…
двадцать четыре стука в желчной оси планеты…
ммм… я вдыхал прелести брюха, круглого шара с рыбу,
где-то вдыхал он рассветы цифирблатной дугой от Востока
и оборотным ликом вечной метаморфозы
млел, что пиявка, в теле небесной монеты лунного озарения!

/Сады Мытарств/



«Зеркала души»

“(The MIRROR… is the THEATRE… where the AUTOPSY… begins)”
++++++++++++++++++++Sopor Aeternus++++++++++++++++++++

Мои зрачки забальзамированы воском,
Похоронены под слоем век:
Так лучше виден Мрак – мой тёзка –
Гробовщик иллюзий; даже бег
Часов становится немного плоским,
Если Он почтит собой твой век…

Единственный и самый древний обитатель
Психлечебницы “The Mirror” – я –
Затворник в келье плачущей палаты,
Плачущей по мне и за меня.

Here is darkness in my head,
Here is spirits in my soul.
We are almost slept or dead
In the dreadful Mirror’s bed…

…и я… увидел… постоянно… вакханалии…

На лестничных столах раскидистые бёдра
Куртизанок распаляют аппетит:
Пахучи, в собственном соку, а каковы аккорды
Лязгов, если белый монолит
Руки и вилки встрянет, вырвет бодро
Окорока жареный гранит!

Праздник! Праздник! Люди изо ртов
Повынули гирлянды солитёров –
Украшать понурых вдов,
Превознося великолепье горя.

/Люди! Люди! Freshest flesh!
Съешьте уши, печень, речь!
Я отдам вам даже плешь!
Только очи… дух, сиречь…
Я прошу… не ешь!/

Раз – два – три – четыре – пять,
А ты? Я люблю орать!

Let’s play game: “Whom Fear is bigger?”
We shall break the victor’s finger!..

__*____________*____________*__

Скончался неприкаянно бродивший вечер…
Выцвел в ночь. Затренькали сверчки
На сумасшедших струнах душ (их встреча!),
Счастье встречи! Снимаются зрачки,
Как знак взаимоуважения, и свечи
Зажигаются. Харон ждёт духов у реки.

Парадные одежды – кандалы литые
И смирительных рубах покой…
Зрачки заменены на золотые
Кругляшки луны, и мой…
Другим же расплачусь за переправу.

/Фарг Генрих фон Гротцест/






«Attalea Princeps»

Цукаты созреют к осени, праведно-сахарной пленкой
Покроются, смысл, выраженье утратив, на вкус не горьки.
Но в позапрошлой жизни вы были крохоткой Муком
И поливали гортензии взбитыми сливками цвета неспелой зари.
Скрывая уменье свое говорить загадками в тон молитве,
Молиться редко и натюрмортом Дюймовочки мир накрыть.
От позапрошлой жизни осталось нам триста замков и большая сноска -
Разве, мой ближний, не хочется вам из басни извлечь мораль
Тонким пинцетом с выемкой. Небеса раскроются рядом,
В этом сезоне танцуют shimmy, без малого век назад,
Словно пьяняще-сиятельный цвет шоколадных оберток
Многое может сказать о владельце заемной души -
Мало чернил и за гробом такая же вьюга,
Пьяный стекольщик, сквозняк поднебесья и дым.
Милые птицы небесные сеют и жнут, мотыльки превращаются в пламя,
Зерна гниют, лепестки раскрываются, тонет Дюймовочка, лёд.
Некому вынуть стекло и туман укрывает равнину -
Скрывая уменье свое цукаты варить, горчим.

/Ольга Брагина/



«polonez»

я вглядывался в Вас до черноты
когда она сознанье полонила
я вглядывался в Вас до черноты
и расплескал заветные чернила

играли полоумный полонез
на улицах, позвякивали сабли
играли подвенечный полонез
Вы бросили венок мне и ослабли

я тот венок кладу на бред могил
на сон их лакированных причёсок
оплакивать пространство помоги
где был паркет так гладок и так чёток!

