XIX. Без личины Лицедей

Вот – несчастливая планета
Что обретается в страшной близости
От горячечного светила
Вот – звезда, что заблудилась на собственной орбите
Бугриста
Неровна
Истерзана
Ее поверхность
Там кричат вулканы, что не извергают лавы
Но ширятся во все стороны
Там подобия воздуха отравлены парами
Язвящих камень жидкостей
Не до глупости –
До безрассудности смелая звезда!
Звезда наказанная
Храбрящаяся столь задорно
Что невозможно вообразить до конца
Ее истинную отчаянность
Спутник солнца вздорного, непостоянного
Неспособного светить без помощи извне
Спутник, который не прогонишь
Вон горы, откусившие клок от неба на востоке
Подобны человеческому профилю
А озеро, что уютно застыло в затемненной впадине
Наверное, умеет созерцать
Но что за вулканы взрываются по сторонам?
Что за стоны доносятся из недр?
Что за странные, шипящие потоки
Прокладывают себе путь по ущельям?
Множатся и множатся кратеры –
Грубые поцелуи хвостатых звезд
Что-то есть знакомое в этой планете
Взор уже отдыхал и мучился
На этих контурах
Да, это профиль откусывает от плоти неба на востоке
И не в озерах – в глазах бурлят
Зелья выдержкою во множества эр
Во множества пыток…

Но лава густеет и становится теплой смолою
Амброзией живою
Но умеющею метать искры
И пригвождать к стене
И ко всем видам лож
Выпадами, что носят имя взглядов
В них – предвосхищение
Всех существующих и несуществующих
Может, просто доселе не открытых
Не воспетых преисподних
Честнейшая обманчивость
Надменнейшая строгость
Клинок с легкостью обращается
Шалью, туманом, тайною
И оборачивается вокруг доверчивого силуэта
Помогая ему стать призраком
Заставляя его дрожать
Подобно им же отбрасываемой тени
Что отдана на игривую волю
Неверных свечей
Царь зверства непреклонен
Как бы ни мурлыкали и не рычали
В глубине его естества
Новорожденные страсти
Он – весь внимание
Отчего столь глубоки его глаза?
Теперь вся душа переселилась в них
Внимая, оценивая, размышляя, трепеща
Ум – его корона
Таланты – покровы его
А здесь перед ним
Прыгает по некрашеному полу
Девственный горностай
А лев глядит вдаль
И кристалл его – время
В мире, из которого испарилась магия
А он глядит и видит
Как горностай теплотою царственной
Облекает пухлые, но гордые плечи
А лев глядит вдаль, и душа его –
Воплощенная строгость
От нетерпения становится он порывистым
Но стократ быстрее
Мыслеформы творят свой бег
Внутри его головы
И на самом загаженном переулке
Воображение в мгновение ока
Возводит фантастические декорации
И несуразная девица
Превращается в прекрасную безумицу
Что одаривает колдовскими травами
Ошеломленный люд
В мертвицу, в чьей груди
Чувств хватило бы на полкоролевства
И она – его львица
Непокорная
Непостоянная
Умеющая ранить
С душою, воплощенною в жестах и репликах
В телодвижениях
Та, которая любит меньше –
Спокойно и отчаянно улыбается он
В отчаяньи счастлив он и горд
Посреди бурлящего моря людей
Меж чьих ладоней вновь и вновь
Рождается бессловесное «Браво!»
И два очага пылают в нем самом
Оба мучительны
И тягучи
И оба будут сопровождать его до смертного одра
А львица все сменяет и сменяет личины
Все смыслы, все стремления в них находя
И отдаляется от него
Бежит, смеясь, в места, которых нет
Пока он, подобно своему же верному пилигриму
Ковыляет бездорожьями
В компании верной музы, заточенной в стекле
И бьет окна и сновидения
Пока она пытается набраться сил
Дождь смывает его следы
Только он уже успел заронить зерно
В ее вздорную, но столь благодатную почву.

Комедианты и трагики, в спешке меняясь лицами
Шуршат одеждами
Мантиями и лохмотьями
Коронами и шутовскими колпаками
Перетекая из образа в образ
И деловито бранясь
Перестраивая гримасы
Пока на заднем плане скрипят декорации
Или же настоящие ступени?
Тяжелая поступь обессиленных ног
Львица не успевает дать волю ярости
Пока неверный свет свечей
Не то сострадая, не то издеваясь
Выхватывает из темноты не личину – лицо
Это – отпрыск Феба
Которому венценосный отец
Отказал от сияния
Отказал от неба
И вот он здесь
К ногам соскальзывает искусно завитая грива
Корона и обрамление благородного лика
Испещренного кратерами неправильной формы
В которых нет ни капли лавы
Он глядит на львицу
И вновь душа подступает опасно близко
К поверхности глаз
Одно из озер уже затянулось льдом
Запрет на созерцание уже наложен на него
Какое-то бездействующее лицо
Шепчет львице о невозможности мешкать
А отпрыск Феба
Которому венценосный отец
Отказал от сияния
Только что узрел это сияние здесь
Изможденный
Изувеченный
Покрытый поцелуями хвостатых звезд
Питающий отвращение к вулканам
Облеченный в силу и спокойствие
Как и подобает царю зверства
Он – не строгость более
Он – нежность
И, пока за личиною визави
Ненадолго проступило лицо
Он использует этот случай
И обращается с предложением
И проигрывает, едва начав
Вновь лицо занавешивается личиною
Она удаляется слушать ладони
Меж которых будет рождаться
Бессловесное «Браво!»
А ее вздорная, благодатная почва
Уже взрастила цветок
Отпрыск отпрыска Феба…
Лишь бы ему отказали от преисподней.

Царю зверства
Пристало быть ловким в искусствах
Вот он упражняется в добродетелях
В неистовстве фехтует сам с собою
В каждых новых ножнах все сильнее
Заостряя свой клинок
Чтобы, в конце концов, от него же и пасть
Тот, кто был слеп доселе, пусть глядит во все глаза
Вот воплощение остроты
Вот первое слово рассказа
Первый штрих портрета
И последний взмах злополучного клинка
Который, к несчастью, уж более не легок на подъем.