Хорохорящееся

Я вдруг стала предельно открыта и дневникова, и могу о себе, если в рифму, решительно всё:
моё имя – мужское, в девичестве я – Петрова, и я крепко попала в треснувшее кольцо

своих букофф и шуточек, сдобренных алкоголем, воскресений вербальных, новых стихов и форм,
мир мой, в общем-то, ярок, стозевен – он на приколе в очаге инфантильности. Он мне насквозь знаком.

И мне, в общем-то, пофиг, как будут читать потомки, как отпишется обо мне старый хрен с бугра -
сленгом, тонкой ли вязью, рюмкой, фалангой ломкой я подписываю билеты в своё вчера.

Это, в общем-то, род копаний в себе, в личине, эпикриза, экспертных сомнений; сам себе хит.
И бутылка здесь – разумеется, не причина, но одно из последствий того же, чего – стихи,

все – косая бейка, зигзаги, узор саамов, все – отборный кишмиш, посыпка, рахат-лукум.
Безотказные флейты мои, роботы-там-тамы…

А как я пробираюсь построчно сквозь белый шум,
Как приходится в сон валиться кровавой тушей, как приходится вдавливать в щёки распухший мат,
И какими вилами пишется вдоль по юшке, и какими кишками –

лучше не узнавать.