Роберт Геррик 1591-1674 Храм фей, или часовня Обер

Роберт Геррик (1591-1674) Храм фей, или часовня Оберона*. Посвящается Джону Меррифилду, адвокату.

Встречал ты много храмов разных,
Снаружи и внутри прекрасных:
Гляди, часовенка стоит,
Что не из брёвен или плит.
Коль видел ты красивей храм,
Часовню фей тебе отдам.

       Храм

Стеклярусом усыпан вход,
Что в ту часовенку ведёт,
А вид её сравним исконный
С гнездом забавным Алкионы*:
Внутри, куда не бросишь взгляд,
Толпою идолы стоят,
И даже римский Пантеон*
Не так богами наводнён.
Его дом Риммона* стеной
Вокруг охвачен костяной.
В тени одной из ниш божок:
Из камня сделанный сверчок.
В другой, овальной, многорук
Стоит крылатый идол-жук.
В апсиде сводчатой, где мрак,
Чуть виден бог иной – червяк:
А рядом идол золотой
Их шпанской мушки пресвятой.
Куда не взглянешь, и карниз,
И капитель, и каждый фриз
Покрыт лепниной сверху вниз.
Пора узнать бы феям здесь,
Что вся религия их – смесь:
Папизм с язычеством чудно
Соединился в ней давно.
Не знал бы я наречья их,
На фресках не назвал святых.
Святые Тит, Ис, Итис, Нит,
У трона Мэб* их каждый зрит.
Святого Вилли (вот уж плут),
Fatuus ignis* все зовут.
Святые Флип, Трип, Филли, Фил,
С другими я бы не ходил,
Читая рядом, не плохи,
Их бесконечные стихи,
Что друг за другом, как и встарь,
Войдут в священный календарь.
Смотри-ка: у входных ворот
Марионетка-попик ждёт,
К торговцам обращая глас:
«Входите, одобряю вас.
Кто чист руками, те – счастливцы».
Второй пищит: «Прочь, нечестивцы!»
Ореха скорлупу берёт,
Святую воду в ней несёт,
Чудная кисточка из белки
Лежит на краешке тарелки:
Пора очистить поскорей
Семью крылатых нежных фей.
Священник рядом с алтарём
Бормочет над святым зерном,
И наклоняясь, в полном рвенье
Свершает жертвоприношенье.
У алтаря особый склад:
Не треугольник, не квадрат,
Не из стекла, не из камней,
Он весь из маленьких костей;
(Играя с ними у стены,
Кокал* – зовут их шалуны).
В нём занавеска изо льна,
Как кожа яблочка нежна;
И покрывает столик новый
Расшитый покровец парчовый.
Края сверкают бахромой -
Росой дрожащей, как зимой
Мерцают искорки в кругу
Морозным блеском на снегу.
На этом столике точёном
Есть блюдо с хлебом испечённым,
Псалтирь на краешке лежит,
И у него особый вид:
Форели служат плавники,
Чтобы завязывать шнурки.
Все эльфы праведность блюли:
К тому их правила вели.
Им если верить, то они
По текстам жили искони,
Канону следуя все дни.
Сэр Томас Парсон рассказал,
Какой у них есть ритуал:
И коль его не ложно мненье,
У них есть книга наставлений:
Священный текст довольно краток,
Но в нём благочестив порядок.
И рядом чаши благодать,
Чтоб евхаристию принять.
Крупиц металла есть запас
У фей, что золото у нас:
Их словно милостыню тут
В приходах бедным раздают.
На остриях витых оград,
Что гравировкою горят,
Стоят подсвечники литые,
Столь безупречные, святые.
Курятся травы в них, горя,
Для украшенья алтаря.
А для молебнов, посмотри,
У них есть ризы, стихари
Из паутины тонкой; в ряд
Они все в ризницах висят.
Есть поддувала, мётла есть,
Чтобы часовню чисто месть.
Читают дьяконы невнятно,
На хорах певчие опрятны.
Там есть привратник у ограды,
От прихожан святые вклады*,
Монахи есть в монастыре,
Аббат, каноник, и кюре.
Их убеждения теизма -
Любовь и преданность папизму:
Епископ Рима в лету канет -
Эльф Бонифаций папой станет.
У них есть чаши и потиры,
Есть индульгенции, просвиры,
Колокола есть, книги, чётки,
Есть свечи разные и плётки.
Святой елей, слюна поста,
И много соли, что чиста.
Щепа, лохмотья и клобук,
Куренье ладана вокруг,
Чтоб кодпис фра* (предмет ненужный)
Покинул дьявол криводушный.
Там столько разных пустяков,
Когда заходишь к ним в альков!
На хорах яблок сердцевины
Висят сухие, без мякины:
Зовёт в них зёрен грохот мерный
На утреню, или к вечерне.
Святой, кто более всех чтим,
(Всегда жгут ладан перед ним),
Есть лобстер, с женщиною схожий*,
Под ним целует эльф рогожу,
Шафран смиренно принося,
С улыбкой жертву вознеся.
Прочтя свою молитву, он
Пред алтарём отдаст поклон,
Колпак оденет, шелкоткан,
Как турок свой большой тюрбан,
Из храма выйдет во смиреньи,
Скрываясь в облаке курений,
И освещённый светлячком,
Пойдёт на трапезу в свой дом.

*Оберон - король эльфов.
* Алкиона (греч. alkion — зимородок), лат. – Альциона.
Дочь Эола, жена царя Кеика, которая после смерти мужа,
не желая жить без него, бросилась в море и была
превращена богами в зимородка, и высиживала
птенцов в своем гнезде, плавающем по волнам.
Миф об Алкионе изложен у Овидия в «Метаморфозах».
* Пантеон – древнеримский храм всех богов.
* Риммон - (библ. гранатовое дерево, плод граната).
В Четвёртой «Книге царств» (V, 18) сирийский идол,
особенно почитаемый в Дамаске.
* Мэб – королева фей.
* Fatuus ignis (лат.) – блуждающий огонёк, или как его
называют "огонек глупцов", или «обманчивая надежда».
Бродячий огонек – это разновидность боггарта
(в британской мифологии проказливый уродливый эльф,
обладающий сварливым характером и пугающий людей).
Чаще всего бродячий огонек является путникам, сбивает
их с дороги, заводит в болото или к обрыву.
* Кокал (cockal) – в Англии игра с продольными костями
ножных суставов мелкого домашнего скота - свиней,
коз, овец. Наподобие нашей игры в «бабки»,
или кавказкой игры в «альчики».
* «святые вклады» - прихожане церквей делали специальные
вклады на проведение молебнов, месс, на похороны и т.д.
* Епископ Рима – один из титулов Папы Римского.
* кодпис – в средние века специальная отстёгивающаяся
часть мужских штанов, в которой находились половые органы.
* фра – (ит. fra, сокращенное из латин. frater - брат).
Частица, присоединяемая к имени католического
монаха в знач. брат.
* «лобстер, с женщиною схожий» (lady of the lobster) –
сложный образ Геррика, не совсем понятный даже
его комментаторам. Предполагают, что речь идёт о голове
омара (лобстера) своей формой похожей на женщину.


Robert Herrick (1591-1674)

223. The fairy temple: or, Oberons chapel.
Dedicated to Mr. John Merrifield, counselor at law.

Rare temples thou hast seen, I know,
And rich for in and outward show:
Survey this chappell, built, alone,
Without or lime, or wood, or stone:
Then say, if one th'ast seen more fine
Then this, the Fairies once, now thine.

.............The Temple

A way enchased with glass & beads
There is, that to the chapel leads:
Whose structure (for his holy rest)
Is here the Halcion's curious nest:
Into the which who looks shall see
His temple of idolatry:
Where he of godheads has such store,
As Rome's Pantheon had not more.
His house of Rimmon, this he calls,
Girt with small bones, instead of walls.
First, in a niche, more black than jet,
His idol-cricket there is set:
Then in a polished oval by
There stands his idol-beetle-fly:
Next in an arch, akin to this,
His idol-canker seated is:
Then in a round, is placed by these,
His golden god, cantharides.
So that where ere ye look, ye see,
No capital, no cornice free,
Or frieze, from this fine frippery.
Now this the fairies would have known,
Theirs is a mixed religion.
And some have heard the elves it call
Part pagan, part papistical.
If unto me all Tongues were granted,
I could not speak the Saints here painted.
Saint Tit, Saint Nit, Saint Is, Saint Itis,
Who 'gainst Mabs-state placed here right is.
Saint Will o'th' Wisp (of no great bigness)
But alias called here Fatuus ignis.
Saint Frip, Saint Trip, Saint Fill, S. Filly,
Neither those other-Saint-ships will I
Here go about for to recite
Their number, almost infinite,
Which one by one here set down are
In this most curious calendar.
First, at the entrance of the gate,
A little-puppet-priest doth wait,
Who squeaks to all the commerce there,
“Favour your tongues, who enter here.
Pure hands bring hither, without stain”.
A second pules: “ Hence, hence, profane!”.
Hard by, i'th'shell of half a nut,
The holy-water there is put:
A little brush of squirrels hairs,
(Composed of odd, not even pairs)
Stands in the platter or close by,
To purge the fairy family.
Near to the altar stands the priest,
There off'ring up the holy-grist:
Ducking in mood, and perfect tense,
With (much-good-do't him) reverence.
The altar is not here four-square,
Nor in a form triangular;
Nor made of glass, or wood, or stone,
But of a little transverse bone;
Which boys, and bruckel'd children call,
Playing for points and pins, cockal.
Whose linen drapery is a thin
Subtle and ductile codlin's skin;
Which o're the board is smoothly spread,
With little seal-work damasked.
The fringe that circumbinds it too,
Is spangle-work of trembling dew,
Which, gently gleaming, makes a show,
Like frost-work glitt'ring on the snow.
Upon this fetuous board doth stand
Something for show-bread, and at hand,
Just in the middle of the altar,
Upon an end, the fairy-psalter,
Grac'd with the trout-flies curious wings,
Which serve for watchet ribbonings.
Now, we must know, the elves are led
Right by the rubric, which they read.
And if report of them be true,
They have their text for what they do;
Aye, and their book of canons too.
And, as Sir Thomas Parson tells,
They have their book of articles:
And if that fairy-knight not lies,
They have their book of homilies:
And other scriptures, that design
A short, but righteous discipline.
The basin stands the board upon
To take the free-oblation:
A little pin-dust; which they hold
More precious, then we prize our gold:
Which charity they give to many
Poor of the parish, if there's any.
Upon the ends of these neat rails,
Hatch’d, with the silver-light of snails,
The elves, in formal manner, fix
Two pure, and holy candlesticks:
In either which a small tall bent
Burns for the altars ornament.
For sanctity, they have, to these,
Their curious copes and surplices
Of cleanest cobweb, hanging by
In their religious vestery.
They have their ash-pans, and their brooms
To purge the chapel and the rooms:
Their many mumbling masse-priests here,
And many a dapper chorister.
There ush'ring vergers, here likewise,
Their canons, and their chanteries:
Of cloister-monks they have enow,
Aye, and their abbey-lubbers too:
And if their legend do not lye,
They much affect the papacy:
And since the last is dead, there's hope,
Elve Boniface shall next be Pope.
They have their cups and chalices;
Their pardons and indulgences:
Their beads of nits, bells, books, and wax
Candles (forsooth) and other knacks:
Their holy oil, their fasting-spittle;
Their sacred salt here, (not a little.)
Dry chips, old shoos, rags, grease, and bones;
Beside their fumigations,
To drive the devil from the cod-piece
Of the friar, of work an odd-piece.
Many a trifle too, and trinket,
And for what use, scarce man would think it.
Next, then, upon the chanters side
An apples-core is hung up dry'd,
With rattling kernels, which is rung
To call to morn, and even-song.
The Saint, to which the most he prays
And offers incense nights and days,
The lady of the lobster is,
Whose foot-pace he doth stroke and kiss:
And, humbly, chives of saffron brings,
For his most cheerful offerings.
When, after these, he's paid his vows,
He lowly to the altar bows:
And then he dons the silk-worms shed,
Like a Turks turban on his head,
And reverently departeth thence,
Hid in a cloud of Frankincense:
And by the glow-worms light well guided,
Goes to the feast that's now provided.