Про калеку, еще одна глава романа Кровь-Чума

       Кто знает, когда это было? Говорят давно очень, да только отец мой нищего того своими глазами видел.
       Город был стар, так стар, что история его основания в веках затерялась. Стены, сложенные из необработанного булыжника обрушились почти до половины; давно не видел войны этот город. Да и вообще не стало бы его, если бы не тракт через этот город проходивший.
       Вот и жили местные в вечном торгу и служении. Хлеб не растили, одежду не шили, дома редко строили, в лес ходить боялись. Богу одному поклонялись. Даром золотым того бога звали.
       Просто жили, незатейливо. О великом не мечтали. Только и думали, как с постояльцев лишнюю монету содрать, и у купца проезжего еды да тряпья подешевле купить. Читальню последнюю и ту за ненадобностью закрыли.
       И еще об одном пеклись здешние люди. Перед городом текла река, и был через нее мост. По этому мосту обозы в город и попадали. Берегли местные мост, золота не жалели, чтобы мастеровые проезжие его в порядке содержали.
       Так вот и жили. Годами, а может и веками.
       
       Жила в этом городе одна швея. Швеей она, правда, только по традиции звалась. Иголку она и в руках не держала. А одежды, которой торговала, у проезжих купцов заказывала. Кусок хлеба с торговли она всегда имела, да и без мяса редко оставалась…
       Женщина давно уже не была молодой, но до мужчин оставалась падка. Благо муж давно умер.
       И вот случилась с ней тягость. Кто живот сотворил, она не знала, да и не интересовалась особо. Старшие дети давно уже со своими семьями жили. И захотелось старой женщине молодость вспомнить, с младенцем понянчиться.
       Да только недобрым местом город был…
       Страшный уродец у швеи родился. Безрукий, безногий, одноглазый, с перекошенным лицом на огромной не пропорциональной голове. Испугалась швея, но бросать младенца не стала и не из жалости вовсе.
       А еще в ту же ночь священник от кошмарного сна умер…
       Прошло несколько лет. Одноглазый калека подрос. Мать почти не заботилась о нем, да только живуч был мальчишка и терпелив. С самого рождения он не плакал, не орал и что странно с самого рождения понимал, что говорят и чего хотят люди.
       Как-то мать подошла к сыну и сказала: «Пора тебе иждивенец и хлеб свой отрабатывать». Старая женщина была умна и давно подсчитала, что прокорм калеки окупится.
       Утром она вынесла сына на улицу и положила у обочины перед домом; рядом поставила коробку и для зачина кинула медячок.
       Не успела она отойти как разодетый в шелка купец, не слезая с коня, щедрой рукой отсыпал калеке серебра. Старуха заулыбалась. Вид ее сына мог внушить жалость и камню. Теперь оставалось только почаще забирать деньги, ведь заработок сына был легкой добычей для ворья.
       Прошло три дня. Теперь старуха не спешила к коробке после каждого подаяния, а спокойно сидела дома. Воры и лихие люди тоже жалели ее сына.
       На пятый день случилось что-то странное. До этого молчаливо моргавший калека заговорил.
       - Зачем ты живешь? – спросил мальчик у бородатого мукомола.
       На мгновение опешивший мужик заулыбался и бросил в коробку еще один серебренник.
       В сердцах парнишка плюнул вслед уходящему. Следующему он просто сказал:
       - Ты скот, думающий только о золоте и женщинах!
       И снова глубокий всезаглушающий голос ребенка на мгновение поразил человека, но только на мгновение. Видимо узрев в словах великий смысл – купец бросил золота.
       - Ты не хочешь ни чего менять! – в сердцах воскликнул калека.
       - А что мне менять. Я хорошо живу…
       С этими словами человек ушел, удивляясь странностям уродца.
       Мальчик же глядя ему в след, плакал крупными слезами.
       - Ты не хочешь,… не хочешь.… А я не могу!
       Но слезы быстро высохли. Он понял, как поступить.

       Калека по-прежнему лежал у дороги. Теперь он разговаривал с каждым. День ото дня он задавал вопросы, слушал ответы и с сожалением заканчивал каждый разговор словами: «Ты слишком слаб, ты ни чего не изменишь». Мальчик считал количество говоривших с ним. Это было важно, ведь многие просто хохотали, посчитав его блаженным, кинув монету в корзину.
       Старуха не возражала против его разговоров, ведь они приносили несколько лишних монет в день.
       Накормленный и уложенный на лавке мальчик каждый вечер думал о том, что же будет говорить завтра и надеялся на встречу с тем, кто будет способен изменить хотя бы себя.
       Но дни проходили тоскливо. Купцы и воры, шлюхи и старые девы слушали уродца почти как пророка. Вопросы выводили их из обычной беспечности, но, увы, не надолго. Он орал на них, плевался, пытался кусать за ботинки, надеясь, хотя-бы так достучаться до их душ. Но в ответ слушатели улыбались и расходились, обсуждая, насколько забавен этот нищий. А мальчик снова плакал и снова надеялся. Он сбился со счета дней, с количества монет упавших в коробку, но точно помнил, что говорил уже с девяносто девятью десятками и девятью людьми. До тысячи оставался один.
       Мальчик уже начинал уставать, почти перестал надеяться. Лица с выражением скучающего любопытства доводили его до срывов. Он хотел ударить, убить, растерзать, но мог только орать и плеваться.
       Последний из тысячи пришел под вечер.
       Увидев мощную, словно вырубленную из цельного камня фигуру, приближающуюся на фоне грязно-алого заката, мальчик улыбнулся. Он понял, что к нему идут говорить: «Тысячный подумал калека…»
       - Говорят, ты несешь какую-то чушь? - без обиняков рычащим голосом проговорил подошедший, - Зачем тебе это?
       - Я хочу, чтобы они поняли, что живут бесцельно, я хочу достучаться до их душ.
       - У них нет душ. Любой меч знает это. А если бы кто-то из них понял все, о чем ты им говорил, со стыда бы сдох.
       Мальчик молчал. Странный человек открывал ему странные истины: « Может быть, он может изменить себя?» - подумал уродец.
       - Я делаю это постоянно! – ответил на невысказанную мысль собеседник.
       - Кто ты и зачем живешь? – немеющими губами произнес мальчик.
       Загремев латами, человек расхохотался.
       Он хохотал долго, черная с сединой борода содрогалась и порой указывала в небо. Немного успокоившись, латник притворно угрожающим тоном произнес:
       - Я кузнец и убийца, живу, что бы жить и чтобы умирали другие, те которые существуют. Кроме того, я часть Силы и живу ради того, чтобы Она не погибла в нашем мире…
       - Почему ты пришел?
       - Мне жалко тебя…
       - Если кинешь в коробку хотя бы грош, я в тебя плюну.
       Убийца улыбнулся.
       - Ты тоже часть Силы, но ты не мог ни чего изменить. Теперь можешь.… Скажи, что нужно сделать.
       Мальчик думал долго и не долго говорил. Кузнец-убийца кивал.
       - И это все? – Удивился он.
       - Нет. Если хочешь помочь до конца убей меня…
       - Вот теперь все, - улыбнулся латник. – Я еще вчера заточил меч. Только не вздумай испугаться. Душа ушедшая в страхе, долго не возвращается назад.
       Меч выпорхнул из ножен.
       - Спасибо! – сказал калека
       Удар был быстрым и смертельным.
       - Еще увидимся! – хмыкнул убийца.
       Было темно. Но человек у моста привык к мраку.
       Сняв латную перчатку, порезав руку, он аккуратно начертил вертикальную линию на одной из главных опор. Отойдя подальше облаченная в латы тень, прошептала несколько слов и с удовольствием наблюдала, как песком осыпается в реку недавно величественный мост.
       Затем, поправив перевязь, латник направился в город. Этой ночью он был убийцей и радовался, зная, что эти часы станут последними для горожан.