Метро

Подземные дороги дни за днями
меня пленив, творят свой сговор черный,
все глубже вниз несут, и не смолкает
гул преисподней рядом. Но дороже
нет голосов. До дрожи чувств смятенье.
Вагон метро летит без остановки.
И в полутьме сияют наважденьем
глаза, и голоса звучат. О, Боже!
Мелькают тени,
как к спасенью руки
сквозь стекла тянуться,
цепляются и снова летят обратно
в пустоту и омут.
Любимые черты явив на миг,
и вновь оставив сердце кровоточить
и строчку изводить до многоточья,
когда слова алмазом ограненным
застрянут в горле, разрезая крик.

Сожженных книг сверкают строки,
в их бликах тени хоровод
ведут, неспешный и неслышный.
И чинно времени отец,
здесь дрыхнет, сидя, так что сразу
не разглядишь, что он не бдит.
– Иди сюда. – Мне шепчет кто-то. –
Твой поезд явно плохо кончит,
несется в ад, и ты на нем.
Живем мы здесь в покое сером,
забыты, но зато пока
рука нас рока не касалась.
А ты летишь в такую печь,
что явно до скончанья мира
своей работы не окончит.
И неумолчным будет крик твой,
и боль твою не описать.
Останься тут!

Весь мир застыл, и ждет ответа
«Нет света здесь, но там куда
меня влечет железный поезд
огня я знаю, перебор, – решила я. –
Не повернуть мне рельсы вспять,
начать с начала не дадут
и не сойдут ко мне с небес
посланцы света, в новый год
в подарок мне не принесет
огнетушитель добрый дед.
Так что ж я жду»?
Но тут луч света в помощь мне
проник под землю, не во сне
мне показав, кто звал меня
Клыки и когти, демонья.

По напряженным рельсам нервам
мчит электричка бритвой белой.
А я на ней до солнца ада
лишь тени мечутся, досадно
им не дорваться, не догнать.
Пусть благодати не изведать,
так отобедать, так пожрать.

Сто граммов крови опрокинуть.

Вперед без остановок поезд
несется в сторону огня.
А за стеклом клочки тумана,
крылатый смерч.
Но вот приник
к окну мой собственный двойник.
Белее белого на черном
овал лица, тоска и боль
в глазах горят неугасимо.
– Как мне отдать любовь и силу
тебе, чей путь в кромешной мгле?
Мы – суть единство, изначально.
Так отчего же ты в аду?
Во мглу низвергнешься лишь только
я воспарю.
Ты будешь корчиться от боли,
когда я радостью полна.
Ты мой предел, я не посмею
воздвигнуть храма на крови,
иль город на твоих мученьях.
Она вздохнула. – Неужели
не долетели, не дошли
слова молитв. И я твой лет
остановить должна, как камень?
Когда хотела путь цветами
твой выстелить.
Ты силу мне, решила дать?
Той, что во тьме свой век проводит
где издревле держали мир
атланты, рыцари, где лира
звучала реже струн души?
Сей темный мир рождает сны.
Так дай им право воплощений.
Детей моих, моих видений
здесь не увидят никогда.
Звезда зовет тебя в поход.
Как волхв с несметными дарами
пройдешь свой путь
к его стопам они цветов охапкой лягут.
Мне большей радости не надо
улыбки матери и чада.

Мы пальцами сцепили руки,
глаза в глаза, пока огонь
ее не вырвал из объятий,
моих. Я бросилась к окну
и видела звезды паденье,
пока ее прекрасный свет
не сгинул в бездне.
Но знаменьем считаю
эту встречу я
до новой грани бытия,
ее я пронесу с собой.
Исчез двойник, к окну другому
всетемный ангел до озноба
знакомый лик, неужто? Нет!
Моя судьба сыграла шутку
вдруг милый образ поместив
в преддверье ада.
Где в прихожей
толкутся всех грехов вельможи.
Адепты зла.

– Скажи, тебя я ждать устала,
искать всю жизнь, не находя.
Ты тот, кому сказать «твоя»
была бы, господи, я рада.
Как получилось что лишь раз
твой призрак я во сне встречала.
И обещая верно ждать
я время в строфы обращала.
Переплавляя жизнь в стихи.
А ты мне не сказал ни слова,
что алчный ад тебя впитал,
что черт побрал!
Мол, будь свободна,
я не держу тебя, лети!
Мол, жжет другой меня огонь,
и бархат копоти покрыл
фоты твоей живой поток.
Что не родился тот адепт
алхимии, кой драг.металл
на кольца нам сумел явить.
Мол…
– Извини, но позвонить тебе не мог!
Ведь под землей
мобильник не берет! –
С тоской он произнес, –
Так извини.
Но ты теперь дорогу знаешь
и коли раз влетела в ад.
Пути назад найдешь без карт.
А нет, так вот любви проверка.
Останься здесь.
Весь я горю,
со мной останься иноверка.
Познай огня и боль и власть,
страсть что одна дает нам радость.
В огне закалка будь здоров
любви твоей. Не нужно слов.
Останься здесь.
На крест косой
ступай, гори, чтоб свет проник
на землю вверх.
Свети узорным ночником,
и маяком для кораблей,
лучиной, спичкой и свечой,
пусть станет этот свет живым.
Дай руку мне. Да будет ад
сиять огнями из гирлянд.
Вот крест мой и свободный рядом.
Не будет пусть свято место.
Невеста ты себе во благо
его избрала по соседству.

Стою, за поручни схватясь.
Чуть было не сгубила душу.
Хоть знала точно ни одна
звезда из бездн не поднималась.
Огонь подземный никогда
не освещал ничью дорогу.
И слово «свято» – это к Богу.
А ад не светел и не свят.
Я думала, стихи помогут,
но тут же мгла явила лики
таких святых, таких великих,
что немотой погребена,
слова придумывала спешно.
Они ж неслись то зло, то нежно
даря мне поздние стихи.
Моля спасти хоть их от бездны.
Как незаконное дитя
рыдая, мать несет соседке
и оставляет у дверей,
чтоб побыстрей ей в ночи сгинуть.
Так я несла свои слова,
они ж созвучьями сплетались
театром маленьким клубясь
вязь мусульманских сновидений,
египетских рисунков стиль,
в себя собрали, сотворясь.
Не мир в семь дней,
но тоже чадо.

Из ада выбраться б живой.
Да сосунков отдать бумаге.

Вагон спешит сквозь мглу к кольцу
без остановок по прямой
к кольцу – горящему венцу,
пружинят рельсы, искры, вой…
А дальше вечно день за днем
огонь одежда и еда.
А дальше больше – боль да боль,
лишь где-то там одна звезда.
Прохладой дышит в вышине.
И свет ее пронзает ад.
Глядят тюремщики твои,
глаза чувствительный радар.
Но дар звезды им не поймать,
и чудный зов не ощутить,
чистейший звук и ясный свет
запрет для пеленга чертей.

Звезда сквозь ад – надежды свет.
И нет огня, и пыток нет.
Мой черный принц, отпетый друг
мой заблудившийся жених
затих огонь, почти потух
идешь со мной на свет звезды?
По крохам мир,
по нотам блюз,
по бликам свет.
По буквам ты
опять собрать сумеешь «Бог».
По каплям в чреве день за днем
ты вновь соткешь себя и в путь.
Пусть не ко мне, но к той звезде.
Тебя сумеет зачерпнуть
медведицы глубокий ковш.
В аду ни света, ни зари,
с алмазной лестницей из строк
твой ангел в сумерках парит,
который век, который год.
Мой поезд тонкою стрелой
пронзает мрак
стрелой-иглой.
На нити рельс нанизан ад
назад мне больше нет пути.

Ведь впереди горит звезда.

Любить без права встреч и снов,
по нервам-струнам льется боль.
Изволь блаженный скальд явить,
вить музыки тугую нить.
Яви любовь, что с фонарем
найдем в раю или в аду.
– Ату! – Вопит орда чертей.
Иду сквозь мрак, и светит мне
нить в подземелье, что звенит,
поет в аду на все лады.
Ладью ли мне отдаст Харон.
иль Локки встретит у воды.
Она дорогу озарит,
укажет к цели верный путь.
И выведет из плена тех,
кого низверг под землю грех.
Не всех. Но нить да будет там.
Чертям мороки хуже нет
свет источающий предмет.
Души моей живой кристалл
а аду сверкал, а аду сиял.


Вновь мрак и боль
и ветра плач.
Палач мой рок вперед влечет.
Мешенью небо впереди
открылось, ну, стрела лети!

Напополам душа порвалась.
Я там и тут, я здесь и там.
И знаю до скончанья мира
мои глаза обречены
бесцветный омут
только видеть.
Гадая о моей судьбе
мой след ища в сновидных далях.
И замирая всякий раз,
когда застыну я над бездной.
Душа на части порвалась,
чтобы звездой на дне воскреснуть.

Колодец Патрика открыт,
огонь из адового горла
как бездны черный жуткий крик.
Одевшись пламенем душа
уж не найдет успокоенья.
Стихов прекрасные виденья
без устали ей воплощать.

Подземные дороги дни за днями
свой наговор сокральный совершают
И каждый миг жди ямы под ногами,
колодец Патрика
и пламя, пламя, пламя…
Сказать прощайте,
иль до скорой встречи?
И небосвод поэту лег на плечи.

Катились звезды с неба, но одна
карабкалась по черным рыхлым тучам
и свет ее был мне знакомо жгучим.
И свет его, был мною так любим.
Храни пока не выйдет срок храненья
коль с честью испытания пройдем,
чтобы расправив крылья без усилья
летели ввысь теперь уже вдвоем.
До неизбежно скорой нашей встречи.

И небосвод поэтам лег на плечи.