Окошко в расписании

У него календарь на годы вперед забит.
По расписанью: встречи, весна, звонки,
Истерики и без выхода тупики.
Может, ему плевать, какие ты пишешь опять стихи?
Словно врубили огромный такой софит
Под тысячу вольт. А тебя все равно знобит.

У него во входящих на проводе – Белый Дом.
Переговоры с самой Кандолизой Райс.
Он думает о тебе по два миллиона раз.
Но у тебя, детка, слишком заниженный прайс.
А у него ангина. И он даже дышит с трудом.

У него с утра только пробки и лимузин.
Нервы и дорогой бензин.
Тебя с утра прижимают к стеклу в метро попутчики – дураки.
В Москва – реке ловят рыбу наивные рыбаки.
И первой звонить совсем тебе не с руки.
Но ты звонишь… А в трубке опять гудки.

И ты мечешься, маешься, словно червяк на крючке,
Сжимая себя до молекул в замерзшем своем кулачке.
Начинаешь злиться.
Тебе только стукнуло двадцать, ему за тридцать.
Поезд резко затормозит, ты схватишься за соседа, чтобы не оступиться.
И какая-то вдруг старушка, тебе улыбнувшись, начнет молиться.

Переход на летнее время губит иммунитет.
На твои звонки у него приоритет.
Ты сняла пальто и надела сегодня жакет,
В надежде, что он пригласит тебя на обед.
А ты на десерт закажешь пирог из манго,
А вечером у него в квартире вы станцуете танго.


Ты, не попытавшись с собой бороться, сползешь по стене.
Холодным московским ветром подземки будет сквозить по спине…
Он, наверное, сильно занят. Как где-то из вне
Начинает трещать мобильный. Ты снимаешь трубку. Он шепчет тебе:
«Послушай
Родная, я заказал на сегодня сакэ и суши…»
Ты замираешь, гадая, что будет дальше?
Уже улыбаешься без оттенка обид и фальши…
Сердце колотится, как чужое, за что ни возьми.
«…Я вырвусь сегодня пораньше. И заеду часам к восьми….»