а звук был полон лака и штыков
а в залах танцевали с Паганини
о, ma cherie, поверьте, не таков
ваш ангел, бледный ангел кокаинный,

поверьте, леди, комнат немота
отполирует вечер, лэди, лэди
(а дети наши будут всё мечтать
о клетчатом, шершавом пледе)

/Анатолий /Вавилонович/ Михайлов/



«Когда начинается дождь»

Когда начинается дождь,
Перерастая в ливень,
Не время ли нам перейти
Со скамеек под кроны
Лиственниц?
С пивом, без пива,
Стаканами из «Макдоналдса»
С нарисованными атлетами…
Впрочем, наша общность сомнительна.
Вверху движутся тучи –
Сиреневые наплывы –
Словно синяк наплывает
На голубой глаз,
Словно это кто-то допрыгался.
Здравствуй, гроза, я тебя люблю.
Впрочем, ты не умеешь слышать,
Ты чиста, явленье.
Три бутылки «Лёвенбрау»,
Три бутылки «Лёвенбрау»,
Йо-хо-хо, это капля!
И когда я отправлюсь обратно,
вместе с телом уйдут токсины,
И сознание пропадёт -
Легко, как плывёт вдалеке
Космический Наутилус
Электронного Немо.


Почему бы детям не кататься на газонокосилках?

/Батлер Бутлер/



«Incubi urbis»

На её высокие потолки по ночам
сквозь бордовые гардины
с набережной кадиллаки-катафалки
бросают вытянутые трапеции
электрического света фар, скользящие
веером или конвейером вправо,
ослепляя марионетку Матушки Ветровоск.
В её доме
хихикающая Бессонница сменяется
завывающим Кошмаром, и наоборот.


В четвёртом часу от полуночи,
Когда небеса невозможно чисты,
Карабкаясь лазом прогулочным,
По шахтам гуляют пустые лифты.

На лестничных клетках потушенных,
Озябших, пропахших насквозь желтизной
Болезни питаются тушами
Ртом завязей язвенных в клетке грудной.

Кто едет в трамвае у Бронницкой,
Тех вытащат вон из двери за рукав
Каталки, удрав из покойницкой,
На рельсы дрезинами с дребезгом встав.

Рисует на стенах цветение,
Цвета из огнилков цветастых беря,
Качель. На художника тень её
Похожа; на кисть был - обломок штыря.

Из окон чердачных громогласы
Таращили медные рупоры вверх,
Винил их волос и бельмо глаз их
Сверкали, лоснились на ряхах у всех,

Идущих без дела по площади,
Убийственно мрачных Кошмаров людей –
Гарцуют кобылы и лошади
Без дела по площади сажи черней;

Листают альбомы с личинами
Ночные кобылини в стаде людском -
Упиты палёнкой с морфинами,
От пуза по горло зажраты жнивьём.

Заводов фаготы громадные
Десятком раструбов рыгают дыма;
Дышали подъезды - парадные,
Кошмарами тартарары и ума.


Пружинами вырванных локонов
Набиты, полны платяные шкафы,
Бельё, как и оутро скомкано…
Над скверами эхом катается “фыр!”.

/Готфрид Груфт Де Кадавр



«Построжденческий сон»

О, я так хочу
целовать тебя в самое темечко,
в самое сердечко...
Но губы не чисты.

Как тут уснуть,
когда постельная неразбериха,
вечный кашель,
кухонный гул?
Может, мне донести до тебя твои ключи?
Может, стоит отдать тебе все твои ключи?
Чтобы не осталось совсем ничего...
Не так, чтобы что-то осталось,
а совсем ничего.

Поменяй эти простыни.
Поменяй.
Тебе нужны свежие,
а я не очень.
Какое тут новое,
когда старое всё в замках,
а у сегодняшнего нет рук?..

Что-то я сумел тебе дать,
Как мне казалось.
Но то, что я дал тебе -
Лишь грязная посуда...
Пустые бутылки, звякающие кастрюли.

Не нажимай на пробел.
Не жми на него.
Он лишь пустота.
Звенящая белизна того,
Что ты видишь.
Что ты хочешь видеть
За тем обратным...
ну или почти тем.
Это как монитор.
Экран твоих объятий
И моих сердцебиений.

Лучше сразу ткни туда,
Где мои глаза.
Ткни там, где болят
Изношенные насосы...

Сумасшедшие рыбы
готовы съесть все замки,
чтобы проникнуть в двери,
Не находя ключей.

Как ты думаешь, кто мы?
Неужели только крупа
В утренней тарелке?
...Тарелки...немыты...
...Бутылки...пусты...
Как...и...я...
губы...нечисты...бездарны...
вульгарны...во всех своих начинаниях...
А я... а я...
...просыпаюсь под кашель...

/Леонид Именных/