Пятый

Стоп токин. Молчание.
Китайская мудрость.
летающий голубь. Светает
Жаль, что один из нас помер,
второго все ищут,
третий зачат, но не вышел,
четвертый еще не готов.
Ева и Павел
не встретились на поединке
самых красивых.
Ведь их еще нее обложили
Любители острых мгновений.
Я пятый. последний, а дальше
       все лица...
одно мерзопакостней прочих - мое!
Это видимо, связано с тем,
что давно не летаю,
что только и смог написать:
"Где ты бегаешь, пани
в итальянских колготках
по нашему серому снегу."
Однако за молчание надо платить.
А за что мы сегодня молчим?
Может, жжем поминальный фитиль
И тусуемся так некрасиво плечами.
ты приди, умоляю
я дам тебе денег, фату,
пробежишься в ней Ленинским
       парком
Тебе дам я денег
Купи себе девичью честь
       и хромую лису,
чтоб лежала на голых коленях.
Дам я тебе денег,
чтоб истину ты не искала,
чтоб твое меховое шмотье
не хватали бы мерзкие панки,
чтобы ты не читала стихов
одуревшего комедианта,
чтобы ты не кидала трусов
Раъяренной гитаре джаз-банды
Чтобы ты не кричала впотьмах
чтоб любовь не купить и не выдать,
чтобы в наших с тобой головах
не звучала, как прежде, обида.
Это видимо. связано с тем,
что давно не летаю,
что только и мог написать:
"Где ты бегаешь, пани,
в итальянских колготках
по нашему серому снегу".
Ты знаешь, я все-таки видел второго
Он рылся в оранжевой кукле
Он думал. что там будут деньги,
беспомощно рыжими пальцами
вскрывал целлюлозу грудей,
единственным зубом вскрывал
       позвоночник.
Я вызвал "ноль три" пускай посидит в одиночке.
Ильинична дверь открывает
взволнованно ходит по комнате
в алых тонах, в адидасовской
       обуви
ноги старушки потеют.
Она уже больше не пишет
доносы на скептиков и
       диссидентов.
Все бросились в прорубь забвенья
Ну что, дорогая, не спится?
Сходила бы в церковь,
тебя научу я креститься
И свечку за всех убиеннах поставлю,
а может, кого-то прославлю

Вот первый, давно похороненный
в Ржавом болоте
где плавает череп младенца
учителки Клавы
Два трупика черных: один неприкаян
другой перед ним покаянный
А третий родился и плачет,
как плакал Буденный
пред знаменем алым,
когда догорала пехота.
... чуточек срыгнул милый мальчик
и вновь набежала икота
Спит нянька. Его ей качать неохота
Спишь, стерва?
Вдруг это единственный гений
Ведь их, ясноликих, убили
На Пражской весне, на Болоте
на распрями битой Таганке.
Спи, девка. Ну как хоть тебя величают.
Спать хочется. Снова хозяйка борзела
пила свое зелье, смотрела Годара по Теле..
На теле кровавая рана
от пьяного мужа-жокея.
Спи, детка.
Но только ребенка ладошкой
       не схрумкай
и так уже синий животик
и бьется, пульсирует жилка.
Но все все же опять не взлетаю
никак не рванусь, нос расквасив
и только что смог написать
"Где ты бегаешь пани,
в итальянских колготках,
по нашему серому снегу."
Еще не влюбились ручные мои Ева с Павлом
еще не прочли "Дон-Кихота"
и Гарсия Лорка не познан
и ветки черемух оставлены ими беззлобно,
и губы еще суховаты,
и плечи у Евы не смяты
и брошка на правой груди
уцелела как память солдата
Солдатик мой Павел,
солдатствуем вместе по нервам
Пусть я никогда тебе в этом не буду примером
Люби свою землю
забудь что отец твой был пятым
Стоп токин. Молчание
Китайская мудрость
Конвертик чуть-чуть в уголочке
       примятый
(Июнь 1997)


Рецензии