XX. In The Flesh

Кто польстится на съехавшую набок линию
На унылые глубокие складки
На пересохшие трещины
Или на пенящийся блаженный оскал?
Но если, напротив
Есть некий нежный изгиб
Подобный луку Амура
Или маленькая ямочка
Хранящая в себе прохладную тень
Или оттенки, будоражащие воображение
Заставляющие его вспоминать цветок за цветком
И отбрасывать прочь лепестки
Что не в силах подражать совершенству?
Чем изящнее уста, тем и ложь на них смотрится краше
Мыслители, уставшие от работы
Позволяют себя обманывать
Рукоплеща на жизненных подмостках
Тем, чье нутро изведано ими
До последнего закоулка
Это не игра
Это даже не подобие ее
Это лишь тень
Что застилает собою устало внимающие глаза
Лесть, Лицемерие и Ложь –
Танцовщицы из одной труппы
Что столь удачно пляшут
На безупречно изогнутых губах
Однако же тот несчастливец
Что обрек себя на жажду истины
Не столь юношески глуп
Что удовлетворится одним нежно-лобзающим
Взором в губы
Есть и другие уста
Тайные
Обреченные
Наказанные выдавать правду до последней капли
И несчастливец воплотит в себе чьи угодно порывы –
Ревнивца
Сыщика
Судьи –
Когда его рука резко метнется вниз
И разорвет заискивающие узлы
И едва ли не брезгливо нырнет под ткани
Дабы правду узнать из самых первых уст
Из тех самых, которые с ним честны не менее
Нежели он – с ними
Неискренность –
Удел низкопробных комедиантов
И потому каждая сцена действа
Должна быть воссоздана во плоти
Только так кульминация станет достижимой
Только так будет завоеван пик
А стон не будет сдержан
Ибо он будет настоящим
Никакого притворства
Приторных, надоевших вздохов шлюхи
(Так и хочется завязать ей рот, хотя…
Диалог всегда может стать монологом
В силу чрезвычайной занятости одной из сторон)
И пусть суеверы
Боящиеся играть мертвецов
И ложиться в гроб при жизни
Убираются прочь со сцены
Смерть, как пантера
Долго выслеживает бесстрашных
Из известной им засады
Но, как собака
Она бросается на того, кто ее боится
Пусть, вздрогнув, смахнут пыль с зеркала
И приметят на шее неродимое пятно
До странности похожее на трупное
«Вот так, оказывается, можно прозевать свою смерть», -
Ворчит обиженная потаскушка
Слезая с захрапевшего завсегдатая
Пусть убираются прочь хитрецы
Что рвутся распивать настоящие вина
Но скупятся на подлинные слезы
И потому обращаются за помощью
К травам, таящим в себе терпкий сок
Вот так тело не может солгать
Если трагик застыл на полпути
Между горем своего героя
И собственным отсутствием остроты
Хоть что-то все еще лишено лицемерия
Не ему называться актером
Со сцены ли глядит в лицо бездне тот
Кто, желая явить ей душу
Срывает с души этой ее костюм Евы?
Кажется, что дальше обнажиться нельзя
А он обнажается
Надень маску ему на лицо –
И сквозь нее смутно проступят брови
И запылают губы
И взгляд пронзит ее без труда
Он выйдет на дуэль
Если в полушаге от него
Туман расставит свою непроницаемую сеть
Скрывая место, где закончился мир
Во плоти
Во плоти
Играется правда
Какою бы горькой ни была она
Какою бы разъедающей не стала
Ах, наивный Меркурий
Возомнивший себя Асклепием
Все проливает над ним
Свои металлические слезы
(За отдельную плату, конечно)
Зеркала занавешиваются болью
Пока удавы вьют бесконечные кольца
Внутри гениально актерствующей конструкции
Во плоти
Во плоти
И – будет достигнута кульминация
Слова замирают глубоко в глотке
Пока это подобие бездны
Поглощает кинжал
Лихорадочное молчание трудящейся стороны
Монолог
А на деле – взрывное действо
Вот тот, чьи уста наказаны вместе с телом
Тот, который облекает своим множественным
И явственным призраком
Доверившийся ему силуэт
Проходясь вокруг него
Требуя
Твердея
Делясь секретами мастерства
Начало акта
Поднимается занавес
И сразу же падает платок
Чтобы под конец задушить
Который уже это
Из нарочно оброненных?
Которая трагедия
Снова разыгрывается здесь во плоти?
Кульминация
И – слезы на восхищенных лицах
Кульминация
И – можно возобновить диалог.