XIII. Своеволие Париса

Это – миф, что у всех на устах
Это – картина, что хоть однажды
Являлась взору каждого из ныне существующих
И из уже отживших свое
Ибо кто из них не окунал взор
В чашу искусства
Кто не просовывал язык в сладкие уста
Коими неприглядные факты
Воспеты и обращены в мифы
Вспомним век обнаженный
Пригубим из драгоценной чаши
Со строгим ободком
Перенесемся под прохладную сень кипарисов
Там ведут неспешную и ревнивую речь
Трое богинь
Одна – царственная, надменная, холодная
С флегмою в точеных жилах
Воплощенная строгость –
Венец чела, не ведающего морщин
(По крайней мере, так говорят скульпторы
Насладимся же доверием к льстецам)
Вторая – печальная, темноглазая, молчаливая
С непроницаемыми веками
Таящими под собою разгадки тайн всевозможных
Что измыслены были миром
(Стала бы она для сфинкса искусною наездницей?
Благоразумно обойдем тот грозный риф,
Над которым культуры проникают одна в другую)
И третья – юная, с солеными ланитами
И влажными власами, что струятся по спине
С девственных уст слетает вздох любви
(Жрецы молчат о том, что вздох этот умеет убивать
Что ж, мы и сами отрежем язык нечестивцу,
Что осквернит иллюзию)
Таковы три девы
Что под благостной сенью кипарисов
Ведут неторопливую
Но втайне ядовитую беседу
Мечтают о заклейменном многими народами
Чудесном плоде
Что упал –
Далеко от родственного древа! –
В изящную ладонь
С рваной линией жизни
Замирают девы, издалека заслышав
Легкую пружинистую поступь
Перехватывает у них дыхание
Когда игривые пальцы
Раздвигают вечнозеленые ветви
И вот – судья роковой красоты
Уже разделяет с тремя спорщицами
Густую полуденную тень
И сияет скрытно-порочной планетою
Спелое яблоко в правой руке
Дергаются три мраморные шеи
Проталкивая поглубже в горло
Жадную слюну
Каждая хочет стать червем
И сглодать искушающий плод
Но милый судья
Скользя пальцами по блестящей кожуре
Испытывает их терпение
Играет нитями остроумного разговора
Однако царица не привыкла ждать
Безжалостно отталкивая рукою
Услужливое опахало кипариса
Делает решительный шаг вперед
Высокая и властная
С безупречно прямой спиною
(Будто бы все ее тело
Вместо традиционного позвоночника
Поддерживает меч)
Она глядит сверху вниз на красавца
И предлагает ему абсолютную власть
И он стремительно отвешивает ей
Поклон, преисполненный уважения
Склоняет темновласую голову
Только чтобы скрыть
Неподходящую усмешку
Призрак власти не в силах пришить к плечам
Отсеченную голову
И он отказывает оскорбленной царице
И прячет руку с яблоком за спину
И тогда смелости набирается вторая дева
И подходит к нему неслышно, но твердо
И становится рядом с ним
Не глядя в глаза
И обещает ему мудрость
Печально качает судья головою
Он не верит ей
Не о мудрости идет речь – об уме
Коего у него в достатке
То к небесам возносит, то пригибает к земле
Бремя взрывного эликсира –
Сила ума и острота языка
Врожденное, отточенное, неоспоримое умение
Стяжать себе, прежде всего, несчастья
И он безмолвно отступает от богини
И тогда решается приблизиться к нему
Дева последняя
Она подходит к нему вплотную
Чтобы сумел он оценить игру румянца
На соленых ее ланитах
Она обвивает его шею нежными руками
Наматывает на палец
Тяжелую темную прядь
И шепчет на ухо сладкие речи
Она предлагает ему любовь
Что будет льнуть к нему отовсюду
Изменившийся в лице, раздраженный
Он хватает ее за волосы
И толкает в компанию отверженных
Фыркает презрительно, упрекая их за скучность
И за неумение лицедействовать
За отвратительно отрепетированные монологи
Что были призваны его обмануть
Склонить его к нечестивой сделке
За все то, чем владеет он в тошнотворном избытке
За собственные его пороки
Заплатить более чем золотом
Нехотя замечает он, как последняя дева
В смущении опускает рукава
Он знает, что за козырь
Прибережен для него напоследок
Эта змея, столь падкая до плодов
Поднесет ему на своих окровавленных ладонях
Сердце желаннейшей женщины
Она так глядит на него, будто бы согласна
Отдаться ему сама
И его взгляд окатывает ее
Волною презрения
Резко развернувшись на внезапных каблуках
Судья покидает трех уродливых разъяренных фурий
Приоткрывается резко очерченный рот
И безжалостно острые зубы
Впиваются в податливую плоть яблока.

Сквозь множественные завесы тумана
Мимо деревьев, из чьих ветвей рвутся
Наклонности мучителей
По сочащейся мутными водами земле
Ступает раздор во плоти
Идет, тяжело и изящно опираясь о трость
По неподатливым аллеям
Мимо странных образований
Что родятся из земли
Бледных, влажных, скользящих
Друг о друга до крови
Кровь ли это, или древесный сок?
Растения обнимают друг друга
Ветвями, удивительно похожими на руки
К дуплу стремится сук
В древесине уже начинают шевелиться короеды
Но растениям все равно
И они продолжают врастать друг в друга
Нога едва не наступает
На сладострастные корни
А взор бежит вперед
Но все тропы ведут обратно
Будто бы подражая деревьям
Изощряются во взаимных проникновениях
Коим конца не видно
Дрожит ладонь, проронившая случайно
Пару яблочных косточек
И усмехается судья, чтобы не закричать
И вспоминает о предложении третьей богини –
Маленькой развратницы –
Даровать ему любовь желанной женщины
Ах! – они поссорились накануне
И – увы! – развратнице он отказал
Вспыльчивое воплощение раздора!
Дождь милостиво спускается к нему на лицо
Ибо стенать в исступлении
Не пристало мужчине
Это яблоко, дерзко им поглощенное
Уже успело обернуться нечистотами
Может, именно о них замарал он с утра
Носки своих туфель
Покачивают головами ревнивицы
Говорят, что не вызвать обратно демона
Лаская огонь в своих дырах
Издевательски пьют за здоровье Париса
Гладят его по призракам роскошных волос
И шепчут:
«Воплощение раздора, мы рады за тебя
Мы не позволили бы сброду небесному
Пировать на старом и снулом теле
Нет уж, пусть лучше не останется от него
И камня на камне
Дабы никто не смел утолять свои инстинкты
За его счет
Дабы въелся каждому в память, как наказание
Твой мучительный образ
Дабы остался один лишь слог разящий
Возвысивший себя средь пыток
Оборвавшийся на самой пронзительной
На триумфальной ноте».

Так, крича от невыносимости удовольствия,
Они нанизываются на его острие